Эпидемии всегда оставляли отпечаток на облике городов, будь то «черная смерть» в XIV веке или испанка в начале XX века. Снос трущоб, расширение улиц и площадей, создание канализации и системы водоснабжения, расселение центра и территориальное зонирование — вот лишь немногие перемены, происходившие в ответ на перенесенные бедствия. «Как изменятся города после пандемии?» — этот вопрос, который волнует многих, уже обсудили в Москве чиновники, архитекторы и строители. Так какими же будут эти перемены?
Фото: Getty Images
Фото: Getty Images
Фото: AP
Чумовая Москва
Москва XVIII века была плотно и беспорядочно застроена. Деревянными были и дворянские усадьбы, и купеческие дома, и развалюхи бедноты. Высокая плотность населения, грязь, антисанитария, захоронения в городской черте (в XVII веке в Москве было больше двухсот приходских кладбищ) — все это способствовало распространению инфекций. В 1771 году в столице вспыхнула эпидемия чумы, уничтожившая от 50 тыс. до 100 тыс. населения. В городе надо было срочно наводить порядок, и градостроительный тоже.
Первым делом был выпущен царский указ, которым все кладбища были вынесены за границы города. Прибывший в Москву для борьбы с эпидемий Григорий Орлов распорядился хоронить умерших от чумы за пределами Камер-Коллежского вала (сейчас это примерно границы Третьего кольца). Так возникли известные нам кладбища: Миусское, Ваганьковское, Рогожское.
Вопрос водоснабжения тоже стоял на повестке одним из первых: колодцев катастрофически не хватало, а вода рек была грязной до невозможности. Чтобы решить проблему, в 1779 году было решено проложить в Москве водопровод, о чем Екатерина II подписала очередной указ. Строить начали в том же году, а закончили только через 26 лет. На память о том водопроводе нам остался Ростокинский акведук.
Еще в Прожектированном плане было записано: «Полагается быть городу согласно с древним основанием: Кремлю, Китаю и Белому; дома строить каменные, а к знанию границ и ко украшению города обсадить деревьями».
И хотя реализация плана затянулась на долгие годы, Москва уже тогда начала обретать современный вид.
А еще после чумы осталось не меньше 3 тыс. выморочных земельных участков, которые достались купечеству и дворянству. В результате в Москве появились просторные городские усадьбы. В 1793–1802 годах была построена московская усадьба Ивана Барышникова на Мясницкой улице по проекту Матвея Казакова, в 1790–1800 годах — дворец графа Мусина-Пушкина на Разгуляе, в 1786 году — усадьба Татищева на Петровском бульваре.
Санитарная архитектура
Похожая судьба была и у других европейских и американских городов. Лондон, Милан, Париж, Нью-Йорк, которые сейчас так же ожесточенно, как и Москва, сражаются с «короной», в свое время пережили чуму, холеру, туберкулез и в результате тоже изменились. В Лондоне, например, после очередной эпидемии чумы в XVII веке начали активно строить каменные дома. Воспользовавшись ситуацией, каменщики решили подзаработать и начали убеждать людей, что чуму можно остановить, возводя дома из кирпича взамен деревянных. И даже приводили «научный» аргумент, мол, в каменных домах меньше паразитов — насекомых и грызунов.
В начале XIX века европейские города столкнулись с новой угрозой — холерой. Привычные меры борьбы с заразой — костры на улицах и массовая отправка людей в лазареты, которые были хуже тюрьмы,— на этот раз не сработали, и народ взбунтовался. В 1831 году, во время второй пандемии холеры, бунты прошли во многих городах, в том числе в Париже и Санкт-Петербурге. Когда по российской столице поползли слухи, будто холеру завезли заграничные эскулапы, чтобы истребить русский народ, озверевшая толпа ворвалась в холерную больницу, убила врачей и выпустила больных.
Как считает британский историк Ричард Эванс, власти не ожидали такой агрессивной реакции на принятые меры и начали думать, что делать. В попытке разорвать порочный круг эпидемий и беспорядков они занялись благоустройством городов и созданием в них более здоровой среды.
Так, например, во Франции в одном официальном отчете 1834 года отмечалось, что сильнее всего от холеры пострадали беднейшие слои населения, не в последнюю очередь из-за обстановки, в которой они живут. Болезнь процветала в узких парижских переулках, и, чтобы ее искоренить, надо было расширить улицы, построить площади, посадить всюду деревья, которые «вдохнут свет и жизнь в эти мрачные кварталы, где половина населения влачит жалкое существование, где повсюду грязь и зараженный воздух» (Nicholas Papayanis. Planning Paris Before Haussmann).
