НИИ скорой помощи им. Н. В. Склифосовского оказался в списке медучреждений, которые принимают и лечат больных коронавирусной инфекцией COVID-19 в Москве. Корреспондент “Ъ” поговорил с сотрудником больницы, попросившим не называть его имя и должность, о том, с чем ежедневно теперь сталкиваются медики и почему работа в новых условиях может быть опасна для самих врачей.
Фото: Александр Казаков, Коммерсантъ / купить фото
— Сталкиваетесь ли вы непосредственно с зараженными коронавирусом?
— Я работаю не в самом очаге (имеется ввиду — не в закрытом инфекционном отделении.— “Ъ”), но людей часто привозят с травмами, несовместимыми с жизнью. То есть у них есть вирус и какая-то травма. Бывает, что звонят, говорят, что едет пациент с коронавирусом. И его привозят в обычное, а не в изолированное отделение, туда, где лежат пациенты, не зараженные вирусом. Это бардак. Иногда в больницах есть отделения с отдельными палатами, если они есть — их туда. Если нет — туда, где есть свободное место. Корпуса переполнены, а поток есть, а не принять мы не можем, кто нас послушает?
— С зараженными коронавирусной инфекцией работают врачи в других отделениях?
— Все работаем, без исключения. Не бросим, конечно. Если человек в тяжелом состоянии и не сможет без медицинской помощи, его положат. Если человек физически здоров, но в нем есть вирус, его отправят домой на карантин. Я могу сказать про пациентов, которых привезли в нашу больницу с подозрением на COVID-19: тест показывает результат на следующие сутки. То есть сутки ты можешь с пациентом работать и не знать, есть у него коронавирус или нет.
— В целом работа всех отделений осложнилась?
— Сейчас мы работаем в очень сложном режиме. Я работаю через сутки. Бывает, что за сутки работы ты не спишь, не успеваешь поесть, можешь только ненадолго сесть и отдохнуть. Мы все, медики,— люди с характером, можем стукнуть по столу и сказать: «Все, еще 10 минут — и идите на фиг». Мы хотим лечить людей, мы для этого шли в профессию — помогать людям. Но мы тоже люди и тоже можем стать такими же пациентами.
Мы выходим на смену, нам выдают одну шапку одноразовую, одну обычную ситцевую маску. Одноразовая маска действует 20 минут, а нам ее дают на сутки.
Логично, что, когда мы дышим в нее все сутки, там скапливаются бактерии, и это еще больший риск заражений. Мы не подготовлены, голые, по сути, находимся. Мы моемся, ходим в душ после смены, но это не стопроцентная гарантия, что мы ничего не принесем домой. Я, как ответственный гражданин, нахожусь в изоляции в квартире с собой один на один, не езжу к родным. Это морально сложно.
— Из-за тяжелых условий работы кто-то уже решил уволиться?
— Пока никто не уволился, но многие ушли на больничный. Тяжело, но людям нужны деньги, поэтому продолжаем работать.
Причем мы работаем на одну ставку, а по факту — втрое больше, нам за это не доплачивают.
— Но на больницы же выделили отдельные деньги для доплат врачам, которые работают в сложившихся условиях. Разве нет?
— Людям, которые работают в огороженных корпусах (изолированные инфекционные корпуса, где лежат больные коронавирусной инфекцией.— “Ъ”), работается полегче. Там работает мой знакомый, который рассказывает, что они четыре часа работают, столько же отдыхают. У них есть время, чтобы снять защитный костюм и отдохнуть. Им доплачивают очень хорошо. У нас на смене на одного человека могут кинуть восемь-девять пациентов, с которыми нужно работать целые сутки. И все пациенты в тяжелом состоянии. Не скажу, что все так, как говорят в новостях.
— А вас как-то доставляют до дома? Спецтранспортом или на такси? Вы же в самой большой зоне риска.
— Никто нас не доставляет до дома, это слишком жирно для нас.
Мы ездим сами до работы на общественном транспорте.
Один врач, не могу утверждать, что он заразился у нас, поскольку ездит на работу издалека и мог подхватить вирус в электричке или метро, сделал тест на коронавирус. Ему показало 50/50 — сомнительный тест, его самоизолировали. Он надел три маски и поехал домой.
— А вообще большая заболеваемость вирусом среди врачей?
— Думаю, да. Нужно делать инъекции, ставить капельницы, некоторых подключать к ИВЛ, а перед этим необходимо заинтубировать человека, то есть контакт с ним очень тесный. Слюни, сопли и все это может попасть на слизистую глаза, например. Есть люди, которые просто переносят вирус. Думаю, многие врачи за время работы выработают иммунитет.
— А как вы относитесь к COVID-диссидентам? Или к людям, которые не отрицают существование вируса, но не считают его серьезным заболеванием для тех, кто не находится в зоне риска.
— Коронавирус — это, по сути, двухсторонняя пневмония, при нем идет большая нагрузка на легкие: они плохо функционируют. Все это может перейти в отек легких. И это касается людей любого возраста. Есть пациенты, которые находятся в очень плохом состоянии. Моя знакомая недавно переболела двухсторонней пневмонией, не коронавирусом. Ей 20 лет, она лежала в больнице месяца два, была подключена к ИВЛ, все было достаточно плохо, но она выкарабкалась. То, что люди относятся так небрежно... Они не понимают всю эту серьезность болезни и не ценят работу медиков. Каково нам каждый день видеть людей, которым плохо? Знаете, даже сходить в морг оказывается намного проще, чем смотреть на людей, которые страдают.
Как борьба с эпидемией изменит российское здравоохранение
Регионы не смогут в 2020 году проводить модернизацию первичного звена здравоохранения. Средства, ранее выделенные на эти цели федеральным бюджетом, вернутся в Резервный фонд правительства для финансирования борьбы с коронавирусом. Впрочем, взамен из-за эпидемии российская система здравоохранения получит в три раза больше денег, по сути, на те же цели — в виде выплат врачам, закупок машин скорой помощи и медтехники. Впрочем, вопросы освоения этих денег будут зависеть как от характера прохождения пика эпидемии регионами, так и от состояния рынка медицинского оборудования и средств.