Имя его известно, подвиг его не бессрочен

Как Владимир Путин не остался президентом навечно

18 января президент России Владимир Путин в Санкт-Петербурге посвятил себя мероприятиям, связанным с 77-летней годовщиной прорыва блокады Ленинграда. И в рамках этих событий, обращает внимание корреспондент “Ъ” Андрей Колесников, президент ответил на неизбежный вопрос собственной несменяемости, поставленный одним из ветеранов войны ребром и даже ультимативно.

Персонажи панорамы не только перестали отличаться друг от друга, но и, казалось, легко менялись местами или, наоборот, держались друг друга

Персонажи панорамы не только перестали отличаться друг от друга, но и, казалось, легко менялись местами или, наоборот, держались друг друга

Фото: Дмитрий Азаров, Коммерсантъ  /  купить фото

Персонажи панорамы не только перестали отличаться друг от друга, но и, казалось, легко менялись местами или, наоборот, держались друг друга

Фото: Дмитрий Азаров, Коммерсантъ  /  купить фото

Главным из мероприятий, в которых принял участие в Петербурге Владимир Путин, стало посещение панорамы «Память говорит. Дорога через войну». Это новое произведение автора трехмерных панорам Дмитрия Поштаренко и его команды «Невский баталист».

Трехмерная панорама оставляет сильное впечатление. Ты стоишь, к примеру, в окопе над нависшей над тобой гусеницей немецкого танка и испытываешь что-то, может, даже похожее на то, что испытывали люди, когда-то на самом деле стоявшие под нею, еще живой.

Между тем дорога на панораму начинается, признаться, странно. Ты видишь развернутый комикс художника Duran. Вот дети слушают своего деда, который рассказывает им, как их бабушка перед войной подарила ему зажигалку. На войне дедушка попал в плен, немецкий офицер попросил у него, что немного странно, огоньку, и дед гордо сказал, что для фрица у него огоньку не найдется. Тогда немец поставил деда к стенке и выстрелил прямо в сердце. «А пуля в зажигалку попала, да?!» — с восторгом переспрашивают дети. «Да какой там! Прямо в сердце! Умер я тогда!» — констатирует дед. Дети, конечно, в шоке: «Но если ты тогда… То как мы…» В это время дед уже почти исчезает из кресла на листе ватмана, и дети тоже, остаются лишь их все менее отчетливые контуры. Надо полагать, их тоже на самом деле нет.

На стене есть и рецензия на комиксы: «Настоящее обнаружило отсутствие собственного прошлого, и оно исчезает на глазах».

В общем, Стивен Кинг позавидовал бы такому сюжетному повороту: детей на самом деле не было, так как деда убили… В общем, умерли все, а в войне что, фрицы победили, так играючи бравшие в плен советских солдат? В общем, художественный эксперимент следовало бы признать рискованным.

До приезда президента оставалось не так много времени, но Дмитрий Поштаренко все же успел показать свои мастерские, которые расположены на том же этаже, что и панорама. Сейчас здесь прежде всего работают над историей про оборону Новгорода. Вокруг иконы, в том числе кажущиеся очень большими и достоверными.

— Одна из частей этой панорамы,— рассказывает Дмитрий Поштаренко,— это эпизод, когда два немца вывозят из музея русские иконы, а в какой-то момент упаковка с иконами рассыпается, и они валятся на землю.

— А иконы вам не жалко? — спрашиваю я.

— Иконы делаем так,— объясняет он.— Берем икону, печатаем на специальной бумаге ее внешний радиус, удаляем лишние детали…

Андрей Рублев гордился бы этими людьми.

— Потом,— продолжает Дмитрий Поштаренко,— прорисовываем нужные, чтобы издали видны были, мазки…

Иконы издали и в самом деле виделись настолько достоверными, что я, кажется, понимал уже растерянность в глазах недоделанного во всех отношениях фрица-манекена, который вывозил их на санках.

— А здесь делаем Янтарную комнату,— невозмутимо продолжал Дмитрий Поштаренко,— где-то четыре на четыре метра, стены высотой тоже четыре метра…

У меня уже не было особых иллюзий, и я только спросил, из чего они делают янтарь.

— Специальный пластик, добавляем в него колер…— пожал плечами Дмитрий Поштаренко, показывая мне уже получившиеся куски янтаря.

Хотелось аккуратно оглянуться по сторонам, да и спрятать янтарь в карман.

— У нас ведь люди кругом участвуют в панораме,— объясняет Дмитрий Поштаренко.— Вот человек стоит, он вынужден достать пистолет, при этом он совсем рядом с вами. Фигуру надо делать очень близко к посетителям, которые идут мимо, чтобы возникало ощущение полной достоверности, и ничего страшного, мы не боимся за сохранность, просто раз в год надо подкрашивать им лица (я уже начинаю путаться, кому именно.— А. К.)… Видели девушку с винтовкой на экспозиции, где Сталинград?

Да, я видел. Девушка стоит навытяжку перед стеной с зеркалом, а за углом — ее командир с пистолетом, он ранен, а в комнату уже входит немец с автоматом, и у командира, видимо, нет патронов, девушке предстоит развернуться и выстрелить, и на лице ее страх и решимость… Это, если присмотреться, целый киноэпизод, и мы ведь так и не знаем, развернулась ли она, смогла ли найти в себе силы, потому что стрелять будет ведь, похоже, вообще в первый раз. Но я уверен, что развернется и сделает свой шаг.

— Да,— подтверждает Дмитрий Поштаренко,— один шаг только. Заметьте, девушка видит немца в зеркало. Сначала Алена смотрела у нас просто в стену…

— Алена?! — машинально переспрашиваю я.

— Да, мы ее зовем по имени художницы, которая ее рисовала,— кивает Дмитрий Поштаренко.— Но потом догадались, что она должна его в зеркало увидеть!

Дмитрий Поштаренко сейчас как будто идет по панораме и расстраивается, что в сюжет о горных стрелках на Кавказе не успели добавить альпиниста.

— Он должен нависать над зрителями, я все время вижу его…— делится Дмитрий Поштаренко.

А там и без того все сложно: крутой спуск с заснеженного склона, трещина, разлом даже, сломанная лыжа, немцы и наши в белых маскхалатах несутся прямо на тебя… Нависающий альпинист кажется мне уже избыточным персонажем в этой драме характеров… Но нет, ему не кажется. И я знаю: скоро будет здесь и альпинист тоже.

— Я хотел, чтобы все, что во мне накипело, выплеснулось в этой панораме. Для этого мне необходимо было 2 тыс. кв. м,— констатирует Дмитрий Поштаренко.

Он их в итоге, справедливости ради, и получил.

— У нас, конечно, проблема со скульпторами,— продолжает он.— Советские скульпторы уходят, а нынешние в пропорциях сильно косячат. Я даже курсы скульпторов окончил, чтобы на одном языке с ними разговаривать. Не получается у них достоверной анатомии. Уши несимметричные, как правило, ноги непомерно длинные… Или, наоборот, только Давиды выходят. А нам эта крайность тем более не нужна.

Его виртуальное движение вместе со мной по панораме продолжается.

— А видели,— оживляется он,— оружейника в тылу, на заводе в Туле? Его с Володи сделали!

— С какого Володи? — осторожно интересуюсь я.

— Работник на экспозиции,— поясняет Дмитрий Поштаренко.— Улыбка у него очень уж добрая. Я все думал, как использовать эту улыбку… И вот нашел. Еще к тому же на бамбуковый костыль его поставили, это тем более трагично, в сочетании с этой улыбкой… И вся Тула от этого получилась доброй, а я хотел, чтобы она отличалась от всей остальной панорамы…

Сколько же здесь, на панораме, живых людей-то на самом деле, думал я. В комнате живые люди пропадали, а тут, наоборот, появлялись один за другим. Алена, Володя…

— Во Владивостоке, на острове Русский, делали экспозицию,— с удовольствием вспоминает Дмитрий Поштаренко,— про последний бой Второй мировой войны, так заловили японцев, которые на экскурсию приехали, и с них списали японских солдат. Несколько часов они нам позировали… Фото чаще всего не годится, тут ракурсы нужны… Вот наш двухметровый скульптор сейчас будет позировать, он идеальный носильщик икон, которые вывалились у него, можно сказать, из рук. И я ему говорю: «Ты должен испугаться, растеряться, ты должен быть ошарашен! Вот с этим выражением и замри…» И хорошо, что у меня девушка-дантист знакомая есть, потому что мне зубы с деснами нужны… И она обещала…

Фотогалерея

Блокада Ленинграда в фотографиях из архива «Огонька»

Смотреть

Дмитрий Поштаренко, конечно, режиссер на этой своей войне. Он снимает не фильм, а стоп-кадры этого фильма, и ты при этом не в зрительном зале, а внутри этого кадра. Можешь встать между Аленой и тем немцем… Но лучше не надо…

Дмитрий Поштаренко показывает панораму Владимиру Путину. Конечно, стоило бы идти помедленнее, но все-таки что-то можно успеть разглядеть.

