Человек, сказавший «нет»

«Тайная жизнь» Терренса Малика, один из лучших фильмов Каннского фестиваля 2019 года, выходит в России только сейчас. Почти годовая пауза и особенности текущего момента позволили Андрею Плахову более пристально и отчасти по-новому взглянуть на эту картину.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Когда девять лет назад в Канне победило «Древо жизни», среди сторонников и противников Малика кипели споры, чуть не доходившие до драк. Американский режиссер, известный своей бескомпромиссностью и презрением к голливудским стандартам, в итоге стал официальным — и чрезвычайно уважаемым — диссидентом Голливуда, но при этом утратил естественность художественного дыхания. «Древо жизни» и последующие его фильмы были напичканы звездами — от Брэда Питта и Шона Пенна до Бена Аффлека и Ольги Куриленко. Пантеизм ранних, замечательных работ режиссера «Пустоши» и «Дни жатвы» превратился в псевдопоэтический пафос, а человеческие отношения утонули в абстрактной космогонии.

«Тайная жизнь» — вдохновляющий случай, когда режиссер, загнанный в тупик кризисом собственной эстетики, находит способ оживить ее.

Этот способ очень простой — обращение к реальным жизненным историям реальных людей. Абстракционист Малик снимает на этот раз очень конкретный фильм о судьбе австрийца Франца Егерштеттера, который отказался служить в нацистской армии и был казнен в 1943 году. Этот герой (причисленный в 2007 году Ватиканом к лику святых) изображен как новое воплощение Христа, принявшего страдания и смерть. Причем мучения Франца тем сильнее, что он своим поступком обрекает на тяжелейшие испытания любимую жену и трех малолетних дочерей.

Первая половина трехчасового фильма живописует идиллию горной деревушки Радегунд, где семья Франца и Фанни ведет счастливую трудовую жизнь среди полей, альпийских лугов и водопадов. Одухотворенная красота природы, которую Малик умеет передавать как никто, оказывается, однако, идеальной декорацией для торжествующего нашествия зла. Глубоко религиозный Франц тщетно пытается найти союзницу в лице церкви, но в итоге сам в одиночку бросает нацистам вызов. Главного героя играет Аугуст Диль, его жену — Валери Пахнер: оба — замечательные артисты, способные воплощать не только характеры и поступки, но и тайную, интимную жизнь своих персонажей, их скрытую от посторонних глаз духовную драму. Ее протагонист чувствует чужую боль и не в силах мириться с жестокостью мира, хотя и не питает иллюзий о возможности изменить его своим поступком.

Малик с успехом решает в этом фильме целый ряд новых для него профессиональных задач. Он работает с немецким оператором Йоргом Видмером, а не с Эммануэлем Любецки, как обычно, и вот оно, чудо: холодный перфекционизм уступает место вновь обретенной интимности. Малик не избегает очевидных живописных ассоциаций — с пейзажами Каспара Давида Фридриха и Эндрю Уайета, с классическими нидерландскими натюрмортами. Но ни это, ни музыка Баха и Генделя в сочетании со специально написанной для фильма партитурой Ньютона Ховарда не вредят оригинальности фильма. Как не вредит ему и английский язык в устах немецкоязычных актеров; немецкий оставлен только извергам-нацистам, и эта наивная условность работает.

Происходит это потому, что Малик впервые за многие годы попал в болевую точку. В свое время Михаил Ромм, работая над фильмом «Обыкновенный фашизм» и просматривая километры кинохроники, был чрезвычайно впечатлен кадром, где изображен немецкий офицер, привязанный к позорному столбу за отказ выполнить какой-то приказ гитлеровского руководства. Как свидетельствовала сценарист фильма Майя Туровская, Ромм тяжело переживал, что он не смог сказать «нет» и снимал фильмы, оправдывающие большевистский террор. Малик снял кино о человеке, который тихо, но твердо сказал «нет».

По мере того как наша жизнь становится полувоенной, иллюзии вечного комфорта отступают, а социальные коммуникации прерываются, человеческие отношения приобретают высокую напряженность. И фильм Малика своим высоковольтным духовным напряжением оказывается созвучен этому состоянию человечества.