Проблемы, связанные с пандемией коронавируса, обвал цен на нефть и в целом замедление мирового экономического роста могут осложнить и без того непростой путь к разрешению многочисленных ближневосточных конфликтов. То, в какую сторону будут развиваться события в Сирии — стране, за которую Россия несет прямую ответственность, особенно важно для Москвы.
Дипломат Александр Аксенёнок
Фото: Иван Водопьянов, Коммерсантъ / купить фото
Дипломат Александр Аксенёнок
Фото: Иван Водопьянов, Коммерсантъ / купить фото
Реальные вызовы для Сирии в краткосрочной перспективе кроются в экономике, а не в террористической угрозе. В период с 2011 по 2018 год ВВП упал почти на две трети — с $55 млрд до $20 млрд в год. Это означает, что стоимость восстановления Сирии (по самым скромным оценкам достигающая $250 млрд) составит не менее чем 12 текущих ВВП страны. Жизнь 80% сирийцев за годы войны опустилась ниже черты бедности, а ее продолжительность сократилась на 20 лет. Страна страдает от нехватки квалифицированных специалистов. На этом фоне появляются новые проблемы.
Усиление американских санкций. Подписанный президентом Дональдом Трампом 20 декабря 2019 года дополнительный пакет санкций (Акт Цезаря) теперь уже не просто предусматривает возможность введения санкций в отношении официальных органов, компаний и физических лиц третьих стран, сотрудничающих с Дамаском, но и юридически обязывает президента делать это. В том числе и в отношении банков, осуществляющих расчеты через Центральный банк Сирии.
Финансовый кризис в Ливане, банковский сектор которого всегда играл для Сирии роль «ворот во внешний мир».
Около четверти депозитов в ливанских банках принадлежат сирийскому бизнесу, в том числе связанному с правительством.
Введение валютных ограничений в Ливане затормозило сделки на импорт товаров первой необходимости, в том числе закупки пшеницы, нарушило цепочку поставок комплектующих и повлекло за собой резкий рост цен. Продолжил падение и сирийский фунт.
Перспектива перебоев и без того нелегальных поставок нефти из Ирана из-за скачков цен на энергоносители и усиление американских санкций, включая возможные силовые акции против иранской инфраструктуры на востоке Сирии.
К числу рисков, способных обострить экономический кризис и вызвать социальные потрясения, относится и вспышка коронавируса. Опасения худшего связывают с тем, что за годы войны система здравоохранения оказалась подорванной, в стране ощущается нехватка врачей, лекарств и медицинского оборудования.
Кроме того, быстрому распространению эпидемии может способствовать большая плотность населения в городах и лагерях беженцев.
Непростая обстановка обязывает Дамаск адекватно оценить имеющиеся риски и выработать долгосрочную стратегию. Новая военная реальность не может быть устойчивой без экономической реконструкции и построения такой политической системы, которая опиралась бы на действительно инклюзивную базу и была бы результатом международного компромисса. Это особенно важно, поскольку до следующих президентских выборов в 2021 году осталось немного времени.
Однако, судя по всему, в Дамаске не особенно склонны проявлять дальновидность и гибкость, по-прежнему делая ставку на военное решение при поддержке своих союзников и получение необусловленной финансово-экономической помощи, как в былые времена советско-американской конфронтации на Ближнем Востоке.
Страна де-факто разделена на сферы внешнего влияния между Россией, Ираном, Турцией и США.
Местная администрация в Африне и других районах на севере Сирии, находящихся под контролем Турции, поставлена в подчинение турецких органов власти приграничной провинции Хатай. Обширные территории к востоку от Евфрата (провинции Ракка, Дейр-эз-Зор) управляются системой местных советов, представляющих собой подвижную коалицию курдов и части арабских племен. Военное присутствие США хотя и ограничено по численности («наши триста спартанцев», как шутят американцы), но остается в пределах 1,5–2 тыс. человек, которые периодически подпадают под ротацию.
И, наконец, Идлиб. Астанинский переговорный формат (Россия, Турция и Иран) позволил Дамаску в период с 2017 по 2019 год вернуть контроль над тремя зонами деэскалации из четырех. Ценой этому стало превращение четвертой зоны (Идлиба) в укрепленный террористический очаг, куда стекались «непримиримые» боевики из других районов Сирии.
Последняя военная кампания в Идлибе показала пределы возможного, несмотря на тактические успехи, достигнутые при поддержке ВКС РФ.
Россия со своей стороны также достигла предела компромиссов на дипломатическом треке.
Обострение вокруг Идлиба в феврале показало, насколько разнятся интересы Москвы и Анкары — главных игроков, определяющих судьбу этой зоны деэскалации. Решимость России и сирийского режима уничтожить последний оплот международного терроризма столкнулась со стратегическими планами Турции завершить при помощи подконтрольных формирований антиасадовских боевиков создание на севере Сирии буферной зоны. Ее предназначение — обеспечить безопасность турецкой границы, создать достаточное пространство для переселения туда сирийских беженцев и получить козырь в политической игре. В итоге наступил момент, когда России и Турции нужно искать более далеко идущие компромиссы на базе общего видения будущего Сирии. Это непросто, учитывая сопротивление руководства Сирии к существенным реформам.
По мере деэскалации сирийского конфликта все более явным становится нежелание или неспособность властей в Дамаске наладить такую систему государственного управления, которая обеспечила бы условия для перехода от «военной экономики» к нормальным торгово-экономическим отношениям.
Даже в районах, подконтрольных правительству, по-прежнему действуют «свои законы»: распространены поборы с торговли, транзита, гуманитарных конвоев в интересах цепочки, состоящей из привилегированных чинов в армии или службах безопасности, коммерческих посредников и лояльных правительству бизнесменов.
За годы войны сформировались «центры влияния» и теневые структуры, не заинтересованные в переходе к мирному развитию, хотя в сирийском обществе, в кругах бизнесменов из секторов реальной экономики и среди части госаппарата есть запрос на проведение реформ. Но в атмосфере всеобщего страха и засилья спецслужб он не звучит открыто.
В результате предпосылки для реализации крупных проектов по поствоенному восстановлению Сирии практически отсутствуют. Эта задача неподъемна ни для властей в Дамаске, ни для узкой группы внешних доноров. Меняющаяся мировая конъюнктура ограничивает возможности союзников Сирии оказывать ей необходимую финансово-экономическую поддержку. США, страны Евросоюза и нефтяные монархии Персидского залива обуславливают свое участие в реконструкции требованиями начать в соответствии с резолюцией Совбеза ООН 2254 политический процесс, предусматривающий среди прочего внесение поправок в конституцию и проведение «свободных и справедливых выборов» под эгидой ООН. Высшее российское руководство также многократно подчеркивало безальтернативность политического решения и необходимость достижения урегулирования между самими сирийцами в международно-правовых рамках. Правительство Сирии к этому пока не готово, но ситуация со временем может только усугубиться.