Допустима ли медаль в честь члена сталинской тройки

Бывший следователь Генпрокуратуры Игорь Степанов через суд добивается ликвидации ведомственной награды — почетной медали имени Романа Руденко. Медаль была учреждена в 2015 году в память о бывшем Генпрокуроре СССР, который представлял страну на Нюрнбергском процессе. Но Игорь Степанов указывает, что в 1937 году Роман Руденко был членом троек НКВД и подписывал приказы о расстрелах тысяч невинных людей. Историки подтверждают этот факт, но добавляют, что после смерти Сталина именно Генпрокурор Руденко одним из первых начал добиваться реабилитации репрессированных. “Ъ” подробно написал о претензиях господина Степанова и судьбе Романа Руденко, а теперь собрал мнения об этой ситуации.

Олег Орлов, член совета правозащитного центра «Мемориал»:

Я хочу подчеркнуть, что выскажу исключительно свое личное мнение и только. Данная медаль, как бы это прискорбно ни звучало, полностью соответствует нынешнему положению дел в органах власти, в частности в прокуратуре Российской Федерации. Очень важно понимать, кому вручается она и за что.

Роман Руденко в свое время поступал в соответствии с существующей конъюнктурой. Подписывал приказы о расстрелах и непосредственно наблюдал за ними тогда, когда этого требовала политическая повестка. Но когда последняя изменилась, он резко повернул свою деятельность на 180 градусов, выступая одним из первых в защиту репрессированных людей. В свою очередь, нынешние сотрудники прокуратуры и других органов исполнительной власти так же крутят свою политическую позицию и рабочую деятельность на все 180 градусов в зависимости от политической повестки Кремля.

Сергей Смирнов, главный редактор «Медиазоны», в прошлом учитель истории:

Конечно, хочется в истории найти абсолютно честные примеры для подражания, чтобы они не вызывали ни у кого возражений. Но сделать это крайне сложно. А если говорить о советском периоде — практически невозможно. И Руденко — с одной стороны, участник сталинской тройки, а с другой, один из инициаторов реабилитации — не исключение. В конце концов, и при Хрущеве, который запустил процесс десталинизации, выносились тысячи приговоров по пресловутой сталинской 58-й статье.

Медаль имени Руденко означает согласие Генпрокуратуры с Большим террором, вряд ли Руденко воспринимается как его символ. Прокурор Большого террора у нас Вышинский — и вот в его честь медаль выглядела бы вызовом.

Думаю, к Генпрокуратуре есть гораздо Больше претензий в настоящем, и важнее напоминать об этом, чем предъявлять им за Руденко. И пусть дело Константина Котова станет первым шагом к реабилитации жертв политических репрессий настоящего времени, хотя, конечно, по количеству это несопоставимо со сталинскими временами. Но надо помнить, что прямо сейчас в России сотни людей сидят за отстаивание конституционных прав и своих религиозных взглядов.

Сергей Пархоменко, журналист, создатель проекта увековечивания памяти жертв политических репрессий «Последний адрес»:

Мы в «Последнем адресе» работаем с 2013 года и установили больше тысячи табличек в более чем 50 городах. Конечно, перед нами время от времени встает схожая проблема. Что делать в случаях, когда речь идет о людях, которые были частью машины репрессий, а потом сами стали ее жертвами? Нужно ли отмечать память людей, которые сами участвовали в репрессиях, организовывали их, а потом пострадали от неправосудных действий?

В свое время мы обсуждали это с «Мемориалом», и у нас выработался очень жесткий принцип. Непосредственное участие человека в так называемых незаконных судебных органах, например, в тройках НКВД, является абсолютным показателем для того, чтобы «Последний адрес» таких заявок не принимал. Таблички в память об этих людях мы не устанавливаем.

Да, может быть всякое — расстрелянный офицер НКВД, репрессированный партийный работник, секретарь обкома, да кто угодно. Было много таких ситуаций, когда советские чиновники становились впоследствии жертвами репрессий. Но для нас важен вот такой критерий — участие в тройках и тому подобных структурах. Если у нас есть документальные свидетельства, что человек в них заседал, то мы считаем, что он являлся непосредственным организатором массовых репрессий. В случае с прокурором Руденко следовало бы применить такой критерий.

Юрий Сапрыкин, журналист, руководитель проекта «Полка»:

О том, насколько оправдана такая награда, наверное, надо спросить у награжденных. Мне бы, наверное, было не по себе от мысли, что мне надо носить медаль имени человека, отправившего на смерть тысячи невинных — ну, если только я сам не вижу себя этаким всемогущим членом «особого совещания». Тот факт, что Руденко сам инициировал дела о реабилитации, говорит о нем с лучшей стороны — хотя, строго говоря, и в 1937-м, и в 1956-м он колебался вместе с линией партии. В любом случае в истории не работают простые арифметические законы, факт преступления не снимается даже деятельным раскаянием.

Когда мы говорим: «Да, были особые тройки, но было и участие в Нюрнбергском процессе»,— второе не оправдывает первого. Да, крупная фигура, и, наверное, прокуратура вправе хранить память о заметных людях, сыгравших роль в ее истории. Но вот этот факт биографии Руденко, по-моему, достаточный повод, чтобы не говорить о нем: «Да, это наш пример для подражания, да, мы продолжатели его дела». Выходит так, что «его дело» — это в том числе и донецкие «тройки».

Олег Кашин, публицист:

Эта история прекрасна уже хотя бы тем, что она заставит краснеть тех, кто говорит, что «не представляется возможным» установить личное участие Руденко в репрессиях. Действительно, вот уж загадочная история — сталинский прокурор, член троек 1937 года, интересно, участвовал ли он в репрессиях или нет?

Что касается его участия в реабилитации как смягчающего обстоятельства, то надо вспомнить другого известного реабилитанта. После расстрела наркома Ежова инициатором пересмотра многих приговоров и уголовных дел был как раз Лаврентий Берия. И люди, внезапно вышедшие на свободу в 1938-1939 годах, реально обязаны Берии своей свободой и даже жизнью. Давайте тогда сделаем медаль имени Берии?

Когда такие темы проговариваются вслух — это уже позитивный результат, даже если медаль в итоге не отменят. И понятно, что, наверное, тактически корректно цепляться за одного Руденко, но вообще-то это куда большая проблема. Нынешняя российская государственная и правоохранительная системы наследуют, разумеется, именно советской системе, беря на себя все ее грехи — непонятно, зачем? Ведь самый естественный, самый нормальный ответ, который может себе позволить сегодняшняя Россия на все претензии по поводу советских преступлений: «Они не имеют к нам отношения, это была другая власть, другое государство, мы снимаем с себя ответственность за их злодеяния». Вместо этого они вручают медаль имени Руденко, ставят очередные памятники Дзержинскому и в итоге обижаются на восточных европейцев, которые не хотят благодарить эту систему за 1945 год. Интересно почему, правда?

Александр Дюков, директор фонда «Историческая память», научный сотрудник института российской истории РАН:

Сложный вопрос. У Руденко, как и многих других юристов того времени, были и светлые, и темные стороны. Вопрос о том, достоин ли он, чтобы его память увековечили, на самом деле зеркален вопросу увековечивания памяти Никиты Сергеевича Хрущева. Хрущев также был участником троек НКВД и подписывал смертные приговоры. Более того, в отличие от Руденко, он сам выступал за повышение лимитов расстреливаемых. И при этом мы знаем роль Хрущева в последующей десталинизации. Если мы спрашиваем, достоин ли Руденко увековечивания своей памяти в истории современной России, то мы должны ответить на вопрос, достоин ли Хрущев такой меморализации. В данный момент у меня ответа нет.

Я не думаю, что эта медаль сейчас вручается сотрудникам Генпрокуратуры с той интенцией, что этот человек подписывал смертные приговоры. Важно ответить на вопрос — а заслуживают ли вообще люди со светлыми и темными сторонами, чтобы их память увековечили? Когда мы ответим на этот вопрос, тогда мы сможем ответить и на вопрос о необходимости увековечить память Романа Руденко, а также о медали в его честь.

Денис Карагодин, философ, автор блога karagodin.org, расследует смерть прадеда, расстрелянного в период репрессий:

Российская Федерация является правопродолжателем советского государства. Все его правовые нормы — это ДНК правовой системы современной России, со всеми ее преимуществами и родовыми наследственными болезнями. Спираль ДНК, как известно, структурно двойная, и если первая ее часть — это право, то вторая — это миф. Одним из краеугольных мифов-оснований СССР была (и остается) победа во Второй мировой войне. При этом Нюрнбергский процесс (с участием в нем представителя от СССР, прокурора Руденко) — ее замковый камень.

Учрежденная прокуратурой РФ медаль имени Руденко не только никак не связана с его деятельностью в бытность его массовым убийцей 1937—1938 годов, но и не может быть не учрежденной — как в силу внутреннеструктурной организации самой прокуратуры («других прокуроров у меня для вас нет»), так и в силу структурного мифологического конструкта уже современной России, числящей один из ключевых советских мифов-оснований неотъемлемой частью себя.

Да, мы знаем, что Роман Руденко — массовый убийца, цепной пес советского режима; сказано убивать — убивает, сказано реабилитировать — реабилитирует, сказано представлять — представляет. Он всего лишь функция. В нем нет субъектности. Медаль его имени тоже не имеет субъектности, она та же функция; но вот награждаемый ею человек — это уже совсем другое дело.

Казалось бы, в чем разница? А разница в том, что работник российской прокуратуры, удостоенный высокой ведомственной награды — медали Руденко,— всегда может отказаться ее принять, руководствуясь твердым моральным законом внутри себя о недопустимости ношения на собственной груди и служебном кителе медали с изображением человека, ответственным за прямые массовые убийства заведомо невиновных граждан собственной страны. У прокурора Руденко (как функции) выбора не было. У российских прокуроров этот выбор, на мой взгляд, все же есть.

Беседовали Александр Черных, Павел Павловский