«Опасные советские вещи» и другие новые книги

Выбор Игоря Гулина

 

Александра Архипова, Анна Кирзюк
Опасные советские вещи

Фото: НЛО

Фото: НЛО

Книга фольклористов и антропологов Александры Архиповой и Анны Кирзюк — первое масштабное исследование советских городских легенд. Сам этот термин заимствован из американской традиции. Он выполняет слегка остраняющую функцию, делает экзотичными истории, знакомые настолько, что в них с трудом можно разглядеть объект научного интереса.

Большинство выросших в России даже в 1990-е, не говоря о предыдущих десятилетиях, знают те или иные их вариации. По городу разъезжает черная «Волга», и попадающиеся на ее пути малыши исчезают бесследно (в позднесоветское время машина имела в своем номере буквы «ССД»: «Смерть советским детям»). Особая красная пленка позволяет ее обладателям фотографировать людей так, что при проявке они оказываются абсолютно голыми. В пирожках, купленных с рук, можно обнаружить человеческий палец. Некоторые даже находили так пропавших родственников. Зловещие иностранцы раздают русским детям отравленную жвачку.

Другие страшные истории знакомы уже как признаки времен относительно давних. В обложках школьных тетрадей, в узоре пионерских значков, в расположении жира на колбасе и в других самых причудливых местах под определенным углом можно разглядеть вредительские знаки: свастику, портрет Троцкого, подозрительные аббревиатуры. Так враги отмечают самые безобидные вещи советских людей, проникают в их быт, делают частью своих коварных планов и ставят под удар всевидящих органов. Другие вредители, врачи-евреи, отравляют лекарства, подкладывают в таблетки лезвия, убивают, вместо того чтобы лечить. Самим евреям тоже пришлось непросто. В концлагерях нацисты делали из них мыло. А теперь это мыло среди других трофейных товаров попало в Советский Союз, и обычные люди вынуждены мыться трупным жиром.

И так далее. У этих историй довольно много общего. Если не в устройстве, то в способе бытования. Они передаются из уст в уста, постепенно трансформируясь и совмещаясь друг с другом, им и верят и не верят одновременно, но с удовольствием и ужасом рассказывают. Довольно похожие легенды появляются в разных странах и обществах в схожих социальных условиях. Иначе говоря, они — часть модерного городского фольклора, такая же, как анекдоты, игры, жестокие романсы и детские страшилки.

В них довольно много и от фольклора архаичного. Только черт превращается в троцкиста, леший — в иностранца, волшебство — в технику и медицину. Главная разница в том, что традиционный фольклор фиксирует вековые правила и запреты, извечный порядок вещей. Современный же реагирует на новизну, на кризис. Он связан не с мифологией, а с политикой. Точнее, с той границей, где политика питается мифологией, использует ее, а иногда, наоборот, превращается в нее. Главный интерес этого жанра в том, что предельная современность моментально оборачивается тут глубокой архаикой.

В «Опасных советских вещах» нет хронологического повествования. Архипова и Кирзюк прежде всего фольклористы, а не историки. Их особенно интересует структура легенд, способы их распространения, разнообразие инвариантов (не вполне подготовленного читателя эта сосредоточенность на фольклорной прагматике может даже немного утомлять). Тем не менее их книгу можно читать как своего рода альтернативную историю СССР, главный сюжет которой — страх. Вехи советской внутренней и внешней политики здесь отмечаются возникновением или возвращением легенд и страшилок. Они становятся способом обуздать, отрефлексировать и разыграть стресс от множества больших и малых тревог: от террора 1930-х до иностранцев, наводнивших Москву во время Олимпиады 1980 года. Государство играет здесь амбивалентную роль: оно то борется с городскими легендами, то, наоборот, выдумывает и насаждает их, использует как идеологический инструмент.

Несмотря на крайне увлекательный материал, у этой книги есть ряд проблем. Все они связаны с просветительской позицией авторов. На протяжении всего текста Архипова и Кирзюк доказывают несостоятельность анализируемых историй и слухов, настойчиво разоблачают их. Так из нейтрального материала сами легенды превращаются в материал враждебный, от которого нужно отгородить чистоту рациональности, спасти «здравый смысл».

Позиция антропологов по отношению к собственной культуре дает множество преимуществ — взгляд со стороны, возможность увидеть незаметные изнутри структуры. Но она же чревата опасностью экзотизации, почти колониальным превосходством. Аппарат ученого становится светом, исследуемая культура превращается во тьму. Сами авторы многократно отмечают: городские легенды — феномен универсальный. Они распространены во всех обществах — восточных и западных, социалистических и капиталистических. Но компаративный аспект остается в тени. Несколько парадоксальным образом именно благодаря своему демистификационному пафосу сама книга приобретает черты страшилки, рассказывающей о советском мире как о пространстве иррационального макабра, тотальной паранойи, перманентной войны с невидимыми демонами.

Издательство НЛО


Амелия Джонс
Иррациональный модернизм

Издательство Гилея
Перевод Сергей Дубин и Мария Лепилова

Фото: Гилея

Альтернативная история нью-йоркского дада 1910–1920-х. Американка Амелия Джонс переосмысляет мужской авангардистский канон, сбивает фокус с Мана Рея и Дюшана и ставит в центр своей истории баронессу Эльзу фон Фрейтаг-Лорингофен — поэтессу, художницу, скульптора и модель, эксцентричную фигуру, воплощающую в себе тревожно-иррациональный предел нового искусства.


Брайан Рафтери
Лучший год в истории кино

Издательство Individuum
Перевод Андрей Карташов

Фото: Individuum

Как ни странно, под лучшим годом в истории кино здесь имеется в виду не что-то из золотого века или 1960-х, а 1999-й: «Матрица», «Ведьма из Блэр», «Красота по-американски», «Бойцовский клуб», «Шестое чувство» и прочие фильмы, лежащие в основе современного поп-канона. Книга журналиста Брайана Рафтери — масштабный портрет голливудской индустрии на одном из ее пиков, созданный на основе огромного количества интервью с режиссерами, актерами и продюсерами.


Александр Жолковский
Русская инфинитивная поэзия XVIII–XX веков

Издательство НЛО

Фото: НЛО

Немного дурашливая антология, составленная филологом Александром Жолковским. Материал ее — стихи, написанные в инфинитиве, вроде «Грешить бесстыдно, непробудно» Блока или культового текста Сергея Гандлевского «Устроиться на автобазу и петь про черный пистолет». Последнее и послужило Жолковскому источником вдохновения. До современной поэзии он, впрочем, не доходит, ограничиваясь первой половиной прошлого века, но зато начиная от Тредиаковского.


Илья Будрайтскис
Мир, который построил Хантингтон и в котором живем все мы

Издательство Циолковский

Фото: Циолковский

Книга московского историка и политического публициста — серия эссе, объединенных темой консерватизма: парадоксальный союз традиционных ценностей и неолиберальной экономики; философия Ивана Ильина и ее влияние на самосознание современной российской власти; борьба с воображаемыми революциями и мутации памяти о 1917 годе; «Столкновение цивилизаций» Сэмюэла Хантингтона как источник вдохновения для лидеров по всему миру. О планетарном консервативном повороте говорят много, но обычно в тонах моральной паники и этического обличения. Будрайтскис дает опыт внимательной левой аналитики.


Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...