— Был один человек,— рассказывает Дмитрий Поштаренко президенту,— который сражался с немцами. Всех его товарищей убили, и он один заряжал вот это орудие, стрелял… Немцы были поражены, когда взяли высоту, они думали, что против них целая батарея… Немцы в итоге сами похоронили его с почестями…

Он показал президенту и Володю, и Алену, и мальчика из гитлерюгенда, которого президент внимательно рассматривал, а потом сказал, показывая как на живого:

— У меня в Германии был такой знакомый… Работали вместе… Из гитлерюгенда тоже… Много интересного рассказывал…

То есть к концу экспозиции Владимир Путин успел полностью поверить Дмитрию Поштаренко.

Кортеж президента поехал в Музей обороны и блокады Ленинграда, и, честно говоря, было даже удивительно оказаться здесь после панорамы Дмитрия Поштаренко («Невский баталист» и его команда сделал его за 40 млн руб., которые получил в качестве президентского гранта). Здесь было дорого (на обновление экспозиции ушли сотни миллионов рублей) и холодно. Но веяло не тем холодом, который преследовал людей во время блокады. Это был холод созерцания, совсем не греющий душу. Ну, с другой стороны, и так тоже может быть.

Здесь, в музее, у Владимира Путина прошла встреча с ветеранами Великой Отечественной войны и патриотических объединений. Здесь президент вручил первые медали «75 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов», их получили три петербуржца.

— Наша 86-я стрелковая дивизия, 330-й полк (в нем служил и отец Владимира Путина.— А. К.), на левом фланге наступала по освобождению города Шлиссельбурга,— рассказала Екатерина Тутурова.— Он был освобожден 18 января 1943 года, и я вас хочу с этой датой поздравить, поскольку это наш родной полк.

Она была ровесницей его отца и теперь стояла перед ним и говорила не спеша, очень отчетливо, словно стараясь, чтобы Владимир Путин не забыл ни слова:

— Мы, ветераны, до сих встречаемся, из 330-го полка нас осталось всего четыре человека.

Андрей Краснобаев из регионального штаба «Бессмертного полка» спросил президента, какие решения приняты насчет помощи фронтовикам и труженикам тыла: на последнем заседании оргкомитета «Победа» Владимир Путин дал поручение разработать новые меры.

Вопрос не был случайным, Владимир Путин, видимо, готовился к нему:

— Знаете,— сказал он,— я сегодня думал об этом, пока сюда ехал. Мне пришла в голову простая нехитрая мысль. В чем она заключается? У нас 75 лет Победы, поэтому мы… я думаю, это будет оправданно, люди это поймут… окажем помощь, связанную с этой цифрой: по 75 тыс. руб. выделим ветеранам Великой Отечественной войны и всем приравненным к ним категориям и по 50 тыс.— труженикам тыла.

До сих пор к юбилеям ветераны получали по 5 тыс. и по 10 тыс. руб.— к 65-летию, к 75-летию Победы. Цифра 75 тыс. звучала обнадеживающе для них, жаль только, конечно, что это было не 100-летие Победы…

Фотогалерея

Хроника блокады глазами жителей города

Смотреть

— Мы вспоминаем,— говорил Владимир Путин,— эти 125 граммов хлеба, которые приходились на гражданских лиц (во время блокады Ленинграда.— А. К.). Мы вспоминаем о том, что в год в Ленинграде во время войны в сто раз умирало людей больше, чем в мирное время. 125 граммов хлеба… Я сам для себя с удивлением обнаружил: за время блокады жители города сдали 144 тонны крови! Чтобы вывезти в соответствующей упаковке на фронт, потребовалось 150 железнодорожных вагонов! Вы представляете, это же просто невероятный подвиг гражданских лиц! И при этом сами умирали от голода…

Василий Волобуев, председатель Совета ветеранов Санкт-Петербурга, казалось, походя упомянул про то, что надо продолжать бороться с фальсификаторами истории, и Владимир Путин сразу перебил его:

— Я в послании только что об этом сказал: мы обязательно создадим центральный архив документов, кино- и фотоматериалов, и мы заткнем рот тем, кто пытается переиначить историю, подать ее в ложном свете и принизить роль наших отцов и дедов…

Надо было видеть его сейчас. Или лучше нет, не надо было. В этой истории Владимир Путин, без сомнения, пойдет до конца. Раньше глаза Владимира Путина становились такими же стеклянными, только когда в самом начале двухтысячных говорил о войне в Чечне.

Сейчас это война, как известно, прежде всего с Польшей.

