Это раньше говорили: «нарисуем — будем жить», сегодня: «нарисуем — будем анализировать
Фото: Дмитрий Коротаев, Коммерсантъ / купить фото
О диагнозах, которые надо ставить не детям, а их воспитателям
Тема была и, как оказалась, остается больной. Вопросов у родителей, судя по развернувшейся дискуссии, много — что считать достаточным поводом для отчисления из кружка, секции, клуба? Кто виноват — родители, ребенок или педагог (тренер)? Что делать — искать компромиссное решение, вступать в переговоры, поскольку клуб (секция, кружок) находятся рядом с домом и удобно водить ребенка, или категорически все менять, сжигать мосты и искать новое место и нового педагога? Неизменно возникает и финансовый вопрос — если родители платят за услуги, не означает ли это, что ребенок имеет право получить эту услугу? Что делать, если за кружок взимается плата в виде месячного абонемента, которая не всегда возвращается в случае болезни ребенка и не переносится на следующий месяц, в договоре прописаны все возможные и невозможные ситуации, связанные с перечислением оплаты, но нет ни одного пункта, по которому ребенка могут отчислить за танки, поезда, невыполненные спортивные элементы или плохо спетую песню и вообще не ту? Можно ли вообще отчислять ребенка, если речь не идет о его поведении, если он не мешает остальным детям, не мешает педагогу вести занятие?
Детям, особенно маленьким, пяти-шести лет, в принципе все равно. Ходили туда, теперь пойдем сюда. Страдают в основном родители.
Я тоже через все это прошла. Меня в детстве выгнали из секции с формулировкой «у нее попа под коленками», означавшей, что я неперспективная. Мама не стала спорить с тренером и кивнула. Но тогда речь шла о профессиональной секции, где данные ребенка имели значение. И сейчас, если родитель планирует для своего чада профессиональную карьеру, нужно быть готовым к отчислению. Хотя опять же ребенку лучше не слышать про то, в каком месте у него находится попа и насколько несовершенны другие части тела.
Но если мы говорим об обычной студии, куда водим ребенка для общего развития?
Моего сына выгоняли из секций дважды. Первый раз — из шахматного клуба. Вася делал успехи, занимался с увлечением, участвовал в турнирах. Но все вдруг пошло не так в один миг. Василий вдруг начал срывать турниры, даже внутриклубные — в какой-то момент сбрасывал со стола шахматную доску и уходил. Я спрашивала, в чем дело, и сын признался — он понимал, что допустил ошибку и партия проиграна, за два хода до того, как это доходило до противника.
— Если противник не понял, что ты ошибся, ты имел шанс выиграть! — убеждала я сына.
— Это уже неинтересно,— отвечал он,— я упустил красивую комбинацию.
Отчислили его после того, как он бросил в стену часы.
— А зачем было швырять часы в стену? — спросила я.
— Не знаю, я не помню. Прости,— сын говорил искренне.
Второй раз его выгнали из теннисной секции. Опять же он считался лучшим учеником, перспективным и все такое прочее. Да, с нервной системой оставались проблемы — в случае досадного проигрыша сын ломал собственную ракетку, за что получил прозвище Джон Макинрой. Я была готова к тому, чтобы прекратить эти тренировки, потому что семейный бюджет не выдерживал покупок новых ракеток. На одном из соревнований сын не просто сломал очередную ракетку, но и сорвал сетку. Тренер сказал, что все. Забирайте. Переводите в футбол, например. Сыну индивидуальные виды спорта не подходят категорически. Ему нужно с кем-то разделять ответственность за поражение. Я согласилась. Даже не стала спорить. Хотя должна была. Как мать. Ведь за психологическую устойчивость, готовность к соревнованиям тоже отвечает тренер, а не родитель. Я даже не могла стоять на трибуне и следить за игрой сына — он заставлял меня выйти на улицу. Я его отвлекала, мешала. Мамы детей-спортсменов меня поймут. Да я и сама была не в силах сидеть в зале — у меня сердце останавливалось при каждой подаче.
К счастью, сын нашел себе вид спорта по душе — стрельба из пневматической винтовки. Дострелялся до первого взрослого разряда. В удовольствие. Лишь потому, что его тренер — пожилая женщина, маленькая, сухонькая, орущая матом, вызывающая ужас одним своим появлением в тире,— с ним поговорила. И сын не портил имущество и выходил на соревнования психологически готовым.
Мою дочь тоже выгнали из художественной студии. Ей было года четыре. Дочь на каждом рисунке изображала человеческую фигуру. А на фигуре — обязательно обозначала пупок. У нее просто мания пупков была. Даже если она рисовала принцессу в платье, то на месте пупка рисовала цветок. Мне тоже советовали обратиться к психологу на предмет пупка как проявления зависимости от авторитетной матери, недостатка внимания в семье и прочих проблем, включая внутриутробные. Слава богу, мне хватило здравого смысла не слушать про пупочные травмы и пуповину, которую моя дочь пытается перерезать, чтобы отделиться от меня раз и навсегда. Или про то, что, наоборот, создать эту пуповину, потому что я плохая мать и отрезала от себя ребенка.
К танкам, поездам, машинам, пожарам, которые так любят изображать дети на своих рисунках, а также роботам, монстрам, вампирам и прочей нечисти педагоги относятся так же, как к пупкам моей дочери. Срочно психолог, психоневролог, психотерапевт и все остальные специалисты с приставкой «психо»! Родители впадают в панику и вспоминают все свои грехи и невыполненные или, наоборот, перевыполненные родительские обязательства.
Сейчас диагноз ставится всему, любому детскому проявлению фантазии. Пупок — нарушенная связь, танки — сложная обстановка в семье. Пожар, горит дом — нарушение всех связей. Поезд, машина, трактор — желание сбежать.
Человек, нарисованный без лица,— отсутствует самоопределение. Девочка, изображенная в виде мальчика,— гендерные противоречия. Ну про домик без окон — традиционный тест для малышей — я даже вспоминать не хочу. Все дети обязаны рисовать домик с окнами, иначе — диагноз.
Буквально на днях я шла мимо нашего районного детского сада. Пятилетний мальчик говорил маме: «Не хочу в этот сад. Когда меня оттуда выгонят?» «Если будешь так себя вести, то скоро!» — ответила мама.
А может быть, выгонять надо не детей?