Многострадальный отдых вылетевшей 20 марта из Шереметьево в Бангкок российской семьи, за судьбой которой специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников следил последние три недели, триумфально завершился. То есть она вернулась в Москву. Спецкор “Ъ” — о чем жалеют эти люди и, главное — о чем нет.
Алексей Ипатов и его жена искали в Таиланде свое счастье
Фото: из архива семьи Ипатовых
Алексей Ипатов и его жена искали в Таиланде свое счастье
Фото: из архива семьи Ипатовых
До освобождения семьи Алексея Ипатова из тайского плена оставались четыре дня. Они уже больше недели жили в 150 километрах от Бангкока и готовы были сорваться в аэропорт по первому требованию. Но требования не было. Не было даже просьбы. Пока вообще ничего не было. Даже денег.
Они между тем старались жить. И у них вроде получалось, хоть и с переменным успехом. То есть они, например, переехали из одной квартиры в городе Хуахин в другую и жадно искали информацию о вылетах «Аэрофлота» из Бангкока в Москву.
Вообще-то мне казалось, что есть еще варианты. Например, никто не отменял окно через Минск. Им до сих пор пользуются многие из тех, кто потерял было последнюю надежду. И даже в наших посольствах те, кто понял, что прямой дороги в Россию для соотечественников больше не просматривается, предлагают, не поднимая глаз, этот вариант. По моей информации, этим каналом активно пользуются, например, соотечественники в Израиле. Там тропа уже очень надежная: люди летят до Минска, а их уже встречают и автомобилем отправляют в Россию. Да, недешево, но никто и не говорил, что встреча с Родиной не обойдется вам ни во что.
До сих пор не закрыты даже пешеходные переходы через китайско-российскую границу, если что (закрыты с 30 марта.— “Ъ”).
Но Ипатовы ждали прямого рейса. Ведь у них были билеты. Да, в свое время они приобрели невозвратные, и это понятие приобрело в случае с ними и со многими другими новый смысл: никак не выходило по ним вернуться.
Деньги у них заканчивались, несмотря на то что Сбербанк увеличил им кредит по карте. Но и этот кредит тоже подходил к концу.
Впрочем, они неожиданно получили компенсацию из МИДа, на которую уже и не рассчитывали. За пять, а потом и за шестой день в Таиланде им вдруг перечислили 43 тысяч рублей. Они приободрились.
Тем временем хозяйка квартиры сообщила им, что больше не может сдавать им апартаменты, и предложила другие, впрочем, за те же деньги. До этого она отправила их, как сказала, делать тест на коронавирус, потому что пришло соответствующее уведомление из Министерства туризма Таиланда. Они съездили, но на самом деле у них только померили температуру, расспросили, чем они в жизни болели, зарегистрировали, попросили оставить координаты и отправили обратно.
— Похоже, это было на тот случай, если начнется совсем уж повальная эпидемия,— сообщил мне Алексей.— Мы вернулись, переехали в другой дом, и на самом деле ничего в наших апартаментах не поменялось, кроме цвета обоев. Правда, в доме теперь была охрана, которая у нас ежедневно, днем и вечером, измеряла температуру…
— То есть лишний раз нервировала…— предположил я.
— Ну да,— подтвердил он.— Но это ладно. Все-таки коронавирус… В лифте даже кнопки были заклеены — видимо, чтобы легче было их мыть… Снял скотч — и все…
— Я видел, вы в это время фотографировались у бассейна, и было такое впечатление, что все не так уж плохо…
— Да,— сказал он,— у каждого такого дома обязательно есть бассейн. И мы фотографировались.
Они ждали, что придет извещение на рейс.
— Думали, нам напишут: такого-то числа вы сможете улететь…— сказал он.— И мы ждали…
Они взяли напрокат скутер за 200 батов в сутки (то есть примерно за 450 рублей), потому что деньги теперь все-таки были, и однажды съездили даже в большой супермаркет, где, как и везде в городе, все люди были в масках. Без маски шагу нельзя было ступить в Таиланде.
— До этого была создана группа «Пхукет—Москва». И первую ссылку на регистрацию рейса Бангкок—Москва получили люди из этой группы,— поделился очередной настигшей его неприятностью Алексей.— Нас в этой группе не было, потому что зачем? Мы же не на Пхукете. Но вот те, кто в ней был, успели зарегистрироваться раньше всех.
Они пытались зарегистрироваться на этот рейс, но неудачно: он был по всем признакам уже заполнен. Правда, в какой-тот момент вдруг появились три свободных места, и Алексей говорит, что он успел нажать кнопку клавиатуры. Пришло извещение: «Ваша заявка принята. Ждите».
Все, больше они уже теперь не спали.
— Периодически ночью я смотрел информацию,— говорит он.— И где-то в три ночи по Таиланду обнаруживаю, что пришла эсэмэска с портала госуслуг: «Вам отказано в регистрации. На этот рейс могут попасть только пассажиры из Москвы, Петербурга, Московской и Ленинградской областей».
Это опять был конец. Они не попали на рейс 7 апреля, теперь пропускали и этот. И никто не знал, когда будет следующий. А может, его не будет вообще.
В этот момент в жизни семьи Алексея Ипатова начал играть роль сотрудник департамента информации и печати МИД России Денис Микерин.
— Да, мы с ними созвонились,— рассказал он мне.— Я спросил их, готовы ли они улететь.
И они ведь оказались готовы.
— Когда мы узнали, что у ребят областная прописка, позволяющая им вылететь, мы и стали более плотно действовать,— продолжил Денис Микерин.
Он не сказал, что именно на этом рейсе у МИДа наконец сложилось взаимодействие с Минкомсвязью, которая до этого возвращала российских граждан самостоятельно — например, из Нью-Йорка, когда в конце концов в Москву улетели 46 человек, просто ничтожная часть из тех, кто жаждал и был в аэропорту. На борт брали тех, у кого была московская или подмосковная регистрация, кроме того, людям звонили за несколько часов до вылета, выясняли, хотят ли они, а когда выясняли, что те не успевают, например, добраться до Нью-Йорка, требовали, чтобы те сказали: «Да, мы отказываемся…» «Но мы не отказываемся…— сопротивлялись некоторые.— Мы просто не успеваем». «Отказываетесь»,— разъясняли им.
— Очень сложная притирка потребовалась с Минкомсвязью и «Аэрофлотом»,— деликатно выразился Денис Микерин.— То есть с перевозчиком, с теми, кто оформляет списки, и с теми, кто находится на земле. Мы знаем, как далеко эти люди от аэропорта, нет ли вдруг комендантского часа, мы можем быть с ними на связи…
А не на Минкомсвязи.
В самом деле, многие из тех, кто пытались заниматься туристами в эти дни, на самом деле находились, полное впечатление, в космосе.
— 11 апреля в Москву планировались два рейса,— продолжал Денис Микерин.— Один из Бангкока с залетом в Питер, причем 300 человек — до Москвы, а 50 должны были выйти в Питере… Другой — из Антальи, на нем улетали 150 человек.
Все, квота в 500 человек в день, которых может переварить Россия, как было раньше установлено правительством, таким образом была выбрана.
— И вот вчера, буквально в полдвенадцатого в Москве,— говорил мне Денис Микерин,— мне звонит Александр Васильевич Нерадько (глава Росавиации.— А. К.) и говорит: «Слушайте, только что звонил посол в Турции и сообщает, что рейс из Антальи по-любому не может быть выполнен».
А тут еще, конечно, надо было понимать, какая работа была проведена по подготовке этого рейса,— чтобы вдруг осознать горечь внезапного и полного поражения.
— Мы, конечно,— сразу позвонили послу,— добавил Денис Микерин.— И узнали, что турки вводят с нолей комендантский час, который будет действовать по крайней мере в течение 48 часов. То есть возможность доставки людей в аэропорт исключена. А рейс-то собран… Турки и хотели бы пойти нам навстречу, мы стали им звонить, они говорят: «Ну вы поймите, мы не можем ставить под угрозу безопасность наших граждан, и вот эти 48 часов для нас — самые принципиальные, они критически важны, мы не можем разрешить вам везти этот борт по всему этому Анатолийскому региону в аэропорт...»
Это был приговор, который никто и не собирался обжаловать.
— И тут,— рассказывала мне официальный представитель МИДа Мария Захарова,— Денис говорит: «Так ведь у нас таким образом зато появилась дополнительная квота на людей из Таиланда!»
— Да,— подтвердил он мне,— в этом самолете, «Боинге три семерки», 402 кресла. Мы могли заполнить еще 50 кресел на рейсе из Бангкока.
В Бангкоке было три утра. Денис Микерин поднял сотрудников посольства, и главное — те поднялись.
— Начали обзванивать, заполнять… По факту загрузка составила 371 человек,— сообщил Денис Микерин.— 13 детей до двух лет, по-моему…
Тут уж я не в первый раз не поверил ушам своим. Все-таки неожиданности про русских людей еще оставались. Они уезжали отдыхать в Таиланд, когда все было уже очень плохо или даже кончено, чуть не с младенцами на руках. И это была история уже не про русский характер. Хотя высказаться про нее хотелось по-русски.
— У ваших Ипатовых все вроде было нормально,— добавил Денис.— Я связался с ними, спросил, все ли хорошо, они сказали: «Да, наша заявка стоит в листе». Я активно работал по другим людям, как раз решили, что заполняем «Боинг» за счет квоты из Антальи, и вдруг в половине первого по Москве Алексей пишет, что они получили сообщение: «Ваше заявление отменяется». Я такой в легком шоке, связался с Минкомсвязью и выяснил, что почему-то система выдала, что у них нет прописки в Московской области.
Денис Микерин не стал говорить, но я потом все же выяснил. Система состояла из девушки, которая проверяла списки. И на нее произвело впечатление, что семья Ипатовых зарегистрирована в городе Королеве. Московской области. Она поняла, что надо действовать — и вычеркнула их, потому что сажать на рейс можно было людей только с регистрацией в Москве или Московской области. Город Королев показался ей, возможно, слишком крупным населенным пунктом или очень уж громким названием для небольшой в сущности Московской области: она бы слышала про него, если бы он имел отношение к ней.
Потребовалось время, чтобы убедить всех, что Королев находится все-таки в Московской области. Ипатовых вернули в список под его, то есть Микерина, личные гарантии того, что Королев — это Московская область.
— Они приехали в аэропорт и сказали, что их по-прежнему нет в списках,— рассказывал Денис.— Я им говорю: «Спокойно, ждите! Списки дойдут!» После часовой задержки, когда пришли подтвержденные списки из Москвы, их начали сажать. Причем я и им, и всем остальным говорил: «Главное, никуда не уходите!»
Тут была тоже, конечно, особенность, с которой пришлось сталкиваться отправляющим. Русские люди терпели до последнего. Они терпели много дней. Они заполняли анкеты, звонили в посольство, жили (причем кто-то уже впроголодь) в социальных сетях… Они терпели друг друга, а это в последние дни было, может быть, труднее всего остального, вместе взятого… В конце концов, они приезжали в аэропорт, узнавали, что пока что их не сажают,— и тут разворачивались и с мрачным удовлетворением уезжали обратно. Они же так и предполагали. Они были уверены, что так и будет. Они даже такси из аэропорта не отпускали, потому что все же было ясно.
— Бывают же задержки! — воскликнул Денис Микерин.— Мы вот накануне это на ларнакском рейсе пережили.
Да, про это я тоже был в курсе. Одна девушка, добиравшаяся на этот рейс из Северного Кипра со своей собакой, добралась и узнала, что собаку могут взять только в багажное отделение: на нее не были оформлены документы. Ну вот она долго пыталась посадить собаку все-таки в салон (и собака, и салон были к этому времени, конечно, сильно и даже, может, навсегда перенервничавшими), а когда ей отказали окончательно уже в десятый раз, сказала, что она, конечно, тогда тоже не летит, и уехала обратно к себе на Северный Кипр — видимо, уже теперь на ПМЖ.
— Те, кто хотел улететь из Ларнаки, например, все равно улетали, вспоминал Денис события минувшего дня.— Сверяли списки с Москвой еще раз, получали одобрение на уровне замминистра Минкомсвязи — и улетали же!.. Я и Ипатовым сказал: «Ждите!»
— В аэропорту была огромная очередь, которая застыла в ожидании регистрации,— сказал мне Алексей Ипатов.— Справа стойки регистрации, слева — кассы. Был какой-то человек со списком. Большинство людей были без обратного билета. Им-то и нужны были кассы.
И если еще несколько дней назад эти люди совершенно не собирались улетать за свой счет, то теперь не были так категоричны. Для них кассы и были любезно открыты.
— Через какое-то время всех поставили на «стоп»,— сообщил мне Алексей Ипатов.— Появились новые списки. Какой-то представитель пошел вдоль очереди, искал пассажиров с детьми, проверял, есть ли у них обратный билет, и чаще всего вел к кассам… Без очереди, конечно.
Его тоже поразило, сколько же тут желающих улететь с детьми.
— И ведь они все, значит, прилетели тоже с детьми! — воскликнул он.
Это было резонно.
— Вы считаете, они принципиально отличаются от вас? — переспросил я.
— Конечно! — сказал он.— Я даже пенсионеров встретил. С маленькими детьми!! Три пары пенсионеров! С внуками!
— Удивлялись, значит? — не выдержал я.
— Да! Тогда, в аэропорту Шереметьево, удивлялись вы, что мы летим. А теперь удивлялся я!
Он засмеялся.
— А чему вы удивлялись?
— Да что они вообще тут делают! — снова смеялся он.
Но главное, их тоже нашли представители «Аэрофлота» и сказали обменять им старые билеты на билеты этого рейса. А в кассе выяснилось, даже и менять не надо.
— И сказали идти прямо на регистрацию,— сообщил Алексей.— И все, дальше ждали самолета в зоне ожидания.
