Наверняка когда-нибудь Северная Корея перестанет быть для мира «черным ящиком», но пока что именно таким она и остается. Монография известного востоковеда и публициста Андрея Ланькова позволяет в неведомое заглянуть уже сегодня. «Огонек» публикует несколько фрагментов из этой книги.
Книга Андрея Ланькова «К северу от 38-й параллели: Как живут в КНДР» вышла в издательстве «Альпина нон-фикшн»
Фото: Альпина нон-фикшн
Книга Андрея Ланькова «К северу от 38-й параллели: Как живут в КНДР» вышла в издательстве «Альпина нон-фикшн»
Фото: Альпина нон-фикшн
Имена бога земного
«Каждый северокорейский школьник и студент тратит немало времени на изучение официальных биографий Ким Ир Сена и Ким Чен Ира. По состоянию на 2013 год в начальной школе было четыре предмета, которые посвящены исключительно биографии членов семьи Ким. Именовались эти предметы таким образом: "Детские годы Великого Вождя Генералиссимуса Ким Ир Сена", "Детские годы Великого Руководителя Генералиссимуса Ким Чен Ира", "Детские годы антияпонской героини Ким Чен Сук" и "Детские годы уважаемого и любимого Маршала Ким Чен Ына". За все время обучения в начальной школе (с 2013 года в начальной школе учатся пять лет) на изучение детства каждого из трех правителей суммарно отводится 171 учебный час. По каждому из этих трех предметов с первого по пятый класс выделяется один урок в неделю. На изучение деяний маленькой Ким Чен Сук, будущей жены первого и матери второго правителя, отведено 34 часа, и изучают ее "детские годы" только в первом классе (надо иметь в виду, что в КНДР роль нашего первого класса играет старшая группа детского сада, в которой детей учат читать и писать)».
«В средних классах сохраняется та же четверка предметов, только называются они иначе: "Революционная деятельность Великого Вождя Генералиссимуса Ким Ир Сена", "Революционная деятельность Великого Руководителя Маршала Ким Ир Сена", "Революционная история антияпонской женщины-героини Ким Чен Сук" и "Революционная деятельность любимого Маршала Ким Чен Ына". В старших классах набор предметов, связанных с "вождеведением", опять повторяется, и позвольте мне не перечислять их названия, которые звучат довольно похоже. Наконец, те же курсы о жизни четырех Кимов в обязательном порядке изучаются в университете. В начальной школе обычно рассказывают о том, какими хорошими и невероятно талантливыми детьми были будущие вожди, а вот в старших классах и в вузах основное внимание уделяется истории их жизни… Политическим воспитанием в Северной Корее занимаются далеко не только на идеологических предметах. Понятно, что насквозь идеологизированы уроки истории и литературы. Однако даже такие, казалось бы, аполитичные предметы, как математика, тоже наполнены политически правильной идеологией. Возьмем, например, задачку из северокорейского учебника по математике: "Три солдата Корейской народной армии убили 30 американских солдат. Сколько американских солдат убил каждый из них, если они все убили одинаковое количество врагов?"»
Система рангов
«Несмотря на провозглашенную режимом приверженность идеям равенства, на практике население КНДР уже более полувека разделено на страты, которые носят полунаследственный характер и во многих отношениях напоминают сословия феодальной Европы. Эта система групп известна под названием сонбун, или, точнее, чхульсин сонбун — в примерном переводе "социальное происхождение". Принадлежность к той или иной группе в значительной степени определяет карьерный путь человека, его образовательные и даже матримониальные перспективы. Правда, в последние два десятилетия практическое значение системы сонбун сильно снизилось, однако и поныне сонбун остается одним из факторов, которые немало влияют на жизненную траекторию любого жителя КНДР.
Формирование системы сонбун началось в конце 1950-х годов, когда Ким Ир Сен успешно заканчивал ликвидацию промосковских и пропекинских группировок в высшем партийном руководстве и начинал создание своей собственной политической системы. <…> В 1959 году при Центральном комитете ТПК был создан специальный орган, ответственный за проведение политической классификации населения. Этот орган возглавил лично Ким Ен Чжу, младший брат Ким Ир Сена, который вскоре вошел в тройку высших руководителей КНДР и одно время даже считался потенциальным преемником великого вождя.
Северокорейские документы вполне официально — и довольно часто — говорят о том, что, дескать, "яблоко от яблони недалеко падает" и семейное происхождение оказывает очень большое влияние на политические взгляды и, соответственно, благонадежность человека. Тем не менее система сонбун считается секретной.
К 1990-м годам у гражданина КНДР был не один, а целых три статуса: чхульсин сонбун ("социальное происхождение"), сахве сонбун ("социальное положение") и кечхын ("социальный слой"). Все три статуса фиксировались в его личном деле, причем существовали сложные правила, по которым эти статусы присваиваются и меняются,— соответствующая инструкция представляет собой весьма внушительный том. Проще говоря, сахве сонбун ("социальное положение") — это статус человека, определяющийся его работой, а чхульсин сонбун ("социальное происхождение") — это статус родителей человека, который тоже определяется их работой в период с появления на свет ребенка и до достижения им 17-летнего возраста. Самое интересное, конечно,— это кечхын ("социальный слой"), который является наследственной категорией и обычно изменению не подлежит. Родившись в определенном кечхыне, человек и проводит в нем всю свою жизнь.
Насколько можно предположить, понятия сонбуна и кечхына разделили в 1980-е, во время одной из реформ системы, в то время как в более ранние времена сонбун был универсальным понятием. В том варианте, о котором идет речь, сахве сонбун и чхульсин сонбун отражали, скорее, род профессиональных занятий человека, а кечхын — обстоятельства его, так сказать, политической жизни.
В начале 1990-х существовали 25 категорий сонбуна и 55 категорий кечхына, причем в 1990-е эти категории объединялись в три большие группы — "основной слой", "колеблющийся слой", "враждебный слой" (в нынешнем варианте кечхынов имеется уже пять, но мы говорим о ситуации начала и середины 1990-х). К "основному слою" кечхына в 1993 году относились представители таких категорий, как "революционер", "член семьи революционера", "инвалид войны", "раненный на войне", "лицо, встречавшееся с вождем", "герой", "заслуженный деятель", "отставной военный", "родственник жертвы войны", "родственник павшего героя", "родственник патриота". В "колеблющийся слой" входили бывшие заключенные, переселенцы из других стран (включая и симпатизантов режима!), выходцы из семей политзаключенных и участников внутрипартийных оппозиционных групп, выходцы из семей лиц, сотрудничавших с колониальной японской властью, равно как и с властями Южной Кореи,— впрочем, приводить весь список едва ли имеет смысл, ибо он слишком длинен…»
Семейная традиция
«Похоже, в Северной Корее проблема наследственной элиты оказалась выраженной ярче, чем в большинстве других социалистических стран. Возможно, наследственное правление само по себе создает атмосферу, в которой передача любого статуса по наследству начинает выглядеть более естественно. Если полагается считать, что мудрость и лидерские качества вождя переходят к его сыну, то вполне можно предположить, что "революционный энтузиазм" и "нерушимая верность" его верных министров и секретарей ЦК также наследуются их детьми. <…> Вторыми после родственников Ким Ир Сена во властных структурах считались (и считаются) люди, которые относятся к двум основным группам, известным как "люди горы Пэкту" (Пэктусан чульги) и "люди реки Рактон" (Рактонган чульги). Первая группа считается более престижной и состоит из потомков тех партизан, которые в 1930-х годах сражались под командованием Ким Ир Сена. Вторая группа включает в себя детей и, в наши дни, внуков тех видных военных руководителей (в основном в генеральских званиях), которые возглавляли северокорейские вооруженные силы во время Корейской войны. Значительную часть высших должностных лиц составляют либо выходцы из одной из этих двух групп, либо люди, тесно с ними связанные — как правило, через брак. Дети элиты живут в мире, который сильно отличается от мира простолюдинов. Они посещают привилегированные школы, поступают в престижные университеты, в том числе в Университет Ким Ир Сена, откуда переходят на работу в партийный аппарат, МИД, органы внешней торговли. <…>»
Женское дело
«С середины 1990-х годов в Северной Корее стала быстро возрождаться рыночная экономика, то есть, проще говоря, капитализм. Однако новый северокорейский капитализм с самого начала демонстрировал одну любопытную особенность: у него было женское лицо. Среди лидеров растущей рыночной экономики женщин изначально было гораздо больше, чем мужчин, по крайней мере, так обстояли дела на низовом уровне, среди рыночных торговцев и мелких предпринимателей. Именно женщины доминировали в этом мире переполненных рынков, забитых тюками поездов и газогенераторных грузовиков, маленьких мастерских и крохотных торговых точек. Это обстоятельство частично отражает модель роста нового капитализма в КНДР. В отличие от бывшего СССР или Китая, "постсоциалистический капитализм" в Северной Корее не пытались насаждать сверху. Скорее, это был капитализм низовой, который возник в основном стихийно, вопреки желаниям правительства, и большую часть времени рос и развивался, невзирая на периодические попытки правительства остановить этот процесс и повернуть время вспять (до прихода к власти Ким Чен Ына, который показал себя покровителем этого стихийного перехода к рынку). <…>
Позиция властей в годы кризиса была недвусмысленной: считалось, что всему персоналу необходимо регулярно появляться на рабочих местах, даже если никакого производства на данном предприятии не ведется уже несколько лет. Работникам говорили, что, регулярно появляясь на своих рабочих местах, они таким образом "охраняют социализм, охраняют оборудование". На практике персонал часто отправляли на различные общественные работы, заставляли убирать территорию или сидеть на политзанятиях. В любом случае в 1990-е годы ожидалось, что мужчины будут ходить на официальную работу, даже если им на этой работе фактически ничего не платят. Женщины пользовались куда большей свободой. Главное их преимущество заключалось в том, что даже в кимирсеновские времена женщина, выйдя замуж, могла не ходить на работу, официально зарегистрировавшись в качестве домохозяйки.
В отличие от многих других социалистических стран, в Северной Корее с 1960-х годов во многом была свернута кампания по вовлечению женщин в общественное производство. Иначе говоря, там стали официально считать, что в положении домохозяйки нет ничего постыдного или отсталого. Более того, хотя теоретически вступление в формальный брак (неформальных "отношений" в КНДР, впрочем, до "Трудного похода" не бывало вообще) и было условием регистрации, на практике женщина в возрасте 23–25 лет иногда могла заявить, что она, дескать, "скоро собирается замуж",— и стать домохозяйкой, скажем так, до положенного срока. Таким образом, когда около 1990 года начался экономический кризис, именно женщины первыми занялись всевозможными видами рыночной деятельности, так как в их распоряжении был важнейший ресурс — время.
Большой популярностью стала пользоваться торговля — благо цены в разных районах страны очень различались, и перепродажа пары тюков с товаром в те времена могла принести доход, сравнимый с годовым доходом целой семьи. Стали появляться и частные мастерские, где шили одежду, тачали обувь, производили предметы домашнего обихода — и почти всегда и владельцами, и работниками этих мастерских были женщины. Наконец, не остались женщины в стороне и от контрабандной торговли с Китаем, которая буйно расцвела в конце 1990-х, хотя в этом рискованном виде деятельности все-таки всегда преобладали мужчины. С течением времени у некоторых из наиболее удачливых тетушек эта деятельность переросла в средний и даже крупный (по меркам Северной Кореи) бизнес…
Конечно, было бы сильным преувеличением сказать, что весь частный сектор в КНДР контролируется женщинами. Мужчины доминируют в таких областях, где требуется готовность идти на повышенный риск (контрабанда) или особая физическая сила (мелкое прибрежное рыболовство).
Кроме того, поскольку в политическом руководстве страны безраздельно господствуют мужчины, им легче преуспеть в тех видах бизнеса, где тесное взаимодействие с государством и особенно силовыми структурами является важным условием успеха. В результате в высших эшелонах северокорейского бизнеса среди людей, чьи состояния измеряются сотнями тысяч и миллионами долларов США, мужчины преобладают. Однако средний и мелкий бизнес остается в КНДР делом преимущественно женским».
«Я буду долго гнать велосипед…»
«Восточная Азия заслуженно считается раем велосипедистов. Ни в одной другой части мира нет столько велосипедов. Однако в Пхеньяне до начала 1990-х годов велосипеды были запрещены, а в других северокорейских городах встречались относительно редко — по крайней мере, по меркам Китая или Вьетнама. Какова бы ни была причина этого решения, велосипед не допускался на улицы Пхеньяна в течение нескольких десятилетий.
Этот запрет распространялся и на иностранцев. Когда в середине 1970-х годов прибывший в Пхеньян норвежский дипломат привез свой велосипед, это вызвало небольшой дипломатический скандал. После напряженных переговоров ему разрешили ездить на велосипеде, но только по выходным. В 1992 году запрет был внезапно снят, и в наши дни столичные власти активно пропагандируют использование велосипедов. В конце 1990-х годов в Пхеньяне даже оборудовали специальные велосипедные дорожки, а в 2018 году там, по образцу многих мировых столиц, даже появилась своя компьютеризированная служба проката общественных велосипедов. Как видим, "малый экономический бум" первых лет правления Ким Чен Ына привел к тому, что урбанизм потихоньку распространяется и в Пхеньяне.
В 1996 году было внезапно принято решение о том, что женщинам ездить на велосипеде не следует. Пропагандисты объяснили, что это противоречит "прекрасным национальным обычаям Кореи". Утверждается, что это решение принял сам Ким Чен Ир. Случись все это десятилетием раньше, году, скажем, в 1983-м, такой запрет был бы введен в действие по первому требованию и просуществовал бы вечно (или до того момента, когда правящий Ким высказал бы иное мнение по женско-велосипедному вопросу), однако в 1990-е страна уже все-таки сильно изменилась. На первых порах полиция пыталась обеспечить соблюдение запрета, и у некоторых велосипедисток конфисковали их транспортные средства, но страсти быстро поостыли, и очень скоро некоторые женщины стали игнорировать запрет. С течением времени о запрете в целом забыли, так что в нулевые годы кореянки спокойно ездили на велосипедах и по провинциальным городам, и по Пхеньяну. В итоге летом 2012 года запрет на использование велосипедов женщинами был формально отменен. Многие тогда восприняли это (в целом справедливо) как признак того, что Ким Чен Ын склонен к некоторым либеральным послаблениям. Впрочем, в сельской местности этот запрет, похоже, вообще никогда не воспринимался всерьез, ведь там альтернативы велосипедам практически нет и не было.
В обычной семье велосипед, пожалуй, самый дорогой из всех предметов домашнего обихода. Это не только транспортное средство, но и символ статуса. Кстати сказать, наиболее бедным семьям велосипед, даже самый простой, по-прежнему не по карману. Расхожая на Севере шутка "я могу одолжить жену, но не велосипед" хорошо иллюстрирует отношение корейцев к своим двухколесным экипажам».
Компьютерная эра
«Многие иностранцы отправляются в Пхеньян в полной уверенности, что едут в эдакую "Африку с холодной погодой". Однако в КНДР их ждет немало сюрпризов. Оказавшись в Пхеньяне, они бывают удивлены не только чистотой и порядком на улицах, но и тем, как много в Северной Корее всякой бытовой электроники. Обладание компьютером в последние годы — признак даже не богатства, а обыкновенной зажиточности. В наши дни компьютер можно увидеть в доме мелкого предпринимателя или чиновника средней руки, а также высокооплачиваемого специалиста. В 2018 году было заявлено, что в настоящее время в КНДР компьютер имеется в 18,7 процента всех домохозяйств.
Можно предположить, что, появись компьютеры при Ким Ир Сене, с ними поступили бы примерно так же, как в реальности поступили с приемниками со свободной настройкой: запретили бы их как потенциально опасный источник нежелательной информации. Однако Ким Чен Ын и его окружение — люди другой эпохи и другого склада ума. Отлично понимая политическую опасность новых информационных технологий, они все-таки решили не идти по пути наименьшего сопротивления и не стали вводить примитивные запреты. В северокорейском руководстве осознают: без развития информационных технологий невозможно добиться экономического роста. Поэтому в последние годы власти Северной Кореи, с одной стороны, поддерживают распространение компьютеров и информационных технологий, а с другой — пытаются взять их под контроль, причем для контроля используется сочетание административно-полицейских и технологических методов.
Особую роль в этом играет разработанная в Северной Корее компьютерная операционная система "Пульгын пель" ("Красная звезда"). Это северокорейский вариант Linux, разработанный в первую очередь для того, чтобы осуществлять контроль за тем, как используются персональные компьютеры, и максимально затруднить их применение в не одобряемых государством и политически опасных целях. Сейчас в КНДР стремятся сделать "Пульгын пель" обязательной операционной системой для всех северокорейских компьютеров. В отношении мобильных устройств эта задача в целом решена: поскольку телефоны, планшеты и прочие гаджеты продаются с предустановленной операционной системой, все северокорейские мобильники и планшеты сейчас работают на "Пульгын пель". С ноутбуками и стационарными компьютерами ситуация, однако, пока выглядит иначе: на многих из них стоит Windows, который по определению не имеет тех контрольных функций, которыми оснащена "Пульгын пель".
В Северной Корее компьютеры в обязательном порядке подлежат регистрации в полиции. Еще на заре компьютеризации, в 2004 году, в КНДР была создана так называемая группа 109 (номер содержит "цифровой намек" на 9 октября, день, когда генералиссимус Ким Чен Ир отдал указание о ее формировании). "Группа 109" контролирует северокорейские компьютеры и их пользователей. При этом полиция не просто имеет право, но и обязана время от времени появляться в домах владельцев зарегистрированных компьютеров и проводить там внезапные проверки того, как используются эти машины.
Понятно, что привычного нам интернета, то есть Всемирной сети, в Северной Корее нет — точнее, он есть, но доступен очень небольшому кругу особо привилегированных людей, в том числе сотрудникам спецслужб и высшим чиновникам. Однако для простых смертных существует его аналог — общенациональная внутренняя сеть, своего рода интранет национального масштаба, который известен как сеть "Кванмен". По своей структуре сеть "Кванмен" не очень-то отличается от интернета и разработана на основе тех же технологий, что и "большой интернет", но при этом является сетью сугубо локальной и с мировой сетью физически никак не связана».