Российское законодательство слабо применимо к случаям семейно-бытового насилия. На этом вновь настаивают четыре заявительницы в Европейский суд по правам человека: они направили в Страсбург ответ на меморандум правительства РФ по разбирательству вокруг дел о домашнем насилии. Минюст РФ убеждал Евросуд, что существующих законов достаточно для эффективной борьбы с этим явлением. Однако юристы на примерах дел своих заявительниц доказывают: указанные меры либо не применятся, либо не подходят для такой категории дел, либо ложатся финансовым и организационным бременем на жертв, а не на агрессоров.
Фото: Vincent Kessler / Reuters
Фото: Vincent Kessler / Reuters
Представители четырех заявительниц из РФ, пожаловавшихся в ЕСПЧ на неспособность властей защитить пострадавших от домашнего насилия, ответили на официальную позицию России по этому делу. Напомним, летом 2019 года ЕСПЧ направил ряд вопросов российскому правительству. В частности, суд интересовало, исполняет ли государство обязательства по созданию и эффективному применению законодательной базы для наказания за все формы бытового насилия, признают ли власти серьезность и масштаб проблемы, были ли приняты меры для предотвращения угрозы жестокого обращения с заявителями, проведено ли эффективное расследование случаев жестокого обращения. 22 октября 2019 года российское правительство направило меморандум в ЕСПЧ (см. “Ъ” от 19 ноября 2019 года), заявив, что «явление насилия в семье, к сожалению, существует в России, как и в любой другой стране».
Однако, говорилось в документе, законодательство эффективно, острой необходимости принятия специальных актов, касающихся насилия в семье, не наблюдается.
Позже в Минюсте заявили о неверной интерпретации этого документа СМИ, указав, что российское законодательство «предусматривает более 40 составов преступлений и по меньшей мере пять административных правонарушений, запрещающих различные формы актов насилия», и допустили в случае необходимости возможность «дальнейшего совершенствования» законодательства.
Речь идет о жалобах Маргариты Грачевой (ей бывший муж отрубил кисти рук), Натальи Туниковой (гражданский партнер пытался сбросить ее с 16-го этажа, женщина ударила его ножом — суд признал ее виновной), Елены Гершман (пережила девять эпизодов избиений со стороны бывшего супруга, суд дважды отказал ей в возбуждении уголовного дела), Ирина Петракова (муж регулярно избивал и насиловал ее, в том числе после развода).
Адвокаты заявительниц указали, что законодательство, на которое ссылалось правительство, неприменимо к жертвам домашнего насилия либо применимо не в полной мере.
Так, в нем не существует определения понятия «насилие в семье»; преследование, экономическое и психологическое насилие не подлежат наказанию; не существует уголовного положения, направленного на защиту жертв насилия и судебного преследования правонарушителей. Кроме того, жертвы не обеспечены защитными ордерами, а «существующие положения законодательства отводят насилие в семейной сфере (незначительный вред здоровью, первый случай избиения и повторное избиение) в категорию частного обвинения». Как пояснила “Ъ” старший юрист проекта «Правовая инициатива» Татьяна Саввина (представляет интересы Елены Гершман), в случае с мужем заявительницы, которая 15 раз обращалась в полицию, «не применялись даже те скудные меры, которые есть в законодательстве». Елена Гершман, говорит юрист, «представляла в мировом суде себя сама, должна была обеспечить явку свидетелей, собрать улики, доказывать связь между избиением и травмами, нанять адвокатов за собственные средства». Она отметила, что ни госпожа Гершман, ни госпожа Туникова не смогли доказать в суде виновность своих партнеров, оба были оправданы.
Авторы меморандума в ЕСПЧ отмечают, что власти не выполнили обязательства по ст. 3 (запрещение пыток) и ст. 13 (право на эффективное средство правовой защиты) Конвенции по правам человека: «Ни один из заявителей не смог получить приказ о немедленной защите. В отличие от большинства государств—членов Совета Европы, Россия является одной из двух стран-членов, в которых такие меры в принципе недоступны в законодательстве». Также заявители отмечают, что меры государственной защиты не могут быть эффективно применены, когда жертва имеет общих детей с преступником. Персонал медучреждений, продолжают авторы, не обязан информировать полицию о случаях бытового насилия.
Также в документе говорится, что «во всех делах заявителей власти не знали о конкретном контексте бытового насилия, ни один сотрудник полиции или прокуратуры, к которому обращались заявители, не имел какой-либо специальной подготовки или квалификации для разрешения дел о насилии в семье».
Более того, власти не смогли гарантировать безопасность жертв даже в судах: заявители Гершман и Петракова подверглись нападениям в зале заседаний. ФЗ-119 о госзащите потерпевших и свидетелей при этом неэффективен для жертв домашнего насилия. «Он применяется, когда преступник неизвестен,— поясняет госпожа Саввина.— Но в домашнем насилии мы знаем агрессора, поэтому такие меры защиты свидетелей, как смена имени, смена внешности, смена работы, не требуются».
«Власти продемонстрировали образец пассивности, небрежности и бездействия»,— делают вывод авторы ответа на правительственный меморандум.