«Сплю два раза в сутки, ем двойной завтрак и моюсь, вот и все»

Я живу в деревне как в острове, окруженный карантинами. Жду погоды, чтоб жениться и добраться до Петербурга.

Александр Пушкин, письмо Антону Дельвигу, 4 ноября 1830

Я почти никуда не хожу. Право, на каждого нового человека, по-моему, надо смотреть как на врага, с которым придется вступить в бой. А там его можно раскусить.

Федор Достоевский, письмо Александру Врангелю, 23 августа 1855

Я никуда: врачи настоящие и будущие имеют право не делать визитов.

Антон Чехов, письмо Александру Чехову, 25 декабря 1882

Вот уже четыре недели, как засел дома, нигде не бываю, никого не вижу: стал тяжел на подъем. И никому не писал. Много читаю, занимаюсь. Кроме того: пишу повесть. В общем чувствую себя недурно, когда один. В газетах не пишу. Надоели все газетчики, и вообще литературная атмосфера, из которой я не без усилия вырвался. Моя полемика в итоге отшатнула от меня решительно всех литераторов, так что я теперь совсем чужой всем. И я доволен. Чувствую, впадаю не то в дряхлость, не то в детство; а весну люблю.

Андрей Белый, письмо Александру Блоку, 20 марта 1908

Теперь моя жизнь как-то совсем по-необычайному поворачивается. Извне — необычайная тишина, в глубине — просветленная, чистая совесть. Живу по-прежнему совсем тихо, один, много работаю, и глубоко просто. Музыку неслыханную слушаю.

Александр Блок, письмо Андрею Белому, 5 апреля 1909

Радости и горести неприхотливой жизни.

Радости. Оказалось, что псевдошератонский столик из Хайгейта отлично встает под окно в столовой, надо только подпилить четыре деревянных выступа. Немного похолодало. Отлично покосил две лужайки перед домом. Очередной роман Агаты Кристи: начало удачное.

Горести. Газонокосилка, проработав час, сломалась. Купленный сегодня хлеб черств. На треть роман миссис Кристи хорош, на две же трети — пустая болтовня.

Ивлин Во, Дневник, 18 июля 1955

Я один, а людей так ужасно, бесконечно много, так разнообразны все эти люди, так невозможно мне узнать всех их — всех этих индейцев, малайцев, японцев, даже тех людей, которые со мной всегда — моих детей, жену... Среди всех этих людей я один, совсем одинок и один. И сознание этого одиночества и потребности общения со всеми людьми и невозможности этого общения достаточно для того, чтобы сойти с ума. Одно спасение — сознание внутреннего, через Бога, общения со всеми ими. Когда найдешь это общение, перестает тревожить потребность внешнего общения.

Лев Толстой, Дневник, 3 апреля 1892

Сижу у родителей, по утрам купаюсь, после обеда сплю в кленовой аллее, читаю много... остальное время беседую с Музой. Хочется мне Толстого за пояс заткнуть да и только!

Иван Бунин, письмо Марии Чеховой, 17 июля 1901

Жизнь тихая, келейная. За стеной кто-то грустно насилует рояль. Днем, когда солнышко, я оживаю. Хожу смотреть, как плавают медузы. Провожаю отъезжающие в Константинополь пароходы и думаю о Босфоре. Увлечений нет. Один.

Сергей Есенин, письмо Галине Бениславской, 20 декабря 1924

Так как я полезен в области мирного труда всем и ничто на военной службе, даже здесь меня признали «физически недоразвитым человеком». Меня давно зовут «оно», а не он. Я дервиш, иог, марсианин, что угодно, но не рядовой пехотного запасного полка. Мой адрес: Царицын. Военный лазарет пехотного запасного 93 полка, «чесоточная команда», рядовому В.X.

