Внешняя политика замерла. Вирусу под номером 19 удалось то, чего не могли сделать ни войны, ни мировые кризисы,— международные отношения почти полностью переведены в режим ожидания.
Фото: Дмитрий Лебедев, Коммерсантъ
Фото: Дмитрий Лебедев, Коммерсантъ
Министерства иностранных дел занимаются одним — организацией возвращения сограждан из стран, где те по разным причинам оказались. Задача важная и нетривиальная, учитывая, какого количества людей это касается. Но она требует достаточно специфических дипломатических навыков. Причем при взаимодействии не только (а иногда и не столько) с иностранными державами, а прежде всего со смежными ведомствами собственной страны. Что подчас сложнее. Второе направление — помощь дружественным странам, пострадавшим от заразы. Тут внешнеполитические ведомства играют заметную роль, но солируют медики, транспортники и военные.
А что же классическая дипломатия? Она временно осталась без повестки. Нет, конфликты никуда не делись. Военные действия в горячих зонах продолжаются, достаточно взглянуть на положение дел в Сирии. Но если полтора месяца назад они были в центре всеобщего внимания, то сейчас интересуют только тех, кого затрагивают непосредственно.
Все государства ушли в себя. Задача самосохранения перед лицом нежданной комбинированной угрозы (эпидемия плюс глубокий социально-экономический кризис) настолько приоритетнее всего остального, что привычные внешнеполитические проявления выглядят как-то диковинно.
Новых тем у дипломатии не возникло, а воспроизводство прежних, казалось бы, только подчеркивает их неадекватность изменившейся обстановке. Кругом несомненные глобальные вызовы и угрозы, равно разрушительные для всех, а политические глашатаи продолжают упрекать врагов и идеологических оппонентов. Инерция? Цитируя известный мем, не думаю.
Когда острая эпидемиологическая фаза пойдет на спад, внешняя политика начнет выходить из ступора. Послепандемические реалии обещают быть жесткими. Всем придется заниматься восстановлением в условиях резкого сокращения ресурсов — как международных, так и национальных.
Эгоизм станет свидетельством не злонравия, а, по сути, безальтернативной необходимости, ведь каждое правительство отвечает перед собственным населением.
Понятно, что степень эгоизма бывает разной, смысл международных норм и правил в том и состоит, чтобы вводить присущее любому государству себялюбие в приемлемые для остальных рамки. Но с последними как раз и неблагополучно.
Эрозия системы международных институтов идет давно, коронавирус стал катализатором. Практики последних лет, в частности систематическое применение санкций,— проявление тенденции на замену согласованных механизмов односторонними действиями. И нет оснований полагать, что в еще более беспощадной мировой обстановке будет иначе. Разгорающаяся из-за вируса битва США и Китая это подтверждает.
Хотя прямота и откровенность стали, благодаря Дональду Трампу, фирменным стилем современности, совсем уж неприкрытое изложение истинных мотивов смущает, за столетия политика обросла культурными наслоениями.
Так что все конструкты, противопоставление которых мы наблюдали до сих пор (демократия-авторитаризм, либеральные и традиционные ценности, разные приоритеты в понимании прав человека), не только уцелеют, но будут больше востребованы.
Правда, содержание политики будет все дальше расходиться с оболочкой, которой останется сугубо оформительская роль. Продолжит нарастать разрыв между дипломатией публичной и реальной. Мы наблюдали такое и раньше — сногсшибательные обвинения, которые соседствуют с совместным решением отдельных вопросов, представляющих жизненный интерес для оппонентов. В этих случаях от дипломатов требуются железные нервы, чтобы «держать лицо» в открытой перепалке и хладнокровно решать вопросы за кулисами.
Чем острее борьба, тем важнее ее этические обоснования. И прежде всего не для внешней аудитории, а для себя самих. В форс-мажорных обстоятельствах общества сосредоточены в прямом смысле на выживании, и их трудно мобилизовать на поддержку внешнеполитических абстракций. Требуется сочетание прямого и непосредственного интереса, с одной стороны, и чего-то эмоционально очень цепляющего — с другой. В крайнем выражении это меркантилизм и национализм. Но если они возобладают, то мир шагнет в еще более опасное состояние. И в какой-то момент дипломатия может оказаться бессильна.