«Касл-Рок». Создатели Сэм Шоу, Дастин Томасон, 2018–2019
Фото: Bad Robot, Warner Bros.
На HBO вот-вот закончится сериальный хит «Чужак» — экранизация относительно нового романа Стивена Кинга, который, однако, мало чем отличается от старых. Несчастные дети, бейсбольные тренеры, неутешительный диагноз институту семьи и власти, закрученный сюжет — вселенная Кинга не меняется много лет, и, возможно, именно в этой стабильности кроется секрет его успеха. Ее воспроизводят не только в бесконечных экранизациях Кинга, но и в сериалах, формально не имеющих к нему отношения, вроде «Очень странных дел» или «Мне это не нравится». Никита Солдатов изучил главные элементы мира Стивена Кинга и составил по нему краткий путеводитель
Она не хотела переезжать в Мэн и протестовала, когда Вик выложил ей эту идею. Несмотря на то что они не раз проводили здесь отпуск, она всегда считала этот штат лесной глушью, где зимой лежит снег глубиной в двадцать футов и люди оказываются отрезанными от внешнего мира. Ее пугала мысль о переезде в подобное место с маленьким ребенком. Донна заявила, что в такой ситуации ей останется только наглотаться таблеток или сунуть голову в духовку.
Пришло время оборотню объявиться именно здесь — в этом маленьком городишке штата Мэн, где раз в неделю устраивается церковный ужин с жареными бобами, где маленькие мальчики и девочки все еще приносят своим учителям яблоки и где местный еженедельник с религиозным трепетом сообщает о загородных прогулках, организуемых Клубом пожилых горожан. На следующей неделе газета сообщит о других, гораздо менее приятных вещах.
Штат Мэн
Карта штата Мэн по произведениям Стивена Кинга
Фото: reddit.com/r/stephenking
Стивен Кинг первым разглядел ужас тихих захолустных городков и перенес действие из привычных для триллеров мегаполисов в провинцию. Причем не просто в провинцию, а в свой родной штат Мэн. До Кинга Мэн был белым пятном на литературной карте Америки: о нем помнили разве что фанаты Лавкрафта, изредка поселявшего там своих монстров. Что идеальнее места для триллера не придумать, Кинг понял в начале карьеры — действие его первого изданного романа «Кэрри» (1974) уже разворачивалось именно здесь. Один из самых малонаселенных штатов США, почти на 90% покрытый лесом, Мэн состоит из множества маленьких городов, настолько изолированных друг от друга, что там может случиться что угодно, и никто об этом не узнает. Как замечал Кинг в одном из интервью: «В Мэне люди легко исчезают и легко возвращаются — иногда живыми мертвецами». Тюрьма Шоушенк, кладбище домашних животных, городок Касл-Рок, где живет бешеный сенбернар Куджо, школа, где учится Кэрри, канализация, где живет пожирающий детей клоун,— все эти места находятся в Мэне. Сам Кинг любит Мэн не только за идеальные декорации для триллеров: только в этой дремучей глуши он может спокойно писать, не боясь назойливых фанатов.
В Мэне все иначе, ты знаешь тех, кто подходит за автографом, но чем дальше от дома, тем больше мест, где люди просто не в силах поверить, что я существую. Чувствуешь себя каким-то уродом.
Одна из причин, почему я живу в Бангоре,— его удаленность: если кто-то хочет ко мне попасть, то должен проявить недюжинное упорство. Нужно очень сильно захотеть сюда добраться.
— Я увидела, что там у вас лежит рукопись,— продолжала она, медленно наклоняя раскрытую правую ладонь. Капсулы наконец соскользнули с нее и упали в левую руку. <…>
— Это не о Мизери, я поняла.— Она взглянула на него с легким неодобрением, впрочем, смешанным, как и в прошлый раз, с любовью. Она смотрела на него, как мать. <…>
— А что, если я ее прочту? Вы не возражаете, если я почитаю?
— Нет…— Кости его разбились вдребезги, и в ноги вонзились бесчисленные осколки битого стекла.— Нет. <…>
— Дело в том, что я никогда бы не решилась так поступить без вашего позволения,— серьезно произнесла она.— Я слишком вас уважаю. По правде говоря, Пол, я ведь вас люблю.
