«Пять вечеров» не похожи на кино

В Новосибирском городском драматическом театре (ГДТ) состоялась официальная премьера спектакля «Пять вечеров» по одноименной пьесе Александра Володина, поставленного художественным руководителем труппы Сергеем Афанасьевым. В ней ощущались все приметы «фирменного» стиля самого молодого театра города, включая гуманизм по отношению к зрителям. Им было как минимум не скучно.
Драматургические достоинства пьесы не подлежат обсуждению, они безусловны. Но ее воплощение, как и воплощение любой другой широко растиражированной пьесы, сопряжено с опасностью тривиальных повторов. И уж тем более сравнений с многократно виденной экранизацией «Пяти вечеров», где главные роли сыграли Людмила Гурченко и Станислав Любшин. Сказать, что ведущие актеры ГДТ Ирина Денисова (Тамара) и Николай Соловьев (Ильин) ни в чем не повторили найденного ими психологического рисунка образов, мало. Они передали совершенно иную историю, явили совсем другие характеры.
В некоторой степени тому способствовал прием отстранения — излюбленный прием режиссера Афанасьева, удачно опробованный в его предыдущей «коронке» — «Зеленой зоне» Михаила Зуева. Ход событий он в данном случае «фильтрует» через всевидящее око неотступно следящей видеокамеры (напомню, герои «Зеленой зоны» приближались к радийному микрофону, чтобы смикшировать накал своих страстей). Стоит только Тамаре и Ильину, встретившимся после почти 20–летней разлуки, слиться в объятьях, только по их лицам вместе со слезами пробежит судорога восторга, сердечного родства, невысказанной боли, выхваченная камерой и спроецированная на экран, как бестрепетный голос за кадром произносит: «Снято! Всем спасибо».
Прием работает «многоканально» — делает кивок в сторону популярной экранизации, снимает налет непопулярной патетики и дает осовременивающий крупный план переживания, который недоступен для воспроизведения театральным средствам. Тем не менее присутствие камеры обыграно в сугубо театральной манере и тем оправдано. Видеооператор — актер Артем Голишев — присутствует на сцене непрерывно, фиксируя и то, что происходит за задником, в другой комнате на старомодной койке с панцирной сеткой. Исполнители основных ролей вступают с ним во взаимодействие, порой доводя степень сопряжения до комического градуса.
В спектакле ощущается борьба ярких приемов, почерпнутой господином Афанасьевым у вахтанговской школы, из почвы, на которой он вырос, с камерной неспешностью, с плавным ходом самой истории, рассказанной Володиным. Режиссер слегка подгоняет ее закручиванием пружины темпоритма, насыщает внешними эффектами, обеспечивающими зрителям нескучность. Главное зерно зарыто во взаимоотношениях персонажей друг с другом, в решении вопросов «прощать или не прощать?» и «что есть любовь?». Случайная пассия Ильина — Зоя (актриса Анна Терехова), — сладкая, как ассортимент кондитерского отдела гастронома, где она работает, утверждает: «Любовь — бесстыдное чувство, учтите...» И герой воздает должное ее прелестям в прологе. Телефонистка Катя, сыгранная прелестной внешне и убедительной в подробностях душевных движений юной актрисой Анной Ермолович (пожалуй, самая большая актерская удача премьеры), вполне правдоподобно терзается моральными соображениями. Можно ли целоваться с молодым человеком, когда этого страстно хочется? Что он о тебе возомнит? Ее терзания смешны, но тем и подкупают, тем более что Катя не останавливается в готовности «пускаться во все тяжкие» (пить водку в привокзальном ресторане), отстаивая чужую любовь. Она и вдыхает полузабытый аромат целомудренности в чувственную ткань спектакля. Потому что тоской по любви тайно или явно томимы все персонажи «Пяти вечеров» — лапочка Зоя, окруженная пышным кокетством юбки, и «угрюмбурчеев поневоле» Тимофеев в исполнении Сергея Новикова. Несколько пасует по части мастерства в сравнении с другими артистами Олег Троссель (Славик), педалирующий отчаянностью жестикуляций. Впрочем, его огрехи вполне могут быть списаны на экстравертный темперамент натуры, он не разрушает сложившейся упоительно–гармоничной ансамблевости игры, в которой никто не тянет «одеяло» на себя.
Не натягивается оно и в финале — в экранной «постельной» сцене, объединившей на одной подушки смертельно стосковавшихся друг по другу Тамару и Ильина. Вновь включается прием отстранения — артисты смотрят на самих себя в проекции записи. Но он уже не работает в полную силу, поскольку общая, искусно нагнетаемая энергетика спектакля заявляет о непреложности старой истины: человек рожден для счастья. Он приходит в этот мир, чтобы познать любовь, иначе его путь скатывается в никуда.
ИРИНА УЛЬЯНИНА

Картина дня

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...