Раскройте уши -- да увидите

Мариинский театр показал первую премьеру сезона — оперу Сен-Санса "Самсон и Далила" в постановке французского режиссера Шарля Рубо. Партию Далилы спела Ольга Бородина. Спектакль трудно смотреть, но хорошо слушать, считает ОЛЬГА КОМОК.

       Самая популярная из опер Сен-Санса, "Самсон и Далила" дважды ставилась в дореволюционной Мариинке, единожды (в декабре 1917 года) — в московском Большом театре. Нынешняя постановка в России четвертая. Спектакль сделали специально для Ольги Бородиной. Прима и в партии, и в роли Далилы была великолепна. Как и ожидалось. Ее партнеры Алексей Стеблянко (Самсон) и в особенности Евгений Никитин (верховный жрец Дагона) по части вокала также были на высоте. Но вот их игра годилась скорее для концертного исполнения (которое и было сравнительно недавно осуществлено Мариинкой на Зальцбургском фестивале), чем для полноформатного спектакля. Но правда и то, что скупость солистов на актерские находки вполне отвечала крайней скупости режиссерской фантазии Шарля Рубо и сценографии Кати Дюфло.
       В первом акте над сценой угрожающе нависла серая "под мрамор" плита с вделанным в нее разбитым витражом в форме звезды Давида. Под ней мрачные филистимляне в черных плащах до пола угнетали иудеев в пыльно-серых робах. Во втором действии Далила выясняла отношения с верховным жрецом и Самсоном на монументальном диване псевдоампирного вида у монументальной же каминной доски с условными безделушками и на фоне гигантской эротической фотографии начала XX века. В третьем акте можно смотреть на Самсона в символической клетке и на эротическое слайд-шоу. Последнее, правда, лишь отчасти отвлекало внимание от происходящей на сцене вакханалии филистимлян, на редкость неприятно поставленной хореографом Эдвальдом Смирновым. В кульминационный момент действия, когда Самсон разрушает стены поруганного храма, со скрежетом рушились с колосников серые полотнища. Вот и вся зрелищность.
       Есть еще одно немаловажное обстоятельство. Самое интересное в этой опере не хрестоматийный ветхозаветный сюжет, сильно разбавленный либретто Фердинанда Лемера. И не образы главных героев, весьма традиционно решенные Сен-Сансом. Коварная Далила, благородно мечущийся между страстью и долгом Самсон, стопроцентно омерзительные филистимляне, стопроцентно добродетельный еврейский народ. И даже не высоты и красоты вокальных партий — душевные излияния Далилы и Самсона по-французски суховаты, несмотря на всю свою итальянизированность. И не драматургия оперы — слегка статичная, напоминающая устройство оратории, каковую и задумывал писать Сен-Санс первоначально. Самое интересное в "Самсоне и Далиле" — оркестр, масштабный и разнообразный, с массой самых современных тембровых know-how (по меркам 1870-1880 годов), крайне чутко реагирующий на сценические перипетии, по-галльски расчленяющий все происходящее на параграфы, абзацы, фразы, предложения и мотивы.
       Сен-Санс — весьма почитаемый консерваторский профессор композиции — всегда писал "музыку для умных". В "Самсоне и Далиле" количество полифонических изысков и оркестровых наворотов на единицу оперного времени далеко превосходит стандарты своей эпохи и поныне способно на протяжении трех часов стабильно удерживать внимание слушателя. В мариинской премьере все это было даже слишком очевидно. Тем более что за дирижерским пультом стоял Валерий Гергиев.
       Одним словом, смотреть в спектакле особенно не на что. Слушать же можно было все, и с большим удовольствием. В следующий раз "Самсона и Далилу" Мариинка покажет в январе. Но со вторым составом исполнителей. Вот тогда и посмотрим, достаточно ли бесспорного оркестрового блеска и мастерства "родных" солисток театра, чтобы публика не заметила отсутствия великолепной Ольги Бородиной. И если на сценографию рассчитывать не приходится, не захочет ли маэстро Гергиев переделать спектакль так, чтобы первая роль оркестра показалась бы достоинством, а не недостатком.