— Вашу фантазию,— сказала она.— Ваше творчество. Я только это имела в виду.
Он пробормотал в отчаянии, хотя думать мог лишь об одном:
— Я знаю. Вы — моя самая большая поклонница.
Поклонники
Стивен Кинг с фанатом, 1985
Фото: scopefeatures / Vostock Photo
Самый читаемый писатель Америки, если не мира, в середине 1980-х Стивен Кинг стал объектом настоящего культа: одержимые поклонники готовы были купить любую книгу с его именем на обложке, как говорил один его издатель — хоть телефонный справочник. После выхода нового романа фанаты заваливали издательство письмами, а самые настойчивые звонили Кингу прямо домой и просили то пристроить 1000-страничный роман об оборотнях, то изгнать злых духов из соседа, то прислать денег. Просьбами дело не ограничивалось: один читатель прислал Кингу посылку со скелетами котят, другой публично обвинил его в убийстве Джона Леннона, третий и вовсе забрался к нему домой, обвинил Кинга в плагиате и грозился все сжечь. Обошлось без жертв: полиция арестовала нарушителя, а Кинг — чуть ли не первым во всем штате Мэн — установил камеры наблюдения. Особенно Кинга пугало, что фанаты хотят, чтобы он считался с их требованиями, и проявляют агрессию, когда он отказывается дать автограф или переписать финал, где погибает ребенок. Такую недовольную фанатку, силой вынуждающую писателя дописать роман, он сделал главной героиней «Мизери» (1987). С течением времени, впрочем, страх за себя сменился страхом за семью: в 2006 году он написал «Историю Лиззи», в которой сумасшедший фанат преследует родственников умершего писателя.
При выборе стези писателя тебя не предупреждают о письмах от безумцев и кошачьих костях в почтовом ящике или о том, что у твоего дома будет останавливаться экскурсионный автобус и люди будут толпиться у твоей калитки, щелкая фотоаппаратами
Опасность, с которой сталкивается успешный писатель в Америке, состоит в том, что, как только ты становишься известным, тебя хотят сожрать. Тут сложился эдакий каннибалистский культ звезд: сначала человека возносят на пьедестал, а потом съедают его.
Наверное, я вновь переболел болезнью второкурсника: им всегда кажется, что после первого успеха обязателен провал. Кстати, на одной из лекций по курсу американской литературы профессор сказал, что из всех американских писателей только Харпер Ли удалось избежать панического страха за вторую книгу.
Творческий кризис
Чаще всего протагонистами у Кинга оказываются писатели на грани нервного срыва, разочарованные в своих произведениях или страдающие из-за писательского блока. По Кингу, жизнь писателя — не просто муки творчества, а реальное мучение: сумасшедшие фанаты, злые критики, обвинения в плагиате, нервные срывы. Возненавидевший свои сентиментальные бестселлеры Пол Шелдон («Мизери»), сходящий с ума в затянувшемся творческом кризисе Джек Торренс («Сияние», 1977), пытающийся вернуть вдохновение с помощью призраков Майк Нунэн («Мешок с костями», 1998) — все в разной степени отражали муки самого Кинга. Первый раз Кинг решил завязать с литературой, едва начав, когда 30 издательств отказались печатать его роман «Кэрри». Продолжить заставила жена, которая вытащила рукопись из помойки и отправила в очередное издательство, где ее приняли. Следующий кризис случился, когда после выхода двух романов о писателях — «Жребия Салема» (1975) и «Сияния» — критики объявили, что книги Кинга не литература, а жвачка для мозгов. Сам Кинг с этим тезисом то соглашался, называя свои произведения «литературным эквивалентом биг-мака» и бросая писать, то спорил, называя главных американских критиков Гарольда Блума и Митико Какутани недальновидными снобами, которые только способствуют «укреплению кастовой системы» в литературе.
«Я не могу писать»,— сказал я голосу во сне. Голос ответил, что могу. Голос заявил, что психологического барьера больше нет. <...>
— Я боялся писать,— услышал я свой голос.— Я боялся даже попытки писать.
