Из финального варианта проекта обновленной Конституции исчез вызвавший критику пункт о том, что дети являются достоянием государства. Теперь дети названы приоритетом государственной политики России, а государство, «обеспечивая приоритет семейного воспитания, берет на себя обязанности родителей в отношении детей, оставшихся без попечения». Член рабочей группы по подготовке предложений по поправкам к Конституции РФ, член Общественной палаты РФ и президент фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам» Елена Альшанская объясняет “Ъ”, чем был опасен первый вариант поправки и будет ли польза от второго.
Член рабочей группы по подготовке предложений по поправкам к Конституции РФ Елена Альшанская
Фото: Анатолий Жданов, Коммерсантъ / купить фото
Член рабочей группы по подготовке предложений по поправкам к Конституции РФ Елена Альшанская
Фото: Анатолий Жданов, Коммерсантъ / купить фото
— Действительно ли в «старой» Конституции нужны были поправки о детях и семье?
— Получилось, что открыли такой ящик Пандоры с неограниченными предложениями в ограниченные главы. Теперь, конечно, большой вопрос, а стоило ли начинать? Если же абстрагироваться от процесса и говорить в целом, то я не совсем разделяю мнение тех, кто говорил, что никакие изменения не нужны, все и так прекрасно. Во-первых, писалась и принималась Конституция 1993 года тоже очень специфическим образом. И конечно, действительно стоило, и давно, пересмотреть вопрос распределения полномочий между органами государственной власти. Сложно не согласиться с нашим президентом, что сбалансированности между ними и правда не хватало. Появится ли она теперь — тоже вопрос.
Права и свободы человека в действующей Конституции действительно прописаны довольно неплохо, но не хватало конкретных принципов в сфере политики поддержки семьи и детства. Вообще из Конституции было непонятно, какая она у государства. Там есть вторая глава, и в ней 38-я статья, в которой написано, что семья, материнство и детство находятся под защитой государства. Там не упомянуто отцовство, его, видимо, государство не защищает. При этом есть пункт о том, что родители имеют равные права на воспитание детей, и есть еще пункт о том, что дети старше 18 лет обязаны содержать своих нетрудоспособных родителей. Поддержка материнства, отцовства, детства и семьи возникает еще списком в полномочиях регионов, просто как их полномочия. И это в принципе все, что есть на эту тему в Конституции. Поэтому вопрос о том, что нам не хватает в Конституции тем, связанных с семьей, с детством, с защитой и поддержкой, с определением приоритетов государственной политики, с гарантиями какими-то для детей, для семей, не в первый раз поднимается.
— Ранее вы говорили, что не совсем понятно, где в Конституции должны быть прописаны семейные аспекты. В чем была проблема?
— Я говорила в самом начале работы группы, что нам не хватает приоритета государственной семейной политики, не хватает как раз таки гарантий защиты детства государством. Однако так как во вторую главу изменения нельзя было вносить, она должна была оставаться неизменной, то найти удачное место, чтобы действительно заложить туда какую-то большую поддержку для вопроса семьи и детства, как раз и не удавалось. С точки зрения юридической техники там его просто не было. Я предлагала внести в ст. 114, где описывается государственная политика в разных сферах, включая социальную, фразу о том, что правительство обязано вырабатывать политику не только в отношении социального обслуживания в целом, но и в отношении поддержки семьи, материнства, отцовства и детства. И, например, добавить ее направленность — обеспечение права ребенка на жизнь и воспитание в семье. Сначала появилась формулировка о «поддержке семьи, материнства, отцовства и детства», но потом возник альтернативный вариант, про поддержку традиционных семейных ценностей (ответственность правительства РФ за проведение политики, ориентированной на сохранение семейных ценностей, есть в финальной версии новой редакции Конституции в ст. 114.— “Ъ”), что бы ни входило в это понятие, потому что для меня до конца не понятно, что именно имеется в виду. И рабочая группа разделилась.
И вот в самом конце работы рабочей группы кто-то придумал сделать дополнительную статью, 67.1, которой не было раньше. И в нее как раз предложили собрать все общеценностные вещи, некие постулаты, которые, вероятно, лучше бы смотрелись в преамбуле Конституции, но и преамбулу юридическое сообщество решило не трогать, и мы тоже на рабочей подгруппе до этого тоже поддержали идею не трогать преамбулу.
Я не юрист, но мне появление такой статьи на месте, где до этого был раздел про территорию, тоже не кажется адекватным юридическим решением. Но тем не менее приняли этот вариант. И там как раз появилась вот эта формулировка о том, что дети — достояние России.
— И вы на встрече с президентом попросили ее изменить?
— Да. Потому что это абсурд, конечно. В любом словаре, от Ожегова до юридического, у слова «достояние» синонимичные значения, и все они про имущество, про общую собственность. Ребенок не может быть общей собственностью, не может быть собственностью государства. Я понимаю, имелось в виду, видимо, что-то другое, про то, что государство видит значимость и хочет показать особую заботу о детях. Но сформулировано это было очень двусмысленно. И я понимаю, что, кто бы эту поправку ни предложил (на встрече с президентом РФ все семейные поправки высказала депутат Ольга Баталина.— “Ъ”), он совершенно точно не из нашей сферы, тех, кто занимается детскими домами, помощью кровным семьям, семейным устройством.