— Вы поняли, что все, похоже, если не закончилось, то обошлось? — спросил я его.— Вы чувствовали себя наконец счастливыми людьми?
— Эйфории не было,— признался он.— Было такое состояние: сядем — хорошо. Не сядем — значит, будет дальше жить в Таиланде. Попытались бы попасть обратно в Хуахин.
Конечно, это ж был родной для них город.
— Вы думаете, он снова принял бы вас в свои объятия? — переспросил я.
— Да,— согласился он,— Хуахин не склонен принимать туристов. Но мы бы попытались.
Они даже перекусили перед посадкой: в зоне duty free работала пара кафе (в остальном аэропорту все было закрыто).
— Все наши люди были в масках, как и весь Таиланд? — поинтересовался я.
— До регистрации — да,— поколебавшись, ответил он.
— Ну а потом — понятно,— кивнул я.— Считай что дома…
— Да,— согласился он. — Многие поснимали, конечно. Особенно в самолете. Лететь-то сколько! Меня, правда, маска не тяготила…
Он, правда, не уточнил, снял он ее или нет. Ведь, скорее всего, не тяготила, а просто снял.
У них был двадцатый ряд. Через 12 часов они были в Пулково, где треть пассажиров этого рейса вышла.
Денис Микерин в это время как раз заснул на совещании в МИДе, сидя прямо на стуле. Но его разбудили.
— Послушайте, а сколько там, в Таиланде, еще наших осталось? — спросил я потом у Дениса.
— Сначала было почти 22 тысячи, причем речь о неорганизованных,— сказал он.— Организованных Ростуризм вывез в самом начале. А индивидуалы по-разному себя ведут. У кого-то была возможность вылететь, но тур оплачен, например, до 5 апреля… Был у меня такой случай, и не один… «Если,— говорю,— сейчас не улетите,— то не улетите вообще!» «Но я проплатил! — говорили мне.— И я отдохну!» «Сибирь» вывозила людей, 320-е «Аэробусы» вылетали, по три-четыре рейса в день… Мы вывозили «Аэрофлотом»… Сейчас, я полагаю, там еще остается семь-восемь тысяч человек… Но кто-то, между прочим, живет и постоянно там и обратно не рвется! Это ведь тоже наши люди.
В Москве Ипатовых долго держали в самолете. Всем опять мерили температуру, потом хотели вывести пассажиров бизнес-класса, затем раздумали и решили, что первыми должны покинуть борт пассажиры с детьми, и начали выводить. Но тут одна мама обнаружила, что у ее младенца температура. Это было ЧП, всех снова вернули и вызвали врача для ребенка.
И все-таки они были в Москве. Они прилетели. Они вернулись.
Потом у них был бесплатный, можно сказать, индивидуальный транзит до Королева: это была еще одна мера безопасности для доставки прилетающих на карантин.
— У нас был автобус по восточной части Подмосковья: Мытищи, Королев, Щелково, Железнодорожный… Пять семей… Первыми Мытищи, потом наш Королев… Моя мама днем купила продуктов и немножко наполнила нам холодильник…
Между тем уже несколько часов как было 12 апреля.
То есть у Алексея Ипатова уже наступил день рождения. Ему исполнился 31 год.
Можно было сказать ему, что вот же, он как раз считай что родился заново. Но он же так не считал. Да и не так это было. Наоборот, он жил как жил.
— Гостей-то не будете приглашать? — на всякий случай спросил я утром.
Я был уверен, что, конечно, ни о каких гостях речи никакой быть не может. Какие гости не на самоизоляции даже, не на разобщении, не на самосохранении, а на жестком карантине после всех этих адовых мытарств? Это будет такой день рождения без гостей, своим, так сказать, кругом. Да, привычным, конечно, что уж тут говорить. Но ведь дома. Ведь все закончилось. И, может, даже не повторится.
— Нет,— с сожалением сказал мне Алексей.— Все наши-то на дачах…
— Скажите тогда,— спросил я,— а если бы сейчас вам пришлось выбирать, как три недели назад, лететь или не лететь в Таиланд, вы бы как поступили?
— Если бы можно было повернуть время вспять? — задумчиво переспросил меня Алексей Ипатов.— Да, полетели бы.
— Полетели бы…— эхом отозвался я.
Ведь больше сказать-то было и нечего.
Потом я все-таки собрался с силами и переспросил:
— Что, неужели?.. Несмотря на весь ад, в который вам пришлось окунуться?..
Он думал, потом рассудительно произнес:
— Не такой уж это был и ад… Только вот надо было бы быть, возможно, более финансово подготовленными… Если бы мы рассчитали наши средства более тщательно…
И может быть, это с ними даже не повторится, переспросил я себя.
Повторится, обязательно повторится.