Откровение это вырвалось у меня вечером, накануне того дня, когда я наконец-то улетел в Мэн, когда я уже крепко набрался. К концу отпуска я пил практически каждый вечер.
— Меня пугает не сам психологический барьер. Меня пугает его слом. Я в полной заднице, мальчики и девочки, в полной заднице.
Наркотики — часть отрицательного опыта. Мне кажется, это темная сторона той одержимости, которая и делает из нас писателей, побуждает излить чувства на бумаге. Для меня и письмо своего рода наркотик. Если я не пишу… у меня от одной мысли кошки на душе скребут.
Боже, как же ему необходимо было выпить. <…> Стаканчик выпивки. Всего лишь один стаканчик, чтобы привести себя в норму. А во всем отеле не было ничего крепче кулинарного хереса. Сейчас спиртное требовалось ему в качестве лекарства, не более того. После сильных потрясений алкоголь в небольших дозах рекомендуют даже медики. Как анестезию. Он выполнил свой долг и заслужил порцию лекарства, чтобы снять стресс. Чего-то посильнее экседрина. Но ничего не было.
Зависимость
«Сияние». Режиссер Стэнли Кубрик, 1980
Фото: Warner Bros./Hawk Films/Peregrine/Producers Circle
В каждом втором романе Стивен Кинг — алкоголик и наркоман — рассказывает о борьбе с зависимостью. Победой эта борьба заканчивается нечасто: в «Сиянии» бросить пить мешают злые духи, в «Жребии Салема» — вампиры, а герою «11/22/63» (2011) вообще проще отправиться в прошлое и спасти Кеннеди, чем бросить курить. Если с зависимостью и удается справиться, то чудом: в «Под куполом» (2009) невидимый купол отрезал город от остального мира и заодно от поставки опиоидных обезболивающих, в «Возрождении» (2014) героиновую зависимость вылечивали с помощью магического электричества. Альтернатива чуду — мафия: в «Корпорации "Бросайте курить"» (1978) она обещала убить семью главного героя, если он не избавится от вредной привычки. Сам Кинг к концу 1980-х перепробовал все — от ополаскивателей для рта и сиропа от кашля до ЛСД — но предпочитал пиво и кокаин. Свои главные романы — «Сияние», «Оно» (1986) и «Мизери» — Кинг писал пьяным или под кайфом, «Томминокеров» (1987) печатал, затыкая ватой нос, чтоб после кокаина не шла кровь, а как создавался роман «Куджо» (1981), он просто не помнит. Неудивительно, что бросать он не только не торопился, но и опасался — чтобы не поставить под угрозу саму способность писать. Помогли внешние силы: в 1987 году жена поставила ему ультиматум, и за следующие два года он бросил пить и употреблять наркотики. Подробностей переходного периода Кинг не разглашает, но говорит, что для него борьба с зависимостью была страшнее любого хоррора.
Кокаин был для меня как включатель. Я начал примерно в 1979 году и нюхал лет восемь. Не сказать, что безумно долго я на нем сидел, но это дольше, чем длилась Вторая мировая. И по ощущениям было на как войне.
Каждый алкоголик может рассказать историю про то, как он достиг дна. Со мной это случилось, когда я пришел на матч сына в Младшей бейсбольной лиге с банкой пива в бумажном пакете, а его тренер мне сказал: «Если там алкоголь, вам придется уйти». И тогда я подумал: «Вот об этом никому никогда нельзя рассказывать». Это я запомнил.
Каждый суеверный болельщик знает: если не смотришь игру несколько минут, благосклонность высших сил к команде повышается, но я делаю это потому, что просто боюсь смотреть. <…> Я мог смотреть от начала и до конца «Ночь живых мертвецов» и «Техасскую резню», но бейсбол, особенно затянувшаяся игра, рвет мои нервы в клочья.