Или взять Лондон. Набережная Виктории, проложенная вдоль Темзы, считается визитной карточкой британской столицы. Ее образ запечатлен на первых открытках, которые посылали друг другу жители Соединенного Королевства, а в отчете Городского совета по строительным работам, надзиравшего за устройством набережной, она названа «достойным и достойно оформленным элементом ландшафта для процветающего, промышленно развитого общества».
Так вот, эта самая набережная — чистый продукт эпидемии. Дело в том, что под ней проложена коллекторная канализационная система, которую начали строить после холеры, случившейся в британской столице в 1850-х годах и унесшей более 10 тыс. жизней. Под руководством инженера Джозефа Уильяма Базальгетте было проложено более 2100 км труб, которые собирали сточные воды и уносили из города.
Тогда же в городах Европы и Америки были разбиты парки — не только как важный элемент комфортной городской среды, но и как способ сделать воздух чище. В Нью-Йорке это был Центральный парк. Его было решено создать после эпидемии холеры в 1848–1849 годах. Тендер на строительство выиграли в 1858 году Фредерик Лоу Олмстед и Кальверт Вокс. Когда они взялись за дело, местность представляла собой болото. Для его осушения была создана дренажная система, завезено более 7 млн кубометров земли, высажено 270 тыс. деревьев и кустарников.
Олмстед считал, что и жить люди должны в таких же просторных, похожих на парки кварталах. Многие разделяли его мнение. В конце XIX века внимание американских урбанистов привлекли многоквартирные дома с плотным заселением (по-английски — tenements). Власти признали их рассадниками туберкулеза и обязали владельцев установить в них вентиляционные шахты, а с 1901 года у каждого дома должен был быть внутренний двор. В ответ застройщики стали возводить более высокие здания, особенно на угловых участках. Все это и сегодня можно увидеть в старых жилых кварталах Манхэттена.
В 1908 году по нью-йоркским музеям прошла выставка под названием «Скученность-шоу». Ее целью было убедить власти, что скученность сама по себе способствует распространению туберкулеза. Доводы реформаторов убедили губернатора штата, в результате за десять лет был разработан план городской застройки, благодаря которому быстрорастущие районы Бруклин и Куинс были уже куда просторнее.
В Европе туберкулез тоже оказал влияние на архитектуру, хотя и несколько опосредованное. В начале ХХ века в Швейцарии стали повсеместно строиться туберкулезные санатории. У них были белые стены, широкие окна, чтобы свет убивал микробы, и плоские крыши, чтобы подтаявший снег не падал на головы курортников. Тренд заметили и подхватили архитекторы-модернисты, сделав эти черты характерной особенностью архитектурного модернизма. Санаторной эстетикой вдохновлялись финский архитектор Алвар Аалто, спроектировавший знаменитый санаторий в Паймио, француз Ле Корбюзье и немец Людвиг Мис ван дер Роэ, автор дома Фарнсуорт, или Стеклянного дома, в штате Иллинойс, о котором хозяйка сказала: «Прозрачный, словно рентген».
Благоустройство и офисы
Пандемия COVID-19 тоже скажется на устройстве городов. Некоторые урбанисты, например, вообще предрекают гибель мегаполисов. Известный ученый Джоэл Коткин, специалист по урбанистике из Университета Чэпмена в Калифорнии, считает, что коронавирус ускорит «закат эры мегаполисов», об этом он написал в статье «Наступающий век расселения», опубликованной в онлайн-издании Quillette. Коткин уверен: такие «заразные» города, как Нью-Йорк, утратят свою привлекательность. «Мы станем свидетелями нового — и необходимого — рассредоточения людей, и не только на просторах Северной Америки или Австралии, но и в мегаполисах развивающихся стран»,— пишет он.
Однако история учит, что не стоит ожидать исчезновения больших городов. Ричард Флорида, ученый-урбанист из Университета Торонто, напоминает, что пандемия испанки в 1918–1919 годах не сумела остановить развитие Чикаго, Нью-Йорка или Филадельфии. К тому же COVID-19 поразил не только мегаполисы, но и лыжные курорты, и расположенные в пригородах дома престарелых.
Специалист по урбанистике Джоэл Коткин
Фото: Ed Andrieski, AP
Специалист по урбанