катастрофа
Вчера в Новошахтинске (Ростовская область) завершилась первая часть беспрецедентной операции по спасению горняков, блокированных в залитой водой шахте на глубине 750 метров. Удалось поднять на поверхность 33 шахтера. Судьба еще 13 горняков, в том числе директора шахты "Западная-капитальная" Василия Авдеева остается неизвестной. С подробностями с места событий — ОЛЬГА Ъ-АЛЛЕНОВА и СЕРГЕЙ Ъ-КИСИН.
Если бы не героизм, то выживших было бы больше
В восемь утра из шахты раздался крик: "Живы! Мужики живы, 33 человека!" Люди, вторые сутки ожидающие у входа в шахту, решили, что кто-то пошутил. Из шахты выбежал человек и еще раз крикнул: "Живы! Только что позвонили!" И громко стал диктовать фамилии тридцати трех. Кто-то захлопал в ладоши, кто-то зарыдал, кто-то стал смеяться. "Они сказали, что один очень плохо себя чувствует,— тихо добавил дежурный подошедшему командиру.— Но сказали, что потерпят, дождутся и помереть ему не дадут".Это событие стало точкой отсчета для спасательных работ. В штабе МЧС, расположившемся в здании управления шахты, было решено послать разведку в так называемую инспекторскую клеть — после того как главный скиповый ствол из-за прорыва воды вышел из строя и его стали засыпать породой, для спасателей остался только один путь — клетевой ствол, по которому обычно поднимаются две пассажирские клети и одна инспекторская. Шахтеры еще называют этот ствол людским.
Спустя час после звонка шахтеров стало ясно, что для спасательных работ пригодна только инспекторская клеть, так как две пассажирские были разбиты мощным потоком воды. Снарядили горноспасателей и первых четверых отправили вниз. Спасатели были в специальном снаряжении — непромокаемой одежде, высоких плотных сапогах и рукавицах. Такое снаряжение должно было быть и на шахтерах, запертых водой в шахте, но для них спецодежда давно уже стала дефицитом.
В одиннадцать часов утра подняли первую группу шахтеров — черные, дрожащие, в мокрой грязной одежде, они щурились от света и ничего не видели. Кажется, они даже не слышали радостных криков своих родных. Одного из этих четверых вынесли на носилках. Шахтеров сразу загрузили в две скорые и отправили в 1-ю горбольницу Новошахтинска. Эта группа была самой тяжелой.
До следующего подъема ждать целый час: в клети, рассчитанной на двоих, поднимают по четыре человека, но все равно быстрее, чем один подъем в час, не выходит из-за большой глубины ствола. Мы возвращаемся в штаб МЧС — здесь обсуждают подробности операции и пытаются понять, куда делась группа из 13 человек, в которой находились директор шахты Василий Авдеев и главный инженер Валерий Грабовский.
— Основная группа собралась у клетевого ствола, им спустили питьевую воду, и там уже трое спасателей с медикаментами и аппаратом искусственной вентиляции легких,— докладывает майор в форме МЧС сидящим над чертежами генералам.— Насчет второй группы они ничего не знают. Говорят, что, когда пошел сильный поток воздуха, раздался свист, они поняли, что прорыв. Двое побежали предупредить ту группу, что ушла вместе с Авдеевым. Потом хлынула вода, и им пришлось уходить в забой. А эти двое-то молодцы, товарищ генерал.
Генерал устало кивнул головой, только показалось, что он так не считал, ведь если бы не героизм тех двух, то среди точно выживших было бы не 33, а 35 человек.