Бейсбол
«Куджо». Режиссер Льюис Тиг, 1983
Фото: Sunn Classic Pictures Inc., TAFT Entertainment Pictures
Чтобы чем-нибудь занять себя, отказавшись от алкоголя и наркотиков, в конце 1980-х Кинг устроился тренировать городскую детскую бейсбольную команду. Бейсбол он обожал с детства, но стеснялся в одиночку и тем более с матерью ходить на бейсбольные матчи, куда все остальные ребята приходили с отцами, которые еще и учили их играть по выходным. Отец ушел из семьи, когда Кингу было два года: не имея возможности практиковать любимую игру, Кинг провел детство, изучая теорию и историю бейсбола. Во взрослом возрасте бейсбол не только помог справиться с абстинентным синдромом, но и с очередным профессиональным кризисом: его эссе о том, как детская сборная Бангора готовится к чемпионату штата, напечатал The New Yorker, признав в Кинге писателя и положив конец его единогласному презрению в среде интеллектуалов. Гонорар Кинг пожертвовал своим подопечным, добавив еще полтора миллиона долларов на строительство нового стадиона. Связанные с бейсболом атрибуты разбросаны по всем романам Кинга: в «Нужных вещах» (1991) заколдованная бейсбольная карточка становится символом разрушенных подростковых надежд, в «Чужаке» (2018) на бейсбольном стадионе рушится жизнь невинного человека, в «Куджо» бейсбольная бита становится средством спасения, а в «Девочке, которая любила Тома Гордона» (1999) главная героиня заводит воображаемую дружбу с игроком Boston Red Sox. Последний роман, к слову, поделен не на главы, а — как бейсбольный матч — на иннинги. Но и это не самая бейсбольная книга Кинга. Роман «Болельщик» (2004), написанный в соавторстве со Стюартом О’Нэном, представляет собой сложенные вместе дневники двух фанатов Boston Red Sox за сезон 2004 года. Роман документальный — дневники принадлежали самим Кингу и О’Нэну.
Чтобы отвлечься от словесной перепалки, проистекавшей на переднем сиденье, Триша погрузилась в свою любимую грезу. Она сняла бейсболку «Ред сокс» и посмотрела на размашистую роспись на козырьке. Роспись эта помогала Трише настроиться на нужную волну. Роспись Тома Гордона.
Прежде чем провалиться в сон, Марк Петри нашел в себе силы удивиться в который раз странностям взрослых. Они глушат алкоголем или отгоняют снотворным такие обыденные, простые страхи, как работа, деньги, любит ли меня жена, есть ли у меня друзья. Они не сталкиваются со страхами, которые переживает любой ребенок, лежащий без сна в темной комнате. Ребенку никто не верит, и никто не вылечит его от страха, что кто-то смотрит на него с потолка. Или прячется под кроватью. Он должен вести свой бой в одиночку, ночь за ночью, с единственной надеждой на постепенное угасание воображения, которое зовется взрослением.
Детские травмы
Когда Кингу было то ли четыре, то ли пять, один из его немногих друзей попал под поезд прямо у него на глазах. После этого Кинг долгое время верил, что и сам скоро умрет — либо от полиомиелита, которым его постоянно пугала мнительная мать, либо от руки маньяка, который мерещился ему в каждых кустах. Помимо болезней и маньяков Кинг также боялся пауков, утонуть в унитазе, клоунов и советской ядерной бомбы. Справлялся со страхами маленький Стивен, сочиняя истории — в основном про Хитрого Кролика, который вместе с командой друзей ездит на старом автомобиле и выручает детей, попавших в беду. У взрослого Кинга дети выручают друг друга сами: объединяясь в группы, даже очевидные лузеры становятся героями, как в «Теле» (1982) и «Оно». (Нетфликсовские «Очень странные дела» берут свое начало именно в романах Кинга.) Забитые, одинокие, предоставленные самим себе кинговские дети побеждают клоуна-убийцу («Оно»), пожирающих пространство чудищ-лангольеров («Лангольеры», 1990), правительственных спецагентов, проводящих эксперименты над людьми («Воспламеняющая взглядом», 1980), вампиров («Жребий Салема») и оборотней («Цикл оборотня», 1983). И все это почти без помощи взрослых, которые, страдая от депрессии и алкоголизма, не только игнорируют детские страхи, но и сами становятся монстрами. Отец-абьюзер, по Кингу, страшнее древнего зла, поселившегося в стенах отеля («Сияние»), а гиперзаботливая мать хуже пожирающего детей клоуна («Оно»).
Писатель должен быть немного чокнутым, чтобы представлять себе несуществующие миры. Ты слышишь голоса, придумываешь всякие вещи, делаешь все то, что нам не велели в детстве. Нас ведь учили различать реальный мир и воображаемый. Взрослые скажут: «У тебя есть невидимый друг, как мило, скоро ты вырастешь и забудешь о нем». Только дело в том, что писатели не вырастают, они навсегда остаются детьми.
Я прожил необычное, рваное детство, воспитывался одинокой родительницей, которая много моталась по стране и которая — в этом я не до конца уверен — временами пристраивала нас с братом к какой-нибудь из своих сестер, потому что экономически или эмоционально не могла нас тащить. Может, она всего лишь гонялась за нашим отцом, который накопил кучу самых разных счетов и потом драпанул, когда мне было два года.
Он никогда не считал себя алкоголиком. <…> «Я — алкоголик? Да я могу остановиться в любой момент!» Ночи, которые они с Уэнди проводили в разных постелях? Ничего, как-нибудь образуется. Помятые бамперы? Ерунда, я вполне могу сесть за руль! Вот только он все чаще слышал, как жена тихо плачет в ванной. <…> Все внезапно окончилось однажды ночью, менее чем через месяц после того, как Джек сломал руку своему сыну. Тот случай, как ему казалось, поставил жирный крест на его браке.
Проблемы в семье
Верный семьянин, из романа в роман Кинг развенчивает миф об идеальной американский семье, члены которой во всем поддерживают друг друга. В его произведениях стремление во чтобы то ни стало сохранить семью приводит к восстанию мертвых («Кладбище домашних животных», 1983), а неспособность супругов найти компромисс — к смерти («Дети кукурузы», 1978). Во «Всемогущем текст-процессоре» (1983) герой с помощью суперкомпьютера «стирает» нелюбимых жену и сына, в «Хорошем браке» (2010) от скуки и обыденности семейной жизни спасает только убийство. Главным же хоррором о дисфункциональной семье и домашнем насилии стало «Сияние»: никчемный отец и муж не может бросить жену, которую не любит, жена продолжает потакать требованиям мужа, даже когда понимает, что это грозит ей опасностью, а их маленький сын боится расстроить родителей сообщением о том, что неподалеку живет зло. Заканчивается все, разумеется, плохо. Идея романа возникла у Кинга, когда в разгар очередного творческого кризиса и депрессии он внезапно поймал себя на мысли, что готов ударить раздражавшего его ребенка. «Сияние», кстати, стало первой книгой Стивена Кинга, подвергшейся общественной цензуре: в конце 1970-х году ее стали изымать из школьных библиотек США за осквернение традиционных семейных ценностей и изображение отца «в форме чистого зла».
Это был порочный замкнутый круг: чем сильнее я переживал и чем неадекватнее себя вел из-за того, что, как мне тогда казалось, я не состоялся как писатель, тем чаще искал прибежище в бутылке, тем самым лишь усугубляя и без того напряженную обстановку в семье, и от этого еще сильнее переживал.
Она посмотрела на ванну, на синюю занавеску, сдвинутую к дальнему краю, и забыла, как закончить имя мужа. Она просто смотрела на ванну с выражением торжественности на лице, как у ребенка, первый раз пришедшего в школу. Через мгновение она начнет кричать, и Анита Маккензи, которая жила в соседнем доме, услышит ее. Именно Анита Маккензи вызовет полицию в полной уверенности, что кто-то вломился в дом Урисов и теперь там убивают людей.
Чертова школа! Да будь она проклята! Перспектива провести там еще целых девять месяцев была равносильна заточению в могиле.
Школа
«Кэрри». Режиссер Брайан Де Пальма, 1976
Фото: Red Bank Films
Школа — это ад. Неуклюжий, вечно больной очкарик, в школьные годы Кинг предпочитал Лавкрафта одноклассникам, которые дразнили его и били. Впрочем, по словам самого Кинга, его школьные годы были еще ничего по сравнению с тем, что пережили его одноклассницы, которых травили по-настоящему: воспоминания о том, с чем приходилось сталкиваться в школе девочкам, легли в основу «Кэрри». Буллинг, отсутствие полового воспитания, гормональные перепады и подростковые депрессии — в «Кэрри» Кинг описал все ужасы средней школы, о которых прекрасно знал по себе. Эти ужасы в его глазах оправдывали все — и желание разнести к чертям саму школу, как в «Кэрри», и желание расквитаться с одноклассниками, захватив их в заложники и расстреляв, как в «Ярости» (1976). Последний роман доставил Кингу немало хлопот: в 1997 году его нашли в шкафчике 14-летнего Майкла Карнила, устроившего стрельбу в школе, жертвами которой стали трое человек. Вскоре выяснилось, что это уже пятый случай, когда роман Кинга обнаружили у школьного стрелка. После этого Кинг велел издателям изъять роман из продажи и впредь его больше не печатать — до тех пор, пока в США не будет реформировано законодательство, касающееся приобретения оружия.
Я ненавидел школу. То мне казалось, что я не так одет, то считал, что у меня слишком много прыщей на лице. Я не доверяю людям, которые с нежностью вспоминают старшие классы; это верный признак того, что в школе они входили в «элиту», издевались не над ними, а они.
Однако все те годы не прошли бесследно, все те годы, вместившие «давай стянем у Кэрри простыню» в летнем лагере христианской молодежи, и «я нашла ее любовное письмо к Бобби Пикетту, давай размножим его и всем раздадим», и «давай спрячем где-нибудь ее трусы», и «давай сунем ей в туфли змею», и «топи ее, топи». Кэрри, которая на втором году средней школы споткнулась на уроке современного танца, растянулась на полу и отколола зуб. Кэрри, у которой всегда влажные пятна под мышками… Все это вдруг сложилось вместе, и масса стала больше критической. Последний убийственный прикол, последняя капля в чаше терпения — и все. Взрыв.
Вряд ли один небольшой роман заставил школьных стрелков сделать то, что они сделали. Это были несчастные мальчики с большими психологическими проблемами, над которыми издевались в школе и которых если не били дома, то в лучшем случае игнорировали. Их сломала не моя книга, не она сделала из них убийц, они просто нашли в ней что-то близкое, потому что уже бы сломлены.
В наш просвещенный век всем известно, что психиатрия — Божий дар несчастному, измученному анальной фиксацией человечеству, поскольку позволяет избавиться от боязни согрешить, нарушив заповеди Ветхого Завета. Достаточно сказать, что в детстве отец ненавидел тебя, и ты можешь терроризировать всю округу, насиловать женщин, поджигать клубы бинго и при этом рассчитывать на оправдательный приговор.
Церковь
Проблемы с церковью у Кинга возникли еще в детстве: он рос в семье методистов, у него были родственники-католики, и настоятель методистской церкви обещал, что эти родственники будут гореть в аду. Ситуация тревожила маленького Кинга и впоследствии обусловила скептическое отношение к религии. Недоверие к церкви — верный признак положительного героя в его романах. Воцерковленные верующие либо разочаровываются в вере, как преподобный Джейкобс в «Возрождении», либо оказываются религиозными экстремистами, готовыми оправдывать любое безумие служением богу. В «Детях кукурузы» богу приносят в жертву всех старше 18 лет, миссис Кармоди в «Тумане» (1980) объявляет нашествие древних чудищ божьей карой и готовит убийство всех неверных, преподобный Гарднер в «Талисмане» (1984) пытает и убивает детей в церковной школе. Сам Кинг утверждает, что он не против бога, а только против церкви. Впрочем, и в этом не слишком упорствует: например, вполне терпимо относится к Церкви унитариев-универсалистов, священником которой стала его дочь Наоми.
В детстве я наслушался историй про адские муки. Где-то во мне, в глубине души, всегда будет жить тот мальчуган из методистской церкви, которого учили, что не трудом единым будет спасен человек и что грешников ад ожидает навек.
Притягательность религиозной мании заключается в том, что в ее силах объяснить все. Как только Бога (или дьявола) принимают за первопричину всего происходящего в тленном мире, ничего уже не остается на волю случая... и лишаются смысла попытки что-либо изменить.
