Группа «Изоизоляция» в Facebook и в Instagram, в которой любой может запостить свою «живую картину»,— бомба эпохи коронавируса. Ей едва сравнялось две недели, она создана 30 марта. На сегодняшний день у нее больше 450 тыс. участников и многие тысячи публикаций, причем количество и тех, и других все еще растет стремительно. Этой группе посвятили свои статьи и репортажи многие крупные СМИ, не оставили феномен незамеченным и профессиональные издания по искусству. Выводы делали разные: от очевидного (голь на выдумки хитра) до совершенно непредсказуемого (практики перевоплощений, столь любимые остро актуальными художниками, пошли в народ, который до сих пор в особой любви к совриску замечен не был). Обозреватель “Ъ” Кира Долинина увидела в этом повальном увлечении изобразительным искусством признаки уже произошедшей в массовом сознании визуальной революции.
Фото: Facebook.com / Izoizolyacia
«Граждане! Можно вас попросить больше не притворяться мировой живописью? Потому что я уже перестаю любить мировую живопись. Вас еще люблю, но из последних сил, признаться»,— написал еще 7 апреля на «стене» своего аккаунта в Facebook Виктор Шендерович. Не перестали, конечно. Кто-то вопиет в пустыне: «Ни одной "Девочки с персиками" больше, умоляю!», другие видеть не могут 125-й вариант «Девушки с жемчужной сережкой». Меня лично, например, тошнит от «альтмановских» Ахматовых и Фрид Кало. А сколько там Магриттов, «Опять двоек», «Дам с горностаем» — не перечесть.
Но нет-нет да и выпадет в ленте новостей шедевр вроде горки маленьких пельменей (гора черепов из «Апофеоза войны» Верещагина), прекрасная 100-киллограммовая танцовщица Фернанда Ботеро в исполнении отважной и совершенно прекрасной участницы флешмоба, одна роскошная на десять скучнейших «любительниц абсента» Пикассо, отважный обнаженный мужчина, исполняющий не что иное, как самую откровенную из ню Люсьена Фрейда, «Большую Сью». Ради них и не отписываешься, смотришь, удивляешься.
Что, собственно, произошло? Русский (хотя аналогичные группы есть и в социальных сетях других стран) интернет захватила история искусства. Не слова, а картинки. Не картинки-мемы, хотя их сегодня на почве коронавирусной эпидемии тоже масса, а именно «живые картины», развлечение интеллигентских дачных вечеров, студентов Академии художеств и капустников музейных работников.
Еще пару лет назад интернет вмиг могла охватить эпидемия словесных экзерсисов вроде стихотворных «пирожков», а сегодня слово совсем не так значимо, как картинка.
Замена главенства вербального визуальным — это чрезвычайно важное для культуры явление. Особенно для отечественной. Русская культура логоцентрична насквозь. Шутка, анекдот, цитата — все это суть нашего общения, опознавательные знаки. Мы и кино запоминаем прежде всего словесно, перебрасываемся цитатами из слов, а не кадрами. Тот, кто помнит наизусть каждый жест Бельмондо из «На последнем дыхании» Годара, это уж совсем эстет и киноман какой-то. А вот «Ну и видок у тебя, Шарапов» или «I’ll be back» Терминатора — это для всех, это общее. И дело совсем не только в массовости одних фильмов и арт-хаусности других, но именно в восприятии.
Мы привыкли воспринимать искусство через слово. Даже визуальные искусства: ведь каждый из нас с первого класса точно знает, что картины созданы для того, чтобы их «описывать» словами.
Что они сюжетны, нарративны, а если сюжета мало («Грачи прилетели» или любой левитановский пейзаж из школьного учебника, например), то его нужно додумать. Отсюда такие проблемы с восприятием абстрактного искусства в частности и современного искусства (читай — модернистского) в целом. Что делать с картинкой, если в ней нет сюжета?
И вот вдруг эта проблема решается сама по себе. Работы для «Изоизоляции» очень разнообразны по техникам (та самая «голь на выдумки»), но еще важнее, сколь разнообразны источники для «живых картин». Больше половины, я думаю, это живописные работы совсем даже не хрестоматийного ряда. Оказывается, у нас неплохо знают мировую живопись. И, что интереснее, смело бросаются в попытки разобраться в сути «непонятного», «неописываемого», «современного» искусства. Вот самодельный натюрморт — копия с Сезанна. Все положено ровно как на оригинале, но не то, предметы лежат как лежат, а у Сезанна они объемнее и готовы скатиться прямо на зрителя. Вот вам и урок сезанновского отказа от прямой перспективы. Или портрет а-ля Пикассо, такой, где нос свернут и глаз один анфас, а другой в профиль. Чтобы такое нарисовать на себе, надо разобраться в системе условностей, которую предлагает Пикассо.
Визуальное высказывание в момент стало массовым приемом.
Понятно, что годы в Instagram, перекидывание друг другу картинок, клиповое сознание и все такое просто так не прошли. Но тут мы имеем дело с явлением иного порядка.
Мы пустили в свой обиход визуальные цитаты, огромный пласт визуальных образов. Мы научились говорить и не словами тоже. Неожиданно, но очень интересно. А за слова не волнуйтесь — вот на прошлой неделе, например, к ним уже возвращались, история Древней Руси стала актуальной как никогда. И тут не до картинок.