Знаменитые театры Вены вступают в новую эру: меняется художественное руководство в Государственной опере и в Фолькстеатре, а Бургтеатр в этом сезоне возглавил выдающийся режиссер Мартин Кушей. Рассказывает Алексей Мокроусов.
Мир гетевского «Фауста» в спектакле Мартина Кушея приобретает угрожающе современные черты
Фото: Matthias Horn
Мир гетевского «Фауста» в спектакле Мартина Кушея приобретает угрожающе современные черты
Фото: Matthias Horn
Новый интендант — это не только более модный дизайн веб-сайта или измененное содержание ежемесячного театрального журнала, это новый репертуар и новые актеры. Но Мартин Кушей, режиссер с мировым именем, ставший в этом сезоне интендантом венского Бургтеатра, начал с хорошо известного старого: первым делом он перенес на австрийскую сцену один из самых известных своих спектаклей последних лет — «Фауста» Гёте. Тот шел в мюнхенском Резиденцтеатре, которым Кушей руководил последние годы. Перенос спектакля неслучаен: он не просто одна из вершин современного театра, но и скрытый манифест, определяющий будущее одной из важнейших трупп в мире.
«Каждое время получает того "Фауста", которого заслуживает»,— гласит поговорка театрального мира. Такого Гёте мы и получили: сумрачный мир задворок капитализма, город-крепость на вращающейся сцене, напоминающий то ли районы для бедных, куда боится заглядывать полиция, то ли концлагерь, над которым нависает огромный кран с рекламой сигарет (декорации Александара Денича); спортплощадка, где не столько играют в баскетбол, сколько устраивают кулачные бои, где вечная Вальпургиева ночь — безрадостный фон для ученого-доктора (Вернер Вёльберн), не понимающего, какое нужно знание в обществе, пытающемся обойтись без иерархии ценностей и ориентиров.
Новая версия гётевского текста — перемонтаж Ангелы Обст и Альберта Остермайера — сделана компактно и с уважением к оригиналу, даже если Фауст и занимается теперь оружием и кокаином. В сюжетные линии первой части «Фауста» вплетены некоторые фрагменты из редко исполняемой второй, при этом исчез ряд важных сцен вроде пролога. Вместо него спектакль начинается с хрестоматийного высказывания «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день за них идет на бой», а заканчивается сценой с обвешанным взрывчаткой ребенком-смертником. Все это на фоне сумрачной музыки Берта Вреде, но композитор, когда нужно, использует и классику вроде «Ревнивого парня» Джона Леннона — песню насвистывает Мефистофель.
Бибиана Беглау в этой роли — событие редкого масштаба, она уже получила за нее престижную немецкую театральную премию, которая примечательным образом называется «Фауст». Ее Мефистофель — текучий и подвижный образ, каждая мизансцена — образец тонкого взаимодействия с партнером, настолько филигранного и неочевидно-эротичного, что его вряд ли возможно повторить: не зря спектакль с самого начала существует лишь в одном составе.
Беглау давно восхищает венцев, в Бургтеатре она играла в другом спектакле Кушея — «Величие и падение короля Оттокара» Франца Грильпарцера, поставленном вместе с Зальцбургским фестивалем (“Ъ” писал о спектакле 18 августа 2005 года). В те времена уже шли разговоры о назначении режиссера в Бургтеатр: Кушей — один из кумиров немецкоязычной сцены. Годы спустя выяснилось, что ждать венцам оставалось 14 лет.
Его приход именно сейчас выглядит особенно событийно — после многих лет нестабильности, странного скандала с увольнением Маттиаса Хартмана и не всегда ровного руководства Карин Бергман. Первой его оригинальной работой стала «Битва Арминия» Генриха фон Клейста — видимо, дань уважения Клаусу Пейману: великий режиссер и интендант, возглавив 34 года назад Бургтеатр, тоже начинал с «Арминия». Теперешняя политически заостренная интерпретация Клейста вызвала шквал рецензий и заставила задуматься о новом пути, который, вероятно, потребует какой-то перестройки и от публики. Со времен Пеймана театр оставался социально активным, и среди недавних его спектаклей — «Все может произойти», построенный на цитатах из правых политиков. Но понятно, что при Кушее политически острого станет больше: это режиссер с особым типом общественного темперамента и мышления.
Одновременно новых интендантов в Вене получили Фолькстеатр (там осенью Кай Фогес из Дортмунда сменит Анну Бадору) и Государственная опера — пост Доминика Мейера займет Богдан Росчич, уроженец Белграда: раньше он возглавлял региональные отделения Universal Music, затем — классический департамент Sony Music.
Смена интендантов, из каких бы сфер и стран они ни приходили, необязательно означает смену курса, хотя обновление эстетики — привычная ситуация в странах, где культурные элиты подвержены постоянной миграции. Театр-дом, столь успешный в эпоху Ежи Гротовского, сегодня выглядит архаизмом, редкие исключения — вроде труппы легендарной Арианы Мнушкиной — скорее напоминают об уходящих временах и гигантах сцены, которые, увы, больше не появляются в новых поколениях. Когда-нибудь эта модель, может статься, вновь станет актуальной, но пока что, кажется, лишь в России в ходу практически пожизненные назначения на должность худрука и директора независимо от творческих результатов такого руководства и без всякого намека на конкурс.