За последние несколько недель тезис о практически неизбежном возникновении новой биполярности в форме противостояния Китая и США из смелого предположения превратился фактически в общее место — отправную точку множества рассуждений о том, каким будет основное содержание международной политики после системного кризиса 2020 года. Можно обнаружить уже и достаточно детализированные рассуждения о том, каким будет этот мир и, самое главное, какой должна быть внешняя политика России в этих условиях. Такова природа информационного общества: практически любое значимое явление в течение весьма короткого времени проходит все стадии открытой экспертной дискуссии.
Программный директор клуба «Валдай» Тимофей Бордачев
Фото: Иван Климычев / РИА Новости
В том числе и поэтому пока большинство наших рассуждений, скорее всего, имеет мало фундаментального смысла. Но нельзя забывать и про фактор нелинейности, который не менее важен. В этом отношении то, что происходит сейчас, действительно содержит массу аналогий с периодом начала Великой, или Первой мировой, войны. Точно так же, как и тогда, «внезапно» вспыхнувший кризис стал закономерным итогом множества накопившихся в мировой рыночной экономике и международной политике противоречий.
Практически таким же образом на него реагирует большинство стран мира: они все устали от неопределенности и с полным основанием рассчитывают, что потрясения позволят выровнять их собственные представления о себе с представлениями других.
Это, в свою очередь, позволит говорить о движении к новому глобальному и региональному балансу сил. Более справедливому, чем либеральный мировой порядок, по поводу завершения которого, похоже, уже не огорчаются ни его лидеры на Западе, ни державы—ревизионисты на Востоке. Но было бы непростительным аналитическим упрощением игнорировать и самый важный опыт Великой войны: ее природа, содержание и, главное, результаты совершенно не соответствовали линейным представлениям о будущем тех, кто с энтузиазмом приветствовал выстрелы в Сараево.
Однако даже с учетом множества неопределенностей и открытых вопросов вероятность того, что именно своеобразный биполярный сценарий станет международной реальностью, одинаково велика и одинаково тревожна.
Пока Китай очень настороженно относится к возможностям вызова, который ему открыто бросают США. В своем первом издании «момент моральности» в китайской внешней политике — готовность помогать миру, страдающему от пандемической напасти, и одновременно выступать с определенных менторских позиций — оказался достаточно непродолжительным.
Под впечатлением энергичного, до истеричности, информационного напора со стороны США и их основных союзников в последние недели Китай возвращается к более свойственной ему сдержанной солидности и начинает готовить эшелонированную оборону на годы вперед.
Уже сейчас очевидно, что 2020 год принесет, например, беспрецедентное оживление китайско-российских отношений. Даже по сравнению с несколькими предыдущими годами, которые и так были весьма и весьма успешными. Тем более что масштабное партнерство с Китаем может оказаться, к сожалению, действительно принципиально важным для российской экономики.
Но несмотря на начавшиеся усилия Китая по тому, чтобы сбить градус напряженности, маховик борьбы с ним уже раскручивается и становится практически новым фактором солидарности сообщества стран Запада в мировых делах. А стало быть, даже если и не сейчас, но раскол мира на два противостоящих друг другу полюса становится уже обозримой перспективой.
Это новое издание биполярности окажется угрожающим для основных достижений человечества в области международной политики за последние 100 лет. В первую очередь потому, что она никак не будет напоминать исторический период 1945–1990 годов. Именно в этой связи новый биполярный мир — это одновременно наиболее опасный, хотя и самый вероятный сценарий развития международной политики.
Опасность этого сценария в том, что на сей раз биполярность окажется настоящей и в этой связи не исключено, что достаточно короткой.
Причина в том, что она возникает в рамках единой международной системы и мировой рыночной экономики, от чего человечество было избавлено во времена Холодной войны. Новая биполярность будет сочетаться с сохранением экономической взаимозависимости. Именно к такой, наиболее взрывоопасной форме глобального противостояния мировая экономика шла последние 30–40 лет. Нет серьезных оснований надеяться, что косметические ограничения свобод движения товаров, капиталов и людей, вводимые сейчас, помогут разрушить взаимозависимость государств в рамках глобального рынка в течение срока, приемлемо короткого для сохранения мира.
Мы не можем рассчитывать на то, что изменится природа поведения государств. Сейчас все разговоры на тему «мир не будет прежним» сводятся к подсчетам, кто и как больше заработает, а кто «протянет ноги». Да, действительно, о чем еще можно говорить, когда серьезных изменений мотивов политического поведения на уровне государств, компаний и других общественных институтов не предвидится? Пандемия и рецессия неизбежно еще больше изменят баланс сил. Те, кто станут более могущественными, будут стремиться к экспансии, те, кто проиграет,— защищаться. Но это будет происходить в по-настоящему едином мире.
С 1945 по 1990 год мир был разделен на две практически изолированные друг от друга экономических зоны. СССР и его союзники — это огромная Северная Корея, связи которой с другой частью мира были очень ограничены. Лидеры Запада — США и Европа — от этого особенно не страдали. Они спокойно себе жили в собственном международном сообществе и в принципе мало пересекались с Восточным блоком.
В годы Холодной войны США и Европа достигли наиболее крупных успехов в развитии практически без внешней конкуренции — именно тогда возникло современное социальное государство в Европе, образовались уникальные институты европейской интеграции, сформировался фундамент американского доминирования в мировой экономике.
Единственная сфера, где биполярность СССР—США была более или менее настоящей,— это военно-стратегическое ядерное сдерживание. Но она же наиболее доступна для рационального и жесткого контроля со стороны правительства. Горячая линия между Кремлем и Белым домом была самым мощным международным институтом безопасности и позволяла достаточно быстро урегулировать наиболее важные для судьбы человечества вопросы.
В остальном в 1945–1990 годах международная политика жила не в состоянии биполярности, а в условиях противостояния двух однополюсных и относительно независимых друг от друга миров. СССР и США не выступали в качестве конкурентов на глобальных рынках. В принципе СССР наслаждался положением собственной ресурсной самодостаточности, и к его экономическому и политическому краху привела ошибочная модель государственного управления экономикой. Вооруженные конфликты между Восточным и Западным блоками происходили на периферии их геополитического влияния.
Единственный действительно опасный эпизод — Карибский кризис — был быстро разрешен элегантной дипломатической игрой. Корейская война 1950–1953 годов была самым опасным конфликтом на заре Холодной войны, поскольку протекала в непосредственной близости от границ СССР, но она осталась единственным таким примером, где советские и американские военные вступали в прямое соприкосновение. Таким образом, в период 1945–1990 годов возможности эскалации регионального конфликта в глобальный были минимальными — эта сфера жестко контролировалась Москвой и Вашингтоном.
Это позволило ученым-международникам создать миф о том, что такой порядок наиболее устойчивый. И одновременно создало уверенность в том, что стабильна любая биполярность.
Китай не располагает собственными значительными природными ресурсами, а его доступ к глобальным рынкам имеется и становится более зримым. При этом китайские возможности влияния присутствуют везде, даже внутри Америки. Другими словами, степень взаимозависимости противостоящих друг другу держав сейчас несравнима с периодом Холодной войны. Поэтому главная проблема с новой биполярностью в том, что, в отличие от эпохи 1945–1990 годов, она может оказаться достаточно быстрой прелюдией настоящего военного столкновения.
Есть ли шансы на то, чтобы избежать скоротечной биполярности? Ядерное сдерживание по-прежнему единственный фактор, делающий большую войну нерациональной. Впервые в истории человеческой цивилизации технические достижения создали предпосылки для того, чтобы наиболее традиционный для международной политики способ разрешения объективных противоречий потерял свою привлекательность. Проблема еще и в том, что Китай не предоставляет возможности для того, чтобы международное сообщество было полностью информировано о состоянии его ядерных арсеналов. Поэтому без сдерживающего влияния со стороны России у США все равно остается соблазн решить проблему китайского вызова исторически оправданным способом.