Я тогда зачитала свою версию, несколько доработано это звучит так: «Государство защищает право каждого ребенка на жизнь, здоровье, развитие, образование, право жить и воспитываться в семье. Государство обеспечивает приоритет семейного жизнеустройства детей, оставшихся без попечения родителей». Но ко второму чтению была представлена старая версия поправки.
— Уже в ходе второго чтения поправку изменили, слово «достояние» убрали, теперь предлагается вписать в Конституцию, что дети — важнейший приоритет государственной политики России. Такая формулировка более верная? Теперь вы принимаете данную поправку?
— Это, конечно, куда более понятная и адекватная мысль — государство, строя свою политику, выделяет приоритетность детей, влияния на них этой государственной политики. Получается — во всех сферах. Это мы замахнулись думать о детях больше, чем требует Конвенция о правах ребенка. Хотя, конечно, стилистически лучше было сказать, что благополучие детства — важнейший приоритет государственной политики. Но это только начало поправки. Остальные ее части остались неизменны, а в них есть норма о государственном родительстве.
— Что с ней не так?
— Когда мы прописываем норму, что государство принимает на себя обязанности родителей в отношении детей, оставшихся без попечения родителей, то это, с моей точки зрения, просто суперопасный принцип. Сегодня в соответствии с текущим законодательством и целями государства в отношении детей, которые потеряли родительское попечение,— это их семейное жизнеустройство. Этот термин означает, что речь идет об устройстве не только в приемную семью, замещающую семью, но в первую очередь обратно в кровную. А предлагаемая норма читается так, что именно государство в ситуации, когда дети остаются без попечения родителей, принимает на себя обязанности заботы и воспитания этих детей. Если государство исполняет аналогичную родительской роль и, более того, как там говорится, создает условия, которые всячески содействуют всем вариантам всестороннего развития ребенка, то оно же не может быть плохим родителем и само себя им признать? Так оно тогда и повода детей возвращать в семью или устраивать в другую тоже особо находить не будет. Соответственно, если мы говорим о том, что дети предаются государству, которое выполняет роль родителей, то это существенным образом подрывает задачу поиска альтернативного устройства и даже возвращения в кровную семью, потому что мы должны оспорить государственное родительство теперь. Показать, что другой родитель — лучший родитель, чем государство. При этом решение о возвращении или передаче ребенка в семью тоже будет решать государство.
То есть один родитель сам будет решать, отдаст ли он ребенка другому родителю. Причем один из этих родителей — государство. Это противоречит не только общему законодательству и государственной политике, но и здравому смыслу.
Мы прекрасно понимаем, что никакое государство не может физически выполнять роль родителей. Государство реализует свои полномочия через конкретные органы и должностных лиц. Получается, что какое-то должностное лицо должно стать родителем ребенка? Очевидно, что это не так.
И весь мир сегодня идет по пути признания того, что любые формы государственной опеки и проживания в государственных групповых учреждениях вредны для ребенка, они наносят серьезнейший урон возможности полноценного развития личности. Именно поэтому государство плохой родитель для ребенка, оно не может быть родителем для ребенка, им может быть только живой человек, который живет с этим ребенком и исполняет свои родительские обязанности. И это то, что сейчас требует наше законодательство.
И потом, у нас в Конституции теперь написано, что в брак могут вступать только мужчина и женщина, а родителем, оказывается, может быть государственная бюрократическая структура, институт, функция (и фикция, будем уж честными в качестве родителя) — мы же тем самым подрываем основы семьи, которую пытаемся вроде как защитить.
— Каких ждать последствий?
— Норма, которую пытались внести, абсолютно небезопасна, это бомба замедленного действия: в случае ее утверждения вряд ли тут же будут менять Семейный кодекс, закон об опеке, но в любой момент этим могут воспользоваться люди, которые захотят, например, сохранить государственную систему детских домов наполненной и будут, ссылаясь на необходимость приведения в соответствие с Конституцией федерального законодательства, менять законы, прописывая государственное родительство как лучшее родительство для ребенка, например. А семейным воспитанием можно и детский дом назвать, сейчас 481-е постановление правительства итак требует создать в нем условия, приближенные к семейным. Будут, например, в случае конфликта ребенка с учителем в школе признавать, что его родители не воспитали в нем достаточного уважения к старшим, и, значит, теперь лучший родитель — государство — его заберет и займется его воспитанием.
Я понимаю, что, возможно, авторы поправок хотели этим показать, что необходимо особенно заботиться о детях, которые остались без родительского попечения. Я согласна, но особая забота должна ставить задачу именно семейного устройства ребенка, его возвращения в кровную семью, в первую очередь — и наше текущее законодательство оно слабое в этом отношении, этих порядков, этих процедур четких, по реинтеграции ребенка домой,— практически нет, прописано только устройство в замещающую семью. У нас и так достаточно проблем, чтобы не создавать ситуацию, которая может их усугубить.
Ведь на самом деле самая главная функция государственной заботы — сделать так, чтобы ребенок не просиживал вне семьи, потому что никакое государство, даже самое лучшее, идеальное, в вакууме, никогда не заменит ребенку семью.
Так биологически устроено — чтобы ребенок полноценно рос и развивался как личность, у него должен быть взрослый, рядом с которым он растет и развивается и которому есть дело до этого ребенка, которому этот ребенок нужен. И тогда у ребенка будут те самые неформальные семейные отношения.