Велимир Хлебников, письмо Николаю Кульбину, ноябрь 1916

Пью утром славный чай — с прекрасными кренделями — из больших чудесных английских чашек; у меня есть и лампа на столе. Словом, я блаженствую и с трепетным, тайным, восторженным удовольствием наслаждаюсь уединеньем — и работаю — много работаю. Например, вчера съел за один присест Декарта, Спинозу и Лейбница; Лейбниц у меня еще бурчит в желудке — а я себе на здоровье скушал Канта — и принялся за Фихте. О блаженство, блаженство, блаженство уединенной, неторопливой работы, позволяющей мечтать и думать глупости и даже писать их.

Иван Тургенев, письмо Алексею и Александру Бакуниным, 3 апреля 1842

Приняты решения: сидеть дома и только раз в неделю под воскресение уходить куда-нибудь по вечерам. Читать, писать и заниматься. Английские слова — повторить сегодня же, но дальше не идти. Приняться за итальянский, ибо грудь моя к черту. Потом будет поздно. И приняться не самому, а с учителем. И в декабре не тратить ни одного часу понапрасну. Надо же — ей богу — хоть один месяц в жизни провести талантливо.

Корней Чуковский, Дневник, 2 декабря 1902

Так называемый «Париж весной» ничего не стоит, так как ничего не цветет и только везде чинят улицы. В первый вечер поездили, а теперь я больше никуда не выхожу, сплю два раза в сутки, ем двойной завтрак и моюсь, вот и все.

Владимир Маяковский, письмо Лиле Брик, 2 июня 1925

Когда проснусь, то одеваюсь; потом завтракаю; часа через четыре или пять обедаю; когда же наступит ночь, то ложусь спать; и так каждый день проходит. Не делаю совершенно ничего; может быть, я из дому вывез с собою лень. И досадно, а ничего не хочется делать.

Николай Гоголь, письмо Марии Гоголь-Яновской, 8 февраля 1833

Весь день накрапывал дождь, и из дому вышел всего один раз — пошел в купальню, которая, как нам сказали (и ошиблись), должна открыться вновь. Год получился хорошим: родил дочь, написал книгу, спасся от смерти. Молю Бога, чтобы в следующем году, в этот день, я был у себя дома, за своим письменным столом.

Ивлин Во, Дневник, 28 сентября 1944

На душе очень хорошо, пока один. Все думал о том, что жизнь личная — сон. И так хорошо, любовно ко всему чувствуешь себя от этого. Дома попытался писать о том, что нельзя не быть анархистом, и не пошло. И ничего не хотелось, и ничего не делал.

Лев Толстой, Дневник, 16 сентября 1909

В старые времена, когда я еще не был женат и не знал много женщин, я просто закрывал шторы и не вылезал из кровати дня три-четыре. Поднимался только, чтобы посрать. Потом ел фасоль из банок, возвращался в кровать и просто лежал.

Чарльз Буковски, Интервью, 1992

Собираюсь снова покинуть Париж, так как скучаю в нем гораздо сильнее, чем где-либо. Я поеду в Этрета, чтобы переменить обстановку, а также и потому, что в данный момент смогу побыть там в одиночестве. Больше всего люблю быть в одиночестве. Таким образом, по крайней мере, я скучаю молча.

Ги де Мопассан, письмо Марии Башкирцевой, 18 апреля 1884

Между прочим, я недавно объелся халвой. В моей суровой биографии это очень неуместный штрих, более подходящий к биографии оптимиста и балагура. Тетя Хлоя уехал в Выборг по делам. Я теперь совсем одинокий, как бегемотиха в Ленинградском зоопарке.

Сергей Довлатов, 18 июля 1963, письмо Тамаре Уржумовой

Теперь я окончательно примирился со своим нынешним положением добровольного изгнанника. Написал тете Джозефине, чтобы она прислала мне «У килменских вод» — книгу рассказов Шимаса О’Келли. Я также просил ее достать старые издания Кикхема, Гриффина, Карлтона, Бэнима, Смита и сделать мне рождественский подарок в виде дублинских трамвайных билетов, рекламных листков, афиш, программ, объявлений и прочего хлама. Хочу повесить у себя карту Дублина. По-моему, я становлюсь похожим на маньяка.

Джеймс Джойс, письмо Станиславу Джойсу, 6 ноября 1906