Когда я стоял в задней комнате похоронного дома Пибоди и смотрел на изуродованные останки моего сына, который гораздо больше хотел попасть в Диснейленд, чем на небеса, мне было откровение. Религия — это духовный эквивалент страховой конторы, куда вы год за годом перечисляете свои взносы, а когда приходит черед получать возмещение, которое вы с таким — простите за каламбур — религиозным рвением оплачивали, выясняется, что конторы, что взяла ваши деньги, на самом деле не существует.
Тут в стремительно пустеющем зале встал Рой Истербрук.
— Преподобный,— сказал он.— Я слышал, что в бардачке вашей машины нашли бутылку хмельного. А Мерт Пибоди сказал, что когда склонился над телом вашей жены, от нее несло выпивкой. Вот вам и причина. Вот ваш смысл. У вас не хватает духу принять Божью волю? Отлично. Но оставьте в покое остальных.
Луис с трудом выносил вид жены и дочери; он завтракал молча, то и дело возвращаясь в мыслях к катастрофе, хотя направление мыслей было различным. Трагедия произошла из-за того, что Гэдж не остановился, когда они кричали ему. Луис молился, чтобы он упал, да-да, упал, чтобы разбил нос, содрал коленку, что угодно, ибо теперь он явственно слышал за поворотом гудение грузовика, одной из десятиколесных махин, снующих безостановочно туда-сюда между Бангором и фабрикой «Оринко».
Машины-убийцы
Как и большинство американцев, проведших 1970-е, оправляясь от последствий очередного нефтяного кризиса и ожидая ядерную войну, Кинг не большой поклонник техники: в его романах машины смертоноснее рехнувшихся фанаток, бешеных псов, мужей-абьюзеров и клоунов-убийц. Они разрушают отношения («Кристина», 1983), открывают порталы в другое измерение («Почти как "бьюик"», 2002) и грозят восстанием («Грузовики», 1973). Опасность представляют и самые обыкновенные автомобили: Кинг вообще уверен, что с машинами у американцев нездоровые отношения. Автокатастрофы случаются в его романах регулярно: в «Мертвой зоне» главный герой после столкновения с грузовиком становится экстрасенсом, в «Мизери» попавший в аварию писатель оказывается заложником фанатки, а в «Кладбище домашних животных» под колесами погибает ребенок (но потом оживает). Суеверные поклонники Кинга уверены, что машины не простили ему постоянных оскорблений и отомстили: в 1999 году Кинга, прогуливающегося по шоссе в Мэне, сбил фургон. Результатом стали раздробленное бедро, трещины в позвоночнике, множественные переломы костей — несколько недель Кинг провел на аппарате искусственного дыхания, еще год понадобился, чтоб заново научиться ходить. После выздоровления Кинг купил и уничтожил сбивший его фургон. Хуже другое: сбивший его водитель был найден мертвым в день рождения Кинга.
Грузовик подкрался к нам, огромные колеса неслышно катили по гравию. Затаился, чтобы теперь прыгнуть на нас, поймав в круг света. Громадная хромированная решетка радиатора разве что не зарычала. В реве двигателя слышались злость и разочарование.
Через пару дней после визита Гомера Оостера «бьюик» устроил очередное светопреставление. Температура в гараже <...> ясно показывала, что «бьюик» опять что-то готовит. <...> Всунувшись в кабину, чтобы проверить, достаточно ли в резервуаре воды, Брайан почувствовал гудение. Мерное, низкое, от которого глаза пульсируют в глазницах, а пломбы вибрируют в зубах.
Я боюсь машин. Они пугают меня потому, что в большинстве случаев я совершенно не представляю, как они работают. Машины и механизмы меня нервируют. Потому что они окружают нас со всех сторон. И от них никуда не скрыться.
Наверху крупными буквами было набрано: «экстренный выпуск». Это был первый экстренный выпуск после 1980 года, когда произошел трагический взрыв на шахте «Божья коровка», унесший жизни сразу сорока шахтеров. Центральный заголовок гласил: Власти пытаются скрыть вспышку страшной эпидемии!
Лживые политики
«Мертвая зона». Режиссер Дэвид Кроненберг, 1983
Фото: CBS Paramount Network Television
Школа — зло, церковь — зло, что уж говорить о политике. В романах Кинга представителям власти в лучшем случае плевать на граждан. Довольно часто — то по глупости, то намеренно — госслужащие буквально несут американцам смерть. В «Тумане» секретная правительственная лаборатория в процессе неудачного эксперимента выпускает на волю доисторических монстров, а власть игнорирует катастрофу и просто наблюдает, как чудища пожирают людей. В «Противостоянии» (1978) после утечки биологического оружия и вовсе пытают людей, у которых обнаружился иммунитет. Впрочем, сегодня самым важным политическим откровением Кинга признан роман «Мертвая зона» — считается, что в нем еще в 1979 году Кинг предсказал победу Трампа. Главный герой романа, бывший продавец Библий Грег Стилсон, зарабатывает состояние на незаконных сделках с недвижимостью, а затем делает политическую карьеру с помощью шантажа и популизма. Во время предвыборной кампании он разбрасывает толпе хот-доги, обещает осушить вашингтонское болото и отправить весь загрязненный воздух в космос, собрав его в полиэтиленовые пакеты, а во время президентства едва не начинает ядерную войну. Сходство Стилсона с Трампом впечатлило не только поклонников Кинга, но и его самого: теперь он ведет антитрамповскую кампанию в твиттере, где у него более 5,5 млн подписчиков.
Внимание! Внимание! Внимание!
Вас обманывают!
Правительство лжет вам!
Пресса, курируемая военными свиньями, лжет вам!
Администрация университета лжет вам, как по ее приказу лгут и университетские врачи!
1.Никакой вакцины против супергриппа не существует!
2.Супергрипп — это не тяжелая болезнь, это смертельная болезнь.
3.Смертность может достичь 75%.
4.Вирус супергриппа был создан свиньями из засекреченных военизированных формирований Соединенных Штатов, и его утечка произошла в результате аварии.
Мой муж говорит, что его псевдоним каким-то образом ожил. <…> Тэд не шутил, когда говорил, что Джордж Старк был не самым приятным типом. Может, он думал, что шутит, но он не шутил. Если он сам этого не понимал, то я понимала. Джордж Старк был не просто неприятным типом, на самом деле он был ужасным. С каждой новой из четырех его книг он пугал меня все больше и больше, и когда Тэд наконец решился его убить, я пошла наверх в спальню и разревелась от облегчения.
Раздвоение личности
Кинг, с детства обожавший «Странную историю доктора Джекилла и мистера Хайда» и фильм «Я был подростком-оборотнем», испытывает особый интерес к доппельгангерам и вообще теме перевоплощений — в его произведениях люди страдают раздвоением личности, а монстры перевоплощаются в других монстров. Сам Кинг однажды тоже перевоплотился в другого человека. В 1976 году, когда издатели отказались печатать больше одного его романа в год, чтобы не перенасыщать рынок, Кинг начал писать под псевдонимом Ричард Бахман. Романы Бахмана, бывшего моряка, чудом вылечившегося от рака мозга и разводящего кур у себя на ферме в Нью-Гемпшире, были намного мрачнее романов Кинга и спросом у читателей не пользовались, пока в 1985 году не был раскрыт их подлинный автор. Бахмана похоронили (издатели сообщили, что он умер от «рака псевдонима»), а спустя четыре года Кинг посвятил ему роман «Темная половина». Главный герой — живущий в Мэне бывший алкоголик и автор третьесортных интеллектуальных романов — берет псевдоним, чтобы писать детективы, и все идет хорошо, пока псевдоним не оживает. Бахман, кстати, успел после смерти выпустить уже два романа — в 1996 и 2007 годах их случайно обнаружила его «вдова». Расстаться с альтер эго Кингу оказалось непросто.
Писать под псевдонимом — это как будто стать невидимкой. Чем больше я об этом думал, тем сильнее мне казалось, что это будет… как бы лучше сказать… словно я выдумаю себя заново.
В нем жили два человека,— сказала Эми.— Он сам… и созданный им персонаж. <...> Шутер возник для того, чтобы наказать самого Морта. <...>
— Я думаю, что Джон Шутер все-таки существовал,— сказала Эми.— Я думаю, что он был лучшим созданием Морта — персонажем, который получился настолько живым, что действительно воплотился в реальности.
