 |
ФОТО: ДМИТРИЙ АЗАРОВ  |
В очередной раз самая крупная сделка года, создание объединенной "ЮкосСибнефти", четвертой по размеру нефтяной компании мира, обернулась скандалом. Совладелец контрольного пакета акций ЮКОСа Михаил Ходорковский вместо планов ведения думской, а то и президентской кампании разрабатывает в "Матросской Тишине" план защиты от предъявленных обвинений в самом независимом в мире Басманном суде. Его партнер по сделке, начальник Чукотки и владелец команды-лидера футбольного чемпионата Великобритании Chelsea Роман Абрамович приостановил слияние и требует в компании стоимостью $50 млрд, где он владеет 26% акций, всей полноты власти. Бывший глава администрации президента Александр Волошин опровергает свое назначение на пост председателя совета директоров этой компании. Скромный замглавы Министерства по налогам и сборам Голиков выставляет ЮКОСу в письме к генеральному прокурору счет на $5 млрд — это в пять раз больше, чем насчитал следователь Генпрокуратуры Каримов.
Впрочем, слова "миллиард долларов" уже никого не пугают. Миллиардами считают все что угодно и все кому ни лень. Политолог Станислав Белковский пишет, что сместить президента Путина стоит каких-то $106 млн. Лукавит на самом деле: если просчитать его план, получится $1 млрд. Столько же Роман Абрамович будет должен Михаилу Ходорковскому, если откажется от создания "ЮкосСибнефти". Проблемы ЮКОСа отпугивают от России американцев из ExxonMobil и ConocoPhillips, и опять счет на миллиарды: они собираются вложить то ли в побережье, то ли непосредственно в Северный Ледовитый океан $10-15 млрд. Аналитики тем временем гадают: вот у "Сургутнефтегаза" есть свободных $4,5 млрд, а куда он их денет?
Все говорят о миллиардах. Однако в России частота употребления этого слова прямо коррелирует с неприятностями. Причем не в экономике, а в политике.
За последние 15 лет было несколько периодов, когда словосочетание "миллиард долларов" звучало повсюду. Впервые оно появилось еще в советском деловом лексиконе в конце 1988 года, когда реформирующаяся промышленность на пике физического производства стали, молока, железобетонных панелей и неудовлетворенного потребительского спроса начала задумываться об инвестициях в перевооружение устаревших производственных мощностей. Крупнейшие банки Италии и Германии начали вести переговоры о кредитах советскому правительству в $2-3 млрд. Правда, дальше переговоров дело не пошло: распад СССР заставил сгинуть союзные министерства и потенциальных управляющих миллиардами.
После этого в течение трех-четырех лет счет шел на миллионы долларов, а чаще — на десятки и сотни тысяч. Это был удел любых предпринимателей — от "красных директоров" до бывшего товароведа московского магазина "Весна" Александра Смоленского, занятого организацией производства строительных утеплителей в своем первом кооперативе. И даже свежесозданные структуры типа госконцерна "Газпром" или госконцерна "Алюминий" не помышляли о миллиардах.
К концу 1992 года о миллиардах вспомнили вновь: тогда еще не вице-премьер, Олег Сосковец заговорил о $10 млрд, необходимых для перевооружения алюминиевых заводов независимой России. Миллиарды начали просить у южнокорейских, малайзийских и еще бог знает у каких кредиторов чиновники правительства.
С 1994 по 1997 год, напротив, о миллиардах почти не говорили: иностранные инвестиции в десятки миллионов долларов считались знаковыми, а за 50 миллионами, выданными, например, "Газпрому", не считал зазорным слетать премьер Черномырдин.
В очередной раз миллиарды возникли в 1997 году во время продажи "Связьинвеста". Именно тогда Джордж Сорос сделал инвестицию, которую он считает самой неудачной в своей жизни: купив с коллегами по консорциуму Mustcom 25% плюс одну акцию телекоммуникационного монополиста, он заплатил $1,875 млрд. Его конкуренты не отставали: Владимир Гусинский, бывший театральный режиссер, например, готов был вложить $1,2 млрд.
Начиная с этого времени суммы, которыми были готовы оперировать бизнес и банки первой руки, возросли до сотен миллионов долларов. А когда груз премьерской ответственности свалился на Сергея Кириенко, миллиарды наконец материализовались — в виде $4,8 млрд кредита МВФ. Жаргонный "лимон" сменился "ярдом".
После августа 1998 года о миллиардах говорили мало и не очень охотно — например, о миллиардах, якобы отмытых через Bank of New York. Роман Абрамович и Олег Дерипаска, создавая "Русский алюминий", не распространялись, сколько заплачено за КрАЗ и БрАЗ, но в любом случае речь шла о десятках миллионов. Не большие суммы фигурировали и в других сделках тех лет: когда Новолипецкий металлургический комбинат в 2000 году продавал итальянской Merloni завод холодильников "Стинол", журналисты поначалу не могли поверить, что один из самых известных брэндов новой России стоил $120 млн.