— И мы не позволим,— опять сказал он,— этим попыткам представить историю в совершенно дурном свете. Хочу еще раз подчеркнуть: мы этот поганый рот заткнем документами навсегда, чтоб неповадно было.

Очевидно, там есть чем заткнуть: уверенность в себе была у Владимира Путина, можно сказать, беспрецедентной. И выражение «заткнуть рот» так понравилась, наверное, ему самому, что он не удержался расцветить словом «поганый».

Владимир Путин на некоторое время отвлекся на мысли об Израиле и о том, как там «не дают забыть миру о жертвах холокоста», как создали памятник жертвам блокады Ленинграда, открывать который он летит 23 января, а потом, видимо, понял, что все-таки не до конца еще выговорился и снова с чрезвычайным выражением произнес:

— Еще раз хочу повторить, пускай это прозвучит грубовато, но это так и есть: этот поганый рот, который открывают некоторые деятели «за бугром», для того чтобы достичь своих сиюминутных политических целей, мы заткнем правдивой документальной информацией.

Затем Владимир Путин возразил ветерану, который в ритуальном, можно сказать, порядке (эта процедура занимает несколько минут на любой встрече Владимира Путина с общественностью) попросил президента повлиять «на Первый и Второй каналы», чтобы «они прекратили разборки постельного белья» и стали наконец «ближе к исторической памяти и патриотическому воспитанию».

Владимир Путин сообщил, тоже ритуально, что «на каждый роток не накинешь платок» (и это не тот все-таки случай, когда хотелось бы).

Неожиданно, все еще отвечая на этот вопрос, Владимир Путин упомянул о том, что его тоже, как выяснилось, сильно беспокоит:

— Как это ни покажется странным…— он запинался, волнуясь даже, кажется.— Вы знаете, я выступал совсем недавно с посланием, и большая часть этого послания была посвящена поддержке семей с детьми… Потрясающе! Я никогда не мог себе этого даже представить: оказывается, появились (видимо, люди, но вряд ли их можно в полной мере назвать так.— А. К.). И сейчас распространяют свое мнение, что не надо государству в таком объеме поддерживать семьи с детьми! Это удивительно просто, но это есть! Надо просто не запрещать им говорить, а надо показать, что это за люди и какие это моральные уроды на самом деле!

Оказывается, Владимира Путина могут ранить социальные сети, кто бы мог подумать. Впрочем, на эту тему высказывались и некоторые политики, которых он, видимо, теперь запомнил, так сказать, в лицо.

Между тем, даже читая послание, Владимир Путин упоминал про то, что и в правительстве нашлись противники таких мер. Так вот теперь нет не только этих людей в правительстве, но и, как известно, самого правительства.

Если, конечно, он не имел в виду элементарную Алену Водонаеву.

Наталья Феофанова, родственница ветерана Бориса Феофанова, которую он взял с собой на эту встречу, рассказала о трудной судьбе захоронения полководца Михаила Илларионовича Кутузова. Могила, по ее словам, не имеет общего паспорта:

— Часть украшений и убранства относится к Музею религии, в частности знамена, которые были демонтированы в 2017 году, потому что они уже истлели… Часть памятника находится в ведении КГИОП… И соответственно, Казанский собор служит литии и, естественно, ухаживает за могилой, цветы готовят и т. д.

Наталья Феофанова обратила внимание, что во время Великой Отечественной войны «памятники полководцам не укрывались, в отличие от других памятников, и, соответственно, могила Кутузова была тем местом, где присягали бойцы, перед тем как отправиться на фронт».

Владимир Путин казался пораженным. Нет, он не знал всего этого.

— Данное захоронение,— продолжала Наталья Феофанова,— мне кажется… может быть, я ошибаюсь… Должно быть поставлено на учет в Министерстве обороны, и тогда могут быть выделены целевые деньги на реставрацию этого захоронения, на реставрацию убранства.

— Потому что,— не выдержав своего же спокойного тона, воскликнула она,— знамена же надо реконструировать! Одно знамя 500 тысяч стоит на сегодняшний день!

Российский президент подтвердил, что это для него совершенно новая информация (он, кажется, имел в виду, что любой новой информацией его невероятно трудно удивить) и что он обязательно займется памятью Михаила Илларионовича Кутузова (а то в самом деле одна Польша, кажется, способна свести с ума кого угодно и не оставить места в мыслях для таких людей, как Михаил Илларионович Кутузов, а ведь это несравнимые для России понятия и величины: Польша и Михаил Илларионович Кутузов).

Елена Цунаева, сопредседатель центрального штаба «Бессмертного полка», на свой страх и риск вернула Владимира Путина к рассуждениям о фальсификаторах истории, и на этот раз Владимир Путин назвал цели этих людей «хорьковыми, политическими», то есть и их самих, собственно говоря, назвал хорьками. По-прежнему от всей души, как говорится.

— Дорогой наш президент и верховный главнокомандующий! — обратился к Владимиру Путину ветеран войны Анатолий Климов, и это уже выглядело многообещающе.

А дальше было еще более многообещающе. То есть совсем многообещающе. Более многообещающе быть то и не могло.

— Владимир Владимирович, позвольте мне,— продолжил Анатолий Климов,— просить вас решить некоторые проблемы, связанные с нашей Конституцией.

Не знаю, как все остальные, а я замер, так как понял, о чем сейчас спросит этот человек. Кажется, Владимир Путин все последнее время только тем и занимается, что решает проблемы, связанные с нашей Конституцией. Но одну важную вещь он, разумеется, упустил. И напомнить о ней было почетным долгом и священной обязанностью именно такого уважаемого ветерана Великой Отечественной войны. Да, именно от такого человека должны были исходить эти слова, которые Анатолий Климов произносил медленно и неумолимо, и в них не надо было ни полслова менять, а просто вносить в случае чего во все учебники по новейшей истории России — все до последней запятой:

— Очень хотелось бы в предложенный вами список дополнений и изменений добавить одну… или реставрировать, усовершенствовать одну статью, которая говорит о сроках пребывания президента у руля руководства страной.

Да, это было именно то, что я ожидал.

— Нам, старшему поколению,— честно оговорился Анатолий Климов,— хотелось бы, чтобы в этой статье продолжительность трудовой деятельности по руководству страной не ограничивалась конкретными сроками, а чтобы народ потом решал, продлить работу президента или освободить его, поблагодарив за сделанное. Я думаю, это будет лучшее для России решение всех проблем, особенно по улучшению жизни нашего народа.

Согласитесь, формулировки были чеканными и исчерпывающими. Даже мне хотелось скорее согласиться: во-первых, чтобы не вызвать к жизни новых аргументов, а во-вторых, просто согласиться, так как Анатолий Климов был убедителен и спорить тут было, собственно говоря, не с чем, ибо спорить надо было бы, если что, с самим народом.

— Вы решили одну задачу — по укреплению вооруженных сил,— добавил Анатолий Климов.— Сейчас можно приступить к решению второй задачи. Опыт у вас огромный. Подумайте, как это претворить в жизнь, добавив статью в этой новой Конституции нашей страны по увеличению практической деятельности президента.

Анатолий Климов, правда, не конкретизировал, что это за вторая задача, но можно было не сомневаться, что он сделает это, как только Владимир Путин выполнит свою часть работы и внесет предложенное изменение куда надо.

Владимир Путин ответил не сразу, может быть, он даже с удовольствием оттягивал этот момент, позволяя всем тут окончательно разволноваться по этому поводу.

— Я хочу вас поблагодарить,— наконец произнес он,— потому что в этом предложении звучит оценка того, что было сделано за многие годы работы. И надеюсь, это связано не только со строительством вооруженных сил, но и с экономикой, социальной сферой.

На секунду я подумал: а вот Владимир Путин сейчас согласится с идеей Анатолия Климова, и что? Да ничего. Все ведь вздохнут с облегчением. Одни — потому, что именно такое и предсказывали все последние годы. Другие, прежде всего Анатолий Климов,— потому, что и правда жаждут этого.

И почему этого не могло сейчас произойти? Нипочему. Ибо произойти может все что угодно.

— Я понимаю то, о чем вы говорите,— продолжил Владимир Путин.— Связано это у многих наших людей с тревогой за стабильность общества, за стабильность в государстве, и за внешнюю стабильность, и за внутреннюю… Я прекрасно понимаю!

Ну, надо было отвечать уже по существу.

— Вместе с тем очень тревожно, на мой взгляд, было бы вернуться в ситуацию середины 1980-х, когда руководители государства один за другим до конца своих дней оставались у власти, уходили из этой власти (то есть, грубо говоря, помирали.— А. К.), не обеспечивая при этом необходимых условий для трансформации этой власти.

Это, видимо, именно то, чем занимается сейчас сам Владимир Путин.

— Поэтому вам спасибо большое, но я думаю, что лучше к такой ситуации, какая была в середине 1980-х годов, не возвращаться.

Таким образом, Владимир Путин намеревается жить во власти, а не умирать в ней.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...