«Было мне тогда четыре года, когда пришли раскулачивать моих родителей. Со двора выгнали всю скотину и очистили все амбары и житницы. В доме выкинули все из сундуков, отобрали все подушки и одеяла. Активисты тут же на себе стали примерять отцовские пиджаки и рубашки. Вскрыли в доме все половицы, искали припрятанные деньги и, возможно, золото. С бабушки (она мне приходилось прабабушкой, ей было больше 90 лет, и она всегда мерзла) стали стаскивать тулупчик. Бабушка, не понимая, чего от нее хотят активисты, побежала к двери, но ей один из них подставил подножку, и, когда она упала, с нее стащили тулупчик. Она тут же и умерла.
Фото: Иван Коваленко, Коммерсантъ / купить фото
Ограбив нас и убив бабушку, пьяные уполномоченные с активистами хохоча переступили через мертвое тело бабушки и двинулись к нашим соседям, которые тоже подлежали раскулачиванию, предварительно опрокинув в печи чугуны со щами и картошкой, чтобы мы оставались голодными. Отец же стал сколачивать гроб из половиц для бабушки. В голый и разграбленный наш дом пришли женщины и старушки, чтобы прочитать молитвы по новопреставленной рабе Господней. Три дня, пока покойница лежала в доме, к нам еще не раз приходили уполномоченные, всякий раз унося с собой то, что не взяли ранее, будь то кочерга или лопата. Я сидела на окне и караулила: не идут ли опять активисты. И как только они появлялись, быстро стаскивала со своих ног пуховые носочки, которые мне связала моя мама и прятала под рубашку, чтобы их у меня не отняли.
В день, когда должны были хоронить бабушку, в наш дом ввалилась пьяная орава комсомольцев. Они стали всюду шарить, требуя у отца денег. Отец им пояснил, что у нас уже все отняли. Из съестного в доме оставалось всего килограмма два проса, которое мама собрала в амбаре на полу. Его рассыпали в первый день раскулачивания из прорвавшегося мешка, который тащили пьяные комсомольцы. Пока они рылись в доме, мама незаметно сунула в гроб, под голову мертвой бабушки, наш последний мешочек с просом. Активисты, не найдя в доме денег, стали их искать в гробу у покойницы. Они нашли мешочек с просом и забрали его с собой».
Запись из дневника от 17 февраля 1930 года учителя Федора Покровского, проживавшего в Курском округе Центрально-Черноземной области:
«В нашей Репнинке раскулачили 17 дворов, отобрали все, вплоть до женского добра. Удивительно, что об этом газеты молчат. Или скрывается почему-то такая активная конфискация. На деле раскулачивание проходит гораздо суровее, чем пишут об этом».
Свидетельство доктора исторических наук Николая Ивницкого о письме от 25 февраля 1930 года начальника ГПУ УССР Всеволода Балицкого — заместителю председателя Совнаркома СССР Серго Орджоникидзе:
«В Николаевском округе [УССР] некоторые коммунисты и комсомольцы отказывались от проведения раскулачивания, а "один комсомолец сошел с ума при проведении этой операции". Прочитав письмо, Орджоникидзе пометил: "Интересное письмо", а Сталин написал на нем: "В архив"».
Из докладной записки начальника Секретно-оперативного управления ОГПУ Ефима Евдокимова — генеральному секретарю ЦК ВКП(б) Иосифу Сталину (не позднее 7 марта 1930 года):
«ХЕРСОНСКИЙ ОКРУГ. В п[оселке] Березниговатском раскулачивание производилось без составления описи. Часть изъятого имущества расхищена. Бригада, руководимая секретарем местной ячейки КП(б)У Бутенко, раздела дочь одного кулака и начала душить отца. У двух середняков имущество также забиралось без описи, одного из них раздели, его же 12-летнюю дочь оставили в одной рубашке. У 17-летней дочери кулака бригадники под руководством пред[седателя] К[омитета] Н[езаможных] С[елян] сняли панталоны. Одного кулака босым выгнали на улицу без шапки и в нижнем белье. Одну середнячку вместе с ребенком раздели и выбросили на улицу. Просьбу матери отдать ребенку рядно член бригады и член партии отклонили. <…>
ЗИНОВЬЕВСКИЙ ОКРУГ. Пред[седатель] Мало-Помошнянского штаба при сельсовете Кононенко Григорий вызвал середняка и середнячку для сдачи посев[ного] материала. После отказа последних он отвел их в отдельную комнату, где пытался вынудить середняка всунуть свой половой орган в рот середнячки.
Член штаба бригады по сбору посев[ного] материала [в] д[еревне] Тимоновка Омельчук Илья в связи с отказом середнячки 40 лет вывезти пшеницу направил ее в другой штаб с препроводительной [запиской] следующего содержания: "Поведите ее в темный угол и там изнасилуйте". Мало-Помошнянский штаб вызвал 28-летнего середняка, предложив ему немедленно дать подписку о выполнении плана посев[ной] кампании. Когда середняк отказался дать подписку, его заставили плясать под звуки струнного оркестра до обморочного состояния, после чего посадили в холодную комнату, продержав там 1,5 часа. Этой же бригадой изнасилованы две кулачки, избит 65-летний старик, которого заставляли петь, плясать, обливали водой, давали в зубы зажженную папиросу [и] т. п. <…>
В с[еле] Ново-Алексеевке бригада приказала 65-летнему старику, отказавшемуся от сдачи посев[ного] материала, раздеться и снять сапоги, затем заставили маршировать по комнате минут 30 и стали бросать из стороны в сторону, пока старик не упал от изнеможения. Вслед за этим на старика положили ящик и всей бригадой сели на него, затем заставляли плясать и предложили выпить 40 рюмок вина. К 3-й рюмке подлили скипидару, затем накинули ему ремень на шею, и один из бригадников начал подвешивать его. Старик лишился сознания, а на следующий день бригада приказала молчать ему, а то хуже будет».
Из докладной записки от 29 марта 1930 года инспекторов Наркомздрава и НКВД РСФСР об этапировании раскулаченных крестьян и их размещении в местах депортаций:
«Отправление естественных надобностей [в пути] производится в ведра. <…> Заселение бараков бывало беспланово — семьи с детьми поселялись у дверей или на верхних ярусах и т. д. <…> [Бараки] совершенно не приспособлены для житья семьям с малыми детьми, с земли снег не убран, первые нары на земле (снегу), крыша просвечивает (положены не вплотную жерди, сверху еловые ветви, засыпаны мерзлой, осыпающейся землей), крыша начинается с земли… Полов нет, при таянии снега и земли неизбежно будет большая грязь».
Из сообщений раскулаченных, которые были расселены в Мурманском округе Ленинградской области, представителям местных советских и партийных властей:
«Дети умирают от холода. Сильный кашель и рвота. Маленькие дети до трех лет у нас все перемерли».
14 декабря 1946 года в американском лагере военнопленных POW-26 (Ландсхут, Бавария) белоэмигрант и офицер власовской армии в годы Второй мировой войны, генерал-майор Сысой Бородин записал в дневник короткий рассказ одного из сослуживцев, работавшего в начале 1930-х годов на лесозаготовках в местах спецпоселков:
«Свалишь дерево, начнешь прижимать его к земле и увидишь в начинающем оттаивать снегу кучку. А когда рассмотришь — трупы отца, матери и малых деток, в скорчившемся виде. Это — из административно-высланных. Уходили и погибали в лесу. Часто попадались такие "кучки". Мы брали их и сбрасывали в топкие болота. "Хлюп!" — и трупы скрывались, и от птиц, и от зверей… Верно — самые страшные, самые гиблые места были лагеря административно-высланных».