1 марта президент России Владимир Путин прилетел в Псков, где проходят мероприятия, связанные с 20-летием подвига и гибели 6-й роты псковских десантников. Специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников не пытался понять, почему тогда не пришла помощь. Он хотел понять, как люди становятся героями.
Родственники бойцов 6-й роты хотели наградить Владимира Путина. Он все-таки не согласился
Фото: Дмитрий Азаров, Коммерсантъ / купить фото
Стало неожиданностью, что довольно ранним воскресным утром во Внуково-2 съезжаются не только командированные в Псков журналисты и, например, топ-менеджер «Единой России» Андрей Турчак (видимо, по старой памяти), а и первый вице-премьер Андрей Белоусов и другие люди, которых странно было видеть в числе задействованных в псковских событиях. То есть заехали Игорь Сечин, Александр Дюков, Владимир Богданов и другие.
Совещание оказалось коротким, около 40 минут, и носило по всем признакам образцово-показательный характер. Коронавирус, являясь, скорее всего, в основном медийной историей, оказывает, впрочем, реальное влияние на экономику. Заражена им сейчас в основном именно экономика стран, а не люди. И очевидно, что когда российский президент в разговоре с нефтяниками занимается тем, что сначала несколько минут успокаивает рынок (то есть «текущий уровень цен на нефть является для нас приемлемым», «наши накопленные резервы… достаточны для того, чтобы обеспечить стабильную ситуацию…»), а потом прямо говорит о том, что необходимо сохранить участие России в ОПЕК+, то это говорит прежде всего о том, что даже такая глобальная сделка находится под угрозой коронавируса и падающих цен на нефть, которые президент недвусмысленно связывает с продвижением инфекции (правда, не в Россию, что труднообъяснимо с точки зрения здравого смысла: мы такие вещи обыкновенно подхватываем, кажется, с особенным удовольствием, хотя бы как носители всего земного несчастья).
Между тем задержки с началом мероприятий в Пскове почти не случилось. Владимир Путин возложил цветы к мемориалу, зашел в часовню и приехал в культурно-досуговый центр 104-го полка. Здесь ему сначала предстояло осмотреть эскиз панорамы, посвященной подвигу десантников.
Подвиг 6-й роты 2-го батальона 104-го парашютно-десантного полка 76-й гвардейской дивизии известен многим, если уже не всем.
90 человек приняли бой у высоты 776 под Аргуном в Чечне в конце февраля 2000 года с вырвавшимся из окружения отрядом Хаттаба в две с лишним тысячи человек.
Почти все десантники погибли. Последние вызвали огонь артиллерии на себя.
Сейчас панорама выглядит как небольшой бассейн с внутренними стенками, на которых запечатлены эпизоды более чем суточного боя. Дно бассейна заполнено землей, изображающей холмистую местность считай что без признаков жизни. Последний раз я был без преувеличения впечатлен подобной работой Дмитрия Поштаренко в Санкт-Петербурге. Там идешь среди, кажется, живых бойцов, настоящего оружия: пулеметов, пушек и даже самолетов, чувствуешь себя частью случившегося, и тебе так же страшно и тяжело, как им…
Тут было не то. По сути, мы видели панорамную картину, старательно прорисованную военными художниками Студии Министерства обороны имени Грекова. Я спросил, не бедна ли эта панорама вещами из реальной жизни: в конце концов, картину можно было бы написать и безо всякой панорамы.
— Если накидать кучу вещей, восприятие будет дробиться,— уверенно ответил один из авторов Илья Лебедев.
— А люди, изображенные на полотнах,— реальные десантники? — спросил я.
— Мы отказались от реальных персонажей,— пояснил он.— Дело в том, что живы родители, родственники десантников. Не хотелось, чтобы возникли вопросы, почему кто-то на переднем плане, кто-то на заднем…
— А вы видели работы группы Дмитрия Поштаренко? — не удержался я.
— Да, это здорово,— кивнул Илья Лебедев,— но все-таки это художественной ценности не имеет…
Он давал понять, что эта панорама художественную ценность имеет. Он помялся, потом не удержался и добавил:
— Мы-то можем, как они, а они-то, как мы, не могут…
Я вспоминал диорамы Дмитрия Поштаренко «Прорыв», «Дорога через войну»… Там огромное количество дотошно прописанных холстов… Нет, не так все очевидно здесь было.
Владимиру Путину рассказали, как будет устроена панорама. Он должен был одобрить ее, но он вглядывался и не спешил. Потом спросил, что об этом думает Сергей Шойгу.
— Само полотно получилось хорошо,— дипломатично сказал и министр обороны.— Надо еще, чтобы лица были узнаваемыми.
Это замечание входило в противоречие с концепцией художников. Но тут Владимир Путин кивнул. Это могло значить что угодно, но будет значить, видимо, что лица станут узнаваемыми и что макет утвержден (панорама разместится в Пскове).
Юнармейцы доложили президенту, что работают над созданием цифрового образа Великой Отечественной войны и портретов людей, участвовавших в ней. Девушка докладывала как утомленный неизбежностью жизни в искусстве экскурсовод. Она, видимо, слишком много дней учила свою короткую речь.
— Вам хоть интересно было? — все-таки спросил ее напоследок российский президент.
И это было, конечно, неочевидно. Но юнармейцы вдруг так горячо подтвердили (предчувствуя, видимо, окончание каторги), что я, например, поверил.
Юнармейки не изменяют прежде всего себе
Фото: Дмитрий Азаров, Коммерсантъ
Тут же, в холле, Владимир Путин поговорил с родственниками погибших десантников. Они показывали ему памятную медаль, которая была изготовлена к этому дню, а он говорил, что знает: у них «есть некоторые вопросы технического характера, связанные с уровнем наград и последствиями этого».
— Я вчера-сегодня этим занимался; нет пока, честно говоря, предложений со стороны правительства... Но мы найдем эти решения…
Ясно, что от уровня наград (22 десантника, в том числе 21 посмертно, были удостоены звания Героя России, остальные — ордена Мужества) зависит и уровень льгот. И то, что они вряд ли решились бы сейчас сказать ему, он говорил им сам.
Сердца матерей-то тоже оказались не железными, и одна из них, когда Владимир Путин уже уходил, не выдержала и сказала, что это, конечно, Владимира Путина надо наградить. Он что-то пытался ответить, но она перебивала его:
— Это предложение от 6-й роты!..
С этим было уже совсем трудно спорить.
Зал, где должен был состояться концерт, оказался, разумеется, заполнен. Последние свободные места, предназначенные для журналистов, уверенно заняли священники, которых здесь было много, человек 15, по-моему. Рядом со мной сел, например, отец Александр, помощник командира 104-го полка (125 прыжков с парашютом).
Владимир Путин несколько раз отвлекался от текста речи. История 6-й роты задевала его: это была и его война.
— Наша страна,— говорил он,— переживала тогда сложные времена: разрушающая внутриполитическая борьба, развал прежней системы экономики, социальной сферы, обнищание миллионов людей… И конечно, нашей слабостью… А так бывает всегда!.. Именно слабостью воспользовались извне, внешняя сила! Россия была вынуждена противостоять жестоким атакам международного терроризма на Северном Кавказе. Речь шла без преувеличения о судьбе России…
Владимир Путин говорил так, как будто был лично знаком с погибшими десантниками:
— Вы знаете, я часто думаю об этом, вспоминаю их… Ведь молодые совсем люди, только что бывшие на гражданке!.. И в стране не было такого подъема общего патриотизма, как, скажем, во время Великой Отечественной войны! Они попали в самое пекло!.. Удивительно… Показали, на что способен русский солдат.
Солдаты и в правду показали, на что способны. До сих пор до конца не ясно, почему за сутки так и не пришла помощь.
Почему десантников отправили на высоту 776 без тяжелого вооружения, в основном только со стрелковым оружием.
Зато они несли с собой палатки и печки-буржуйки, которые им так и не понадобились (в макете панорамы на земле валяется одна такая печка, а больше почти ничего, и в этом — неожиданная правда жизни в изображении военных реконструкторов Студии имени Грекова). Почему по чеченским боевикам не работала авиация (то ли опасались зацепить своих, то ли был туман, то ли это был совершенно ясный день). И сейчас вопросы до сих пор словно были написаны на лицах людей в зале. Вряд ли они когда-нибудь получат ответы. И кто-то до конца своей жизни, а не только жизни своего сына будет уверен в том, что проход чеченских боевиков был проплачен и что помощь не пришла именно поэтому.
И с этими людьми будет, наверное, спорить Владимир Воробьев, отец Алексея Воробьева, который перед смертью, раненный в обе ноги и навсегда теряющий сознание, убил правую руку Хаттаба, Идриса.
Владимир Воробьев много лет ведет свое расследование, которому доверяет большинство родственников погибших. И он не верит, что десантников могли так предать, ведь, если поверить в это, тогда уже больше ни во что нет никакого смысла верить.
И Владимир Воробьев, и его внук Артем, сын Алексея Воробьева, стали главными героями короткого фильма, который показали залу перед началом концерта. Артем, которому в фильме было сначала лет десять, говорил: «Если я буду добрым человеком, то Бог, может, и вернет папу…». Потом он, уже 17-летний курсант-десантник, рассказывает, как однажды, когда он смотрел на памятник отцу, его вдруг коснулся развевавшийся рядом флаг. «Флаг укутал меня, как будто отец обнял. Я понял, что, наверное, кто-то и правда присматривает за мной».
Это был хороший, искренний фильм, в нем не было никакой пропаганды, но было много настоящей боли. Наверное, этот фильм показывают в полку каждый год, или чаще, или даже гораздо чаще. Еще чаще поют песню про 6-ю роту, которая прозвучала и на концерте: «Крылатая пехота не вышла из огня, прости, 6-я рота, Россию и меня». Хор имени Александрова, три года назад обновленный полностью, как и когда-то 6-я рота, пел эту песню.
И следующая песня:
«ВДВ — за Россию,
ВДВ — против тьмы,
ВДВ — это сила,
ВДВ — это мы!» —
тоже не казалась лишней.
И потом, на плацу, полк в полном составе пел, а скорее скандировал в такт своему шагу: «Мы русские, и с нами Бог!».
И можно все, что угодно, говорить. Но вас там просто не было.
А то бы тоже мурашки по коже побежали.