Эта шахта умерла
Василий Авдеев накануне заступил на должность директора "Западной" и отправился осматривать шахту. Вместе с ним пошли главный инженер Валерий Грабовский и группа горнопроходчиков. Вместе с двумя шахтерами, побежавшими предупредить эту группу об аварии, они и оказались теми тринадцатью, которых теперь не могут найти. Вчера вообще не было никакой надежды. Никто не верил, что из шахты поднимется хоть один живой. Сегодня верят в невозможное. Говорят: раз уцелели эти 33, значит, и те 13 спасутся. Говорят: раз с ними Грабовский, он их выведет. Инженер на этой шахте больше 20 лет, он ее наизусть знает. Он выведет людей на возвышенность, где вода им не будет страшна.— Похожая ситуация была на "Западной" в феврале этого года,— рассказывает горнопроходчик Кирилл Киреев.— Тогда грунтовые воды вот так же прорвали ствол, только не скиповый, а ВПС (воздухоподающий.— Ъ). А ствол, чтоб вы знали, это такая дыра в шесть метров диаметром, и ее стены закупорены железобетоном. И вот когда под напором воды эта железобетонная защита ствола разрушается, вода с бешеной скоростью мчится вниз, мгновенно затапливая все полости. Тогда, в феврале, этот ВПС решили засыпать породой, а воздух пустить через скиповый или грузовой ствол. Нельзя было этого делать. А теперь вот та же ситуация со скипом. Сейчас его будут засыпать, а это значит, что шахта умерла. Потому что для ее жизнедеятельности необходим грузовой (скиповый.—Ъ) ствол, чтобы поднимать выработку наверх, а у компании просто нет денег на то, чтобы пробить новый.
В забой как на забой
Кирилл рассказывает, что из спецоборудования у шахтеров с собой есть только самоспасатели и светильники. Без этих предметов в шахту просто не пустят. Самоспасатели двух видов, одни помогают находиться в течение 40 минут в безвоздушном пространстве, другие защищают от хлопьев горелой резиновой ленты в случае пожара. "Но в такой вот ситуации этих приборов мало, понимаете, ведь речь идет не о 40 минутах, а о сутках,— говорит Кирилл.— Зато им очень помогла бы спецодежда, а у нас ее нет. Одежда у всех рваная, в забой вроде как неважно в чем идти, да только коли бы прорезиненная форма была да сапоги хорошие, уж люди от холода бы защищены были. Мы ведь, стыдно сказать, обычные сапоги резиновые напрокат берем у тех, кто со смены пришел. А вы видели когда-нибудь, как обедают шахтеры? Разворачивают свои узелки, а в узелке — картофелина, луковица да кусок хлеба, вот и весь обед здоровому мужику. А что нам делать, спросите? Зарплату последнюю в феврале дали, и то 20-40%. Кто 300 рублей получил, кто 600. Компания-то наша, 'Ростовуголь', сама крутится, государство ей не помогает, хотя у государства 65% акций. Так-то".— Я в шахту,— прощается Кирилл.— Пойду менять ребят, мы-то сейчас с другой стороны заходим, с шахты имени "Комсомольской правды". Долбим ход к "Западной", потому как если Грабовский куда и повел ту группу из тринадцати, так только туда, в северный штрек, там уровень выше. Вот туда и хотим продолбить.
Мы возвращаемся к "Западной". Горняки-спасатели, только что выбравшиеся из шахты, сосредоточенно курят дешевые сигареты. "Там внизу недостаток кислорода, уже сейчас вместо 21% — 17,— слышим от них первую новость.— Туда спускают потихоньку врачей, кислородные подушки. Лица у мужиков — в гроб лучше кладут. А глаза сумасшедшие. Да вот вторую партию сейчас поведут".
Под руки вывели еще четверых шахтеров — черные от угольной пыли лица, на которых неестественно белые белки глаз и бледно-розовые губы, а глаза... Горноспасатели говорят правду, таких глаз у нормальных людей не бывает.
— Саша! Сашуля! — закричала женщина.
— Папка! — раздался детский голос.— Папка, мы тебя любим!
Мужчина слабо улыбнулся, чуть повернул голову и тут же ее уронил — больше у него не хватило сил. Его быстро завели в скорую.
— Киреев, Коптев, Мыльников и Попов,— громко отчеканил дежурный МЧС,— все слышали? Это те, кого только что подняли.
Светлана Иванова, схватив за руку дочь, смотрит на вход в шахту. Но оттуда для нее пока нет хороших вестей. Брат Светланы Михаил — горный мастер 2-го участка. Он среди тех тринадцати, которых не нашли.
— То говорили, что никого не найдут живыми, то — что все живы,— тихо говорит она.— Надежда то появляется, то уходит. А Миша там уже трое суток...
Мы думали, Светлана не станет говорить сейчас о шахте. Но она заговорила. Она сказала, что шахта опасна, и что все это знали, и когда мужчины, муж и брат Светланы, шли в забой, они знали, что этот поход может стать последним. "Все горняки знали, что есть скопления грунтовых вод, что вода может прорвать ствол, потому что такое уже было,— говорит Светлана.— Знали, что из закрытых шахт необходимо откачивать воду, а ее не откачивают, потому что никто не хочет деньги на это тратить. А ведь природа не терпит пустоты — и если где-то есть вода, а где-то есть выдолбленная шахта, то эта вода обязательно прорвется в эту шахту. Все это знали, что надеялись, что пронесет. Но куда нам деваться? Куда идти людям? Здесь-то мало платили в последнее время, но ведь, кроме этих шахт, в городе работы вообще нет. Муж мой на шахте имени Ленина работает, эта та, с которой долбить первый ход хотели. В январе он принес домой 363 рубля. Это такой дали процент от зарплаты, а всю зарплату мы тут уже несколько лет и не видим. Брату Мише 47, ему до пенсии всего ничего, да и куда он пойдет в таком возрасте, если молодежь устроиться не может?"
"Пустите домой помыться"
Шахтеры со слоем углевой пыли на лицах молча слушают слова Светланы. Они только что вернулись со смены из "Комсомолки", чтобы узнать новости о спасенных товарищах. За субботу в "Комсомолке" они продолбили 15 метров. Это, конечно, очень мало по сравнению с теми 60 метрами, которые надо пройти, чтобы попасть в "Западную". И шахтерам придется рубить еще три дня. Все понимают, что еще трех дней в запасе просто нет. Если 13 пропавших живы, они уже предельно переохлаждены и у них уже началась гипоксия из-за нехватки воздуха. Но сегодня все верят в чудо.У шахтеров короткий перерыв, через десять минут они снова пойдут в "печку". Так называется нижний уровень, на котором они работают.
— Года три назад одну за другой стали закрывать шахты,— говорят они.— На брошенных шахтах прекратили откачку воды. А эту воду необходимо откачивать круглосуточно, на работающих шахтах стояли специальные насосы для этого. И теперь такие аварии будут случаться везде, потому что вода ищет выход и находит его. В общем, хозяина тут нет путевого. Вот говорят, закрывают шахты, потому что убыточные. Только непонятно, с чего они убыточные, если два года назад "Западная" 40% угля давала от всей добычи "Ростовугля". Сюда бы денег вложить и работать тут за милую душу. А тут все наоборот выходит: старую компанию "Ростовуголь" ликвидируют, потому что раздербанили и разворовали все, что можно, а новый "Ростовуголь" уже частный, и ему государство помогать не хочет. А между прочим, есть такой закон, "Об угле" называется, так вот там черным по белому сказано, что на технику безопасности должны выделяться деньги из бюджета, тем более что наша компания еще не ликвидирована и находится в собственности у Минимущества.
Вокруг очередной партии, появившейся из шахты, суматоха. Мои собеседники пытаются пройти вперед, но солдаты, стоящие к нам спиной, не пускают их через оцепление. Только увидев светильники на касках и черные лица, лейтенант приказывает пропустить. Оказывается, один из эвакуированных горняков вырвался из рук спасателей и бросился к своей семье. Его схватили, он стал вырываться и кричать: "Пустите домой помыться, пустите домой!" "Нельзя ему пока домой, завтра отпустят,— крикнул родственникам эмчеэсовец.— Не видите, не в себе он!" Пятеро спасателей затолкали шахтера в скорую, и машина умчалась.
— Мужик-то не больно здоровый, и силища в нем, видать, от стресса взялась немереная,— завздыхали женщины.— А попробуй посиди несколько суток в холоде, темноте, без воздуха, и вода все прибывает. После этого не то что ум за разум зайдет...
— Подняли 19 человек,— раздается рядом женский голос.— Сказали, еще пять часов, чтобы всех. Мой, слава богу, жив.
"Если пойдут водолазы, значит, только за трупами"
У Ольги Васильевны в шахте брат Виктор Коваль. 27 лет он проработал на "Западной" горнорабочим очистного забоя, или попросту ГРОЗ.ГРОЗ — это значит самая тяжелая, самая черная и самая опасная работа. 27 лет — это целая жизнь. У Виктора Коваля профессиональное заболевание — силикоз. 27 лет он дышал угольной пылью, и теперь у него больные легкие. С таким заболеванием шахтеры должны раньше уходить на пенсию и получать неплохие по местным меркам деньги. Но для начала надо получить от врачей официальный диагноз в виде специального свидетельства. Просто так получить его нельзя — за "угольную" медкарту требуют 40 тыс. рублей. Поэтому "силикозную" пенсию часто получают совсем не те, кто ее действительно заслужил. У Ольги Коваль от силикоза уже умер дядя, так и не получив это заветное свидетельство.
— Эту шахту закрывать надо было уже после первого затопления! — возмущенно говорит Ольга, но, подумав, расстроенно добавляет: — А закроют, куда он пойдет, два года ему осталось до пенсии? Думали, дотянет.
— Все равно закроют,— вздыхают женщины.— Тут уж смотреть не будут, сколько кому осталось до пенсий.
16 часов. Все уже знают, что воздуха в шахте остается все меньше. И пока никто не придумал, как его подавать. Люди у шахты гадают, куда пошли 13 пропавших.
— Если они ушли на "пятак" в северный штрек — а именно туда и должен их повести Грабовский,— то туда километра три добираться,— рассуждают женщины.— Самое главное — хватит ли воздуха, не залила их вода? Лишь бы не накрыло их там — 700 метров под землей.
— Вы погодите, бабоньки,— говорит пожилой шахтер.— Туда спасателей уже снарядили, они собираются внизу, потом там сформируют группу, и они на лодках пойдут по штреку. Найдут наших ребят, вы, главное, не войте покуда, а то сами знаете... Вчера вон всех уже похоронили, а живы ведь! Такой шквал воды, а они выстояли! А, что говорю?
— Живы, живы,— соглашаются женщины.— Бог услышал нас, вот и батюшка тут ходил весь день.
Подбегает молодая женщина и с ходу рассказывает:
— Ой, девчонки, мужики-то наши молодцы какие! Я из больницы только что, мне врач говорит: ни я, ни вы такое не выдержали бы, а они такие умницы, мужественные люди. Они четыре километра прошли по грудь в воде пешком, они плоты какие-то там строили, они на месте не стояли, потому и выжили все!
— Постой, чего ты тарахтишь? Тебя к своему-то пустили?
— Нет, никого не пускают, врач мне так сказал: вы не ходите туда, они уже домой все рвутся, а им нельзя пока, пусть денек-другой полежат. Их там раздели, в одеяла завернули, горячими бутылками обложили и какой-то согревающий раствор капельницей в вены, а они-то, мужики наши, шутят уже! Сашка-то кричит: штаны дайте, оденусь, домой пойду, а медсестры ему: мы же тебя только раздели, ишь какой непостоянный! И все в хохот! Ой, девчата, молодцы-то какие, а, мужики наши. Ой, а вашего, Ольга Васильевна, не подняли еще? Ну, вы не волнуйтесь, там ничего серьезного! Врач так и сказал: только переохлаждение, все будут жить.
Ольга Коваль всматривается в темнеющий вход в шахту. "Они пропускают вперед тех, кто послабее,— говорит она то ли с грустью, то ли с гордостью.— Там сейчас последние две партии, это самые выносливые, значит, остались".
Кто-то говорит, что внутрь повели водолазов. Людей это почему-то настораживает.
— Успокойтесь, женщины, это люди из военизированного горноспасательного отряда,— говорит старший в форме МЧС.— У них такое снаряжение, водолазное. Они потихоньку спускаются вниз, чтобы искать людей. Водолазы у нас тоже есть, но они пока там не нужны.
— Ну да, если пойдут водолазы, значит, только за трупами,— подвела итог одна из женщин. И все стали следить, не пойдут ли водолазы.
В это время в шахте остановился лифт, замерцали лампочки на касках, а потом из темноты снова выплыли черные лица, непонимающие глаза и хватающие воздух рты — спасатели повели еще одну партию.
— Витюша, мы здесь, мы с тобой, Витенька,— закричали две женщины, молодая и пожилая.
А потом молодая женщина повернулась и сказала: "В шахту он больше не пойдет". И расплакалась. Мы подумали, что это счастливые слезы. Но рядом плакала другая женщина, Надежда Бутурлимова. Она прощалась с шахтой. "Вся жизнь здесь осталась,— сказала она.— Это наша кормилица, это родное существо, она ведь живая, понимаете? Мы без нее пропадем. Мы умрем с голода".
— Мы и так умираем с голода,— спокойно сказал стоящий рядом с женщиной парень.— Они выжили, потому что не могли не выжить. Если бы они погибли, их дети побираться бы пошли.
В этой группе никто не плакал
Две последние партии встречали аплодисментами. Их встречали как героев, потому что они и были героями. Эти последние подняли наверх своих товарищей, а сами ждали внизу, потому что считали, что выдержат. А на самом деле внизу не хватало воздуха, они тряслись от холода, и еще внизу снова могла пойти вода.Я услышала фамилию Коваля и посмотрела в посветлевшее лицо Ольги Васильевны. Она первый раз улыбнулась.
— Ромка! Молодец, мужик! — крикнули товарищи-шахтеры второму появившемуся из шахты горняку. Ромка попытался протянуть к друзьям руку, но руку перехватили спасатели, и мужчину затолкали в машину.
— Да что же их, как зэков каких, швыряете! — с обидой воскликнули родственники.— Дайте хоть обнять-то!
— Папа! Я хочу с тобой! — закричал ребенок.
— Не мешайте! — крикнул старший в форме МЧС.— А то сейчас вообще запретим тут вам находиться!
Жена Романа бросилась к скорой, но перед ней закрыли дверь. Она побежала за скорой, а потом остановилась. Лицо ее было мокрым, но она улыбалась.
Последними подняли Виктора Захарова и Анатолия Серополова. Эти двое и правда выглядели бодрее остальных и даже улыбались. Как будто не они провели трое суток в холодной воде, без света, пищи и особой надежды на спасение.
— Захарка, я щуку вчера поймал! — крикнул какой-то мужчина.— Сказать, в каком озере?
Витя Захаров улыбнулся измученной, но счастливой улыбкой и тоже хотел подойти к своим, но и ему не позволили.
Счастливая жена Вити Марина упрекнула мужчину: "Зачем ты про щуку! Он же теперь из больницы сбежит!" — "А я потому и сказал!" — хохотнул мужчина.
— Тут бабуле плохо,— закричали люди. Все бросились к старой матери Анатолия Серополова. Женщина не разглядела сына и не поверила, что его спасли. "Вы видели Толю? — спрашивала она, задыхаясь.— Я его не узнала, это не Толя был?" — "Теть Дуся, успокойтесь, это Толик, он просто черный весь, как негр,— утешали ее знакомые.— Он рукой нам махал!"
У шахты осталась небольшая группа молчаливых людей. Они так и не дождались известий о тринадцати горняках, пропавших под землей. В этой группе никто не плакал.
Поздно ночью из шахты неожиданно подняли всех спасателей. Оказалось, что в забое высокая концентрация газа. Трое спасателей с признаками отравления были госпитализированы в больницу. Вода продолжала поступать. В штабе решили засыпать скиповый ствол. К шахте потянулись "КамАЗы", груженные породой и ожидавшие своего часа у шахты весь день.
— Спасатели работу прекратили,— тихо сказали в группе ожидающих.— Теперь, пока не завалят ствол, они вниз не спустятся. Неужели все?
"Спасибо, что засыпать не стали"
В воскресенье утром в штабе хмурые эмчеэсовцы чертили схемы, что-то горячо обсуждали и с журналистами разговаривать не хотели. Но не потому, что у них не было времени, а потому, что журналисты их очень обидели. Утром телевидение передало информацию о том, что спасательные работы прекращены.— Никто ни на минуту работу не останавливал! — горячится солидный человек в форме МЧС.— Всю ночь горняки долбили ход с шахты имени "Комсомольской правды", прошли 25 метров. Во вторник утром они выйдут к "Западной". Но до вторника мы тоже сидеть не будем, сейчас вот главное — воду остановить, понимаете? За ночь в этот главный скиповый ствол мы планировали закинуть 800 кубов породы, закинули 1300. Но это не помогло — ночью вода поднялась еще на семь метров. Там огромная дыра, из которой хлещет вода, и всю породу, что мы туда засыпаем, моментально размывает. А дыра эта стала еще больше, и теперь уже в час прибывает 25 тысяч кубометров воды — то есть просто все озеро, все 15 миллионов кубометров переливаются в шахту. Мы уже сбросили туда 30 тонн рельсов. Ну, чтобы они поперек встали и как бы решетку образовали, тогда эта решетка будет задерживать породу и закупоривать дыру. Сейчас приняли решение вагонетки туда сбрасывать, вот бронетранспортер ищем, чтобы сбросить и как-то заткнуть эту дыру.
В штаб заходят горноспасатели: "Ребята, спасибо, что ствол засыпать не стали во время работы, а то нас всех посметало бы". Главный от МЧС улыбается и смотрит на нас: "А вы говорите, что МЧС ничего не делает!" Спасатели рассказывают, что, пока шахтеров поднимали группами наверх в инспекторской клети, в штабе решали, стоит ли одновременно со спасательными работами засыпать основной скиповый ствол. Так как вода стремительно прибывала, решили засыпать. Но подполковник МЧС Никуличев выступил против. "Этого нельзя делать, могут пострадать люди во втором клетевом стволе". Его поддержал губернатор Владимир Чуб, а вчера, когда после подъема спасателей из шахты в скип стали засыпать породу, поняли, что офицер МЧС оказался прав: вода под давлением сбрасываемой породы прошла в клетевой ствол и стремительно хлынула кверху. Если бы это случилось вчера, когда в этом стволе находились люди, спасти их уже не смогли бы.
— Для нас главное — остановить приток воды и еще решить проблему с кислородом,— уже миролюбиво говорят эмчеэсовцы.— Мы не подняли бы спасателей из шахты, если бы не отравление. Там ведь что произошло? Спасатели стали спускаться вчера в шесть вечера, сгруппировались и поплыли по двум направлениям, в разведку. А вода на уровне 1,5-1,7 метра, там они не могли даже респираторами пользоваться. Они дошли до какой-то точки, наглотались углекислоты, трое отравились. Мы в час ночи их подняли. А кислорода там становится все меньше, в дальнем забое концентрация углекислого газа уже составляет 6%. Ночью мы включили компрессор и через противопожарные шурфы нагнетаем кислород. Но работать там сейчас нельзя. Вот если удастся засыпать основной ствол, тогда сможем спуститься вниз.
"Мы так решили: первыми самых тяжелых поднять"
Примерно в это же время с первой городской больницы в Новошахтинске сняли оцепление, и родственники смогли навестить спасенных накануне шахтеров. Первой, кого мы увидели в палате хирургического отделения, была Ольга Васильевна Коваль. Она держала брата за руку и радостно помахала нам рукой: "Вот он, Витя наш". И добавила, показывая на нас брату: "Вить, они вчера вместе с нами тебя встречали". И Ольга рассказывает брату, как в пятницу вечером кто-то увидел плавающие в воде каски, и все решили, что шахтеры погибли. "А теперь ты ведь второй раз родился",— улыбается она, гладя плечо брата рукой.Виктор Коваль кажется спокойным, но когда начинает вспоминать двое суток, проведенные под землей, голос его немного дрожит.
— Когда этот свист услышали, поняли, что прорвало,— говорит шахтер.— Все знают, что уже два ствола в шахте засыпано и такой поток воздуха может гнать только вода. Мы в первом очистном забое находились, сразу пошли к клетевому стволу, чтобы подняться наверх, но навстречу хлынула вода, мы схватились за кабели, чтоб не снесло, и повернули назад.— Виктор Коваль откашливается, чтобы справиться с волнением, и продолжает: — Мы пошли в ЮОШа (южный откаточный штрек.— Ъ), переночевали и через него пошли на ЦКУ (центральный коренной уклон.— Ъ). Все время посылали по два человека в штрек проверять, не сошла ли вода. Ребята все молодцы, держались хорошо. Советовались, ругались, но если решение принимали, никто уже не дергался, все выполняли, что надо. Попали на ЦКУ — тоже было затоплено, шли, держась за ленту, а вода доходила до шеи. Добрались до "бугра", это прямо в штреке такая балка, там отсидели еще десять часов. Конечно, все испугались, но как-то верили, что нам помогут. Когда стало ясно, что не помогут, поняли, что самим надо выбираться. Стали плот строить из шпал, у нас в шахте шпалы деревянные, но они набухли от воды, и плот утонул. Наконец, двое ребят пришли и сказали, что вода немного сошла. Мы пошли по кабелям к клетевому стволу. А с нами связист был, Коля Сиволобов, он еще на ЮОШа телефонный аппарат снял и с собой взял, это нас и спасло потом. У людского ствола еще одну группу встретили, они уже там пару часов провели, пытались по трубе достучаться, но не смогли — глубина 700, а тут еще вода шумит. Тут стали искать целый кабель, мудрили-мудрили, а уже воздуха мало, задыхаемся все, самоспасатели надели, с ними, если не в активном режиме, можно полдня находиться без воздуха. Наконец, Коля подключил аппарат и позвонил. Когда трубку там, наверху, взяли, они не поверили сразу, сказали: ребята, вы не шутите? То есть они и не поняли сразу, что связь-то только с шахтой, кто еще тут шутить может? Потом что-то закричали, стали быстро спрашивать, сколько нас и фамилии. А потом кто-то сказал в трубку: ну вы даете, мужики, с того света вернулись! Спустили врачей и забрали первую четверку. Мы так и решили — первыми самых тяжелых поднять.
— У них же там братство,— вступает в разговор Ольга.— Они как одна семья. Вот он со своим звеном и остался до последнего.
— Да не было там никакого геройства,— отмахивается от сестры Виктор.— И ругались между собой, и матом, нервы-то у всех не железные, и жить все хотят, чего там уж. Так просто вышло — кто мог подождать, ждали, не смертельно же, знали, что все равно поднимут. Когда клеть уходила с партией наверх, тоска нападала, но ненадолго. С нами-то уже врачи были, спасатели. И свет уже был, и воду пить дали.
— Вы в шахту уже не вернетесь? — спрашиваю у Коваля. Все родственники, окружившие нас, дружно качают головами: "Все, хватит уже! Их в эту шахту на верную смерть посылали!" "Нет, не пойду,— подумав, говорит Виктор.— Нашу-то закроют, понятно уже, да и в другую не пойду. Мне уже на пенсию пора. И ребята все, что здесь, тоже на шахтах не останутся. Вода же опять пойдет".
Мы спрашиваем у Виктора, можно ли спасти 13 человек, которых ищут уже четвертые сутки. "Вряд ли,— хмурится Коваль.— Мы ведь уже задыхались, а там много старых выработок, с которых идет дурной воздух. Там дышать нечем. Да только бросать работу все равно нельзя. Мы теперь тут в чудо знаете как верим".
Виктор Захаров тоже считает, что спасти 13 горняков может только чудо: "Там как ни вентилируй шахту, в северный штрек, где они, скорее всего, сидят, кислород все равно не дойдет, потому как очень далеко. А если бы не завалили вентиляционный ствол еще в феврале, то с кислородом сейчас и проблем бы не было. Да только что теперь говорить". Захаров машет рукой и отворачивается.
Врачи зовут всех, кто желает, в актовый зал — приехал замгубернатора, курирующий социальную сферу, Александр Бедрик со своими помощниками. Идут далеко не все. Господин Бедрик говорит, что каждому спасенному шахтеру губернатор заплатит 11 тысяч рублей, но никто особо не радуется.
— Семь месяцев зарплату не платили,— говорят из зала.— Сколько еще ждать будем?
— Я по медицине, это не мое,— сказал чиновник.— Но насчет зарплат будем решать.
— А силикоз когда проверять будете по-честному? Все шахтеры больные, а в больницу большой кошелек нести надо, чтобы карту оформить.
Замгубернатора покосился на телекамеры и немножко возмутился: "Так, подождите! Пишите заявление, кто вымогал у вас деньги!" — "Ой,— засмеялись в зале,— а вы не знаете, что нам на все здравоохранение тогда заявления писать придется!"
Рядом с нами семья Серополовых — они пришли сюда, чтобы пообщаться без посторонних, а попали на собрание. Ни Анатолий, ни его жена, ни мать чиновника не слышат. Женщины обнимают Анатолия и задают ему бесконечные вопросы. Анатолий рассказывает то же, что мы уже слышали от горнорабочего Коваля. "О чем же вы там говорили-то двое суток, сынок?" — спрашивает его мать. "Да о чем, мам, можно было говорить? — сердится Анатолий.— Что кто детей кормить будет, если помрем, да что никто нас не найдет, если сами не выберемся".