Российский фондовый рынок продемонстрировал неплохой рост. Индекс Московской биржи вырос на 1,5%, индекс РТС — на 2,2%. Нефтяной сектор лидировал, «Сургутнефтегаз», в частности, был в лидерах, «Роснефть» тоже подросла на 0,7%. Это было связано с чрезмерной волатильностью, которая присутствовала на рынке нефти. Фьючерсы на сырье падали на 20% — WTI, Brent падал на 7%. В итоге они вышли в плюс. Волатильность создает, конечно, неопределенность на финансовом рынке. Начали отчитываться нефтяные компании. Чистый убыток BP в первом квартале составил $4,3 млрд. В прошлом году была прибыль $2,9 млрд. Есть определенные сомнения и волнения по поводу того, как будет себя чувствовать российская нефтяная отрасль и конкурирующие организации в Европе и в Соединенных Штатах. Ситуацию на рынке нефти экономический обозреватель “Ъ FM” Олег Богданов обсудил со старшим аналитиком компании WMT Consult Валерием Андриановым.
Фото: Анатолий Жданов, Коммерсантъ
— Наверное, стоит спросить, как вы в целом оцениваете то, что происходит сейчас на рынке нефтяных фьючерсов или в целом на спот-рынке? Или можно разделить эти две темы? Что двигает ценами и какова реальная ситуация сейчас со спросом и предложением?
— Сейчас ситуацию, естественно, определяет пандемия коронавируса. Пока, конечно, лучше обращаться с вопросом о том, когда изменится ситуация не к аналитикам нефтяного рынка, а к вирусологам. Это понятно, поскольку пока не закончится режим самоизоляции в ведущих странах-потребителях, ни о каких восстановлениях котировок речь идти не может. Вот именно эти факторы больше всего повлияли на рынок. Хотя, конечно, много говорится о том, что большое влияние оказал первоначальный срыв сделки ОПЕК+, но это, на мой взгляд, не совсем так. В принципе, Россия изначально заняла очень правильную позицию в этой сделки вокруг ОПЕК+. Она не дала, что называется, себя продавить, не пошла на такое почти одностороннее сокращение добычи на условиях Саудовской Аравии. Благодаря этому удалось все-таки заключить новую сделку, то есть благодаря срыву первой сделки удалось привлечь к переговорам более широкий круг участников, в том числе Соединенные Штаты, других независимых производителей. И вот именно этот фактор дает определенные надежды на то, что после завершения, после фазы пандемии все-таки нефтяные котировки начнут восстанавливаться, и к концу года они покажут достаточно неплохие результаты.
— Для Соединенных Штатов цены и так упали ниже плинтуса, особенно для сланцевых компаний. Как эта часть нефтяной отрасли будет себя чувствовать, будут ли они резко сокращать добычу? Или все-таки фондирование и спонсирование, которые Дональд Трамп обещал, государственная поддержка позволят им нормально функционировать?
— Все-таки сланцевая индустрия США не удерживает котировки, хотя долго храбрились, говорили, что издержки падают, что они могут выдержать самые низкие цены. На самом деле мы сейчас видим, что многие компании банкротятся. Конечно, временное падение цены до отрицательных значений имело чисто технический характер — оно связано с переполнением хранилищ, с некоторыми особенностями фондового рынка. В принципе в стратегическом плане ситуация для нефтяной индустрии США достаточно неблагоприятная. Посмотрите, что получилось: США в последние годы взяли на себя роль замыкающего поставщика. То есть в то время как Россия и Саудовская Аравия сокращали добычу, США стояли над схваткой и всегда были готовы занять освободившуюся нишу, предоставить свою нефть. Вот такая роль стоящего над схваткой для замыкающего поставщика хороша, когда цены растут, но когда они падают, то этот замыкающий поставщик должен нести издержки. То есть если он имел прибыль в период хорошей конъюнктуры, то он должен за это расплачиваться и в период падения цен.
— Компании сокращают дивиденды. Хотя та же «Роснефть», кстати, дивиденды платит, как и обещала, по-моему, 18 руб. и 7 копеек она заплатят в июне инвесторам. Дивидендная политика наших компаний после 2020 года как изменится — сократят, будут платить? На что инвесторам надеяться?
— В принципе российские компании, в первую очередь «Роснефть», показывают определенную устойчивость, даже несмотря на то, что была обнародована такая, на первый взгляд, неблагоприятная отчетность BP, касающаяся «Роснефти». Все-таки за этим неблагоприятным фактором стоял исключительно финансовый аспект, то есть падение курса рубля. А фундаментальные вещи играют в пользу российской промышленности. Но у нас очень низкие издержки, хотя обычно власти считают, что самые низкие издержки в Саудовской Аравии, что там пробури скважину — нефть сама идет. На самом деле сейчас в России очень низкие издержки добычи нефти. В том числе компания «Роснефть» занимает одно из ведущих мест в мире по эффективности добычи, то есть по себестоимости добычи барреля. Более того, в последние годы все-таки компании и, опять-таки, та же «Роснефть» накопили большой запас устойчивости, были реализованы очень хорошие проекты, интересные, была произведена оптимизация бизнеса и так далее. Это позволяет надеяться на то, что, действительно, российская нефтяная промышленность из этого кризиса выйдет в гораздо лучшем состоянии, чем промышленность и Саудовской Аравии, и Соединенных Штатов.
— Когда-нибудь эта эпидемия закончится, когда-нибудь все заработает — это очевидно. Китайский пример наглядный — там практически все восстановилось. Месяц-два такого провала, потом все, допустим, начинает постепенно функционировать, входить в нормальное русло. «Роснефть», например, или вообще наши нефтяные компании заметят этот провал? .Отразят они как-то в своих отчета это или постараются все-таки заявить, что это временная тема и долгосрочно на стратегию компании, на бизнес не влияет?
— В долгосрочном плане, конечно, чудес не бывает. Компании фиксируют убытки не только в России — во всем мире. Естественно, этот кризис очень сильно ударит по нефтяной промышленности в финансовом плане. Но в то же время он заставляет задуматься, действительно, о таких стратегических вещах долгосрочных. Возьмем ту же самую отчетность BP — здесь сразу обращает на себя внимание то, что существенно упали прибыли от сектора upstream, где-то там 36%, если не ошибаюсь, и сектор downstream — где-то он 47%. Это о чем свидетельствует? О том, что компания меньше уделяет внимания своему основному бизнесу, а последнее время она в значительной мере переключилась на другие секторы. То есть она продекларировала цель — она будет снижать выбросы, способствать решению климатической проблемы. Другие компании, которые очень скептически отнеслись к этой климатической повестке, стали уходить из своего основного бизнеса. ExxonMobil — вот они гораздо легче переживают этот кризис, потому что они продолжают заниматься делом, которым они всегда занимались и в котором они профессионалы — это добыча и переработка нефти, продажа нефтепродуктов. Поэтому, видимо, и нашим компаниям все-таки надо и дальше сосредотачиваться на своем основном виде деятельности, снижать издержки, повышать эффективность добычи, внедрять цифровые технологии, а не поддаваться таким колебаниям достаточно конъюнктурным и неизвестно с каким результатом.