Все так и шло до аукциона по "Славнефти", когда и началась нынешняя миллиардная истерия. Деликатно посланные обратно в Китай представители компании CNPC, по слухам, грозились отдать за компанию до $3 млрд. И когда альянс ТНК и "Сибнефти" заплатил за "Славнефть" $1,86 млрд, РФФИ, продававшая бумаги, была оскорблена в лучших чувствах. Ждали никак не менее $2,5 млрд. А далее "ярд" стал излюбленным словом деловых журналистов. Михаилу Фридману и группе Renova компания BP собиралась заплатить за половину ТНК $6,25 млрд. Сумма позже была снижена, и Фридман даже сомневался, что сделки такого уровня будут совершаться часто. Но куда там.
Сначала аналитики начали считать, кто кого и за сколько миллиардов купит — "Сибнефть" "Сургутнефтегаз" или наоборот. Затем миллиарды начал привлекать под реструктуризацию долгов "Газпром". Начались разговоры о проектах на шельфе северных морей ценой в $10-12 млрд. Затем Роман Абрамович за какие-то несусветные деньги продавал "Сибнефть" Shell. Кульминацией было создание "ЮкосСибнефти": "Сибнефть" в тот момент стоила, исходя из сделок с ЮКОСом, $20 млрд, ЮКОС — $35 млрд.
Остановимся и посмотрим, в какие моменты суммы порядка миллиарда долларов становились реальностью российского делового быта.
1988 год: начало бизнес-самодеятельности. Именно в это время формировались как бизнесмены сотрудники "совзагранконтор", создававшие затем и ОНЭКСИМбанк, и "Роскредит", и НРБ, и многое другое. 1992 год: государство фактически отказалось от управления промышленностью. 1997 год: после выборов президента Ельцина и торжества "семибанкирщины" диалог бизнеса и власти превратился в серию скандалов в коррумпированных ведомствах. 2003 год: государство и бизнес воюют не на жизнь, а на смерть.
Ясно, что дело не в том, что суммы в сотни миллионов долларов накапливаются крупными экономическими субъектами к определенному моменту. Вряд ли также можно объяснить этот эффект ростом фондового рынка: с момента создания фондового индекса РТС он едва вырос в четыре раза. Как и нет такого невероятного экономического роста, который позволил бы России перейти с миллионов на миллиарды долларов в крупных трансакциях, и не настолько серьезно усилилась концентрация капитала. Ведь в реальности сделки на $500 млн и более — экзотика и для России, и для Запада.
Просто всякий раз, когда на сцене появляется цифра с девятью нулями, в России наблюдается острая неадекватность государственной политики потребностям предпринимательского сообщества. Человек, построивший НПЗ, металлургический комбинат или общероссийскую ритейловую сеть (неважно, в 1992 году или в 2002 году), перестает ощущать себя просто крупным бизнесменом — он превращается в политически влиятельного бизнесмена. И начинает непосредственно заниматься политикой ровно в те моменты, когда обнаруживает, до какой степени власть по степени своего развития отстала от бизнеса. О миллиарде долларов как о реальной и операбельной сумме говорят именно крупнейшие предприниматели, внезапно почувствовавшие себя политиками.
Однако власть государственная и власть денег — совершенно различное удовольствие. В России и по сей день мало кто понял, что дискуссии "кто круче — олигарх или министр" — это дискуссии о сравнительной силе кита и слона. На фоне политических кризисов появляются "политические миллиардеры" и "министры-предприниматели". Первым кажется, что их возможности уже исчисляются миллиардами и эти миллиарды уже эквивалентны власти министерства, вторым — что их власть стоит миллиард. И начинается война китов и слонов — делиться властью никто не хочет.
Можно ли, исходя из этого объяснения, предсказать, когда на этот раз закончится "миллиардная истерия" и "битва бизнеса и власти"? Можно. Если социалистический, по сути, эксперимент по авторитарному управлению экономикой будет прекращен, вместе с ним исчезнут и "миллиарды". Если же власть по-прежнему будет придерживаться приоритета политики над экономикой, то "миллиарды" тоже закончатся. Но, скорее всего, произойдет это в результате масштабного политического и, увы, экономического кризисов, ждущих нас в 2004-2005 годах.
ДМИТРИЙ БУТРИН
Тысяча рублей и миллион долларов
Бизнесмены и политики уже научились мыслить миллиардами, рядовые граждане — пока еще нет. По крайней мере, в "Русском ассоциативном словаре"* слово "миллиард" отсутствует. А вот какие ассоциации вызывают у русскоговорящих другие слова-числа.
| Слово-число | Слово-ассоциация |
|---|---|
| ноль | без палочки |
| один | два |
| два | три |
| три | четыре |
| четыре | пять |
| пять | пальцев, оценка |
| шесть | семь |
| семь | восемь |
| восемь | часов |
| девять | десять |
| десять | двадцать, лет |
| двадцать | лет |
| тридцать | лет |
| сорок | лет, сороков |
| пятьдесят | лет |
| сто | рублей |
| двести | рублей |
| триста | рублей |
| тысяча | рублей |
| миллион | долларов |
*"Русский ассоциативный словарь" (авт.: Караулов Ю. и др. В двух томах. М., 2002 г.) составлен по итогам опросов. Для каждого исследованного слова указываются ассоциации, которые оно вызывает у носителей русского языка. В публикуемой выборке приведены только первые, то есть наиболее часто встречающиеся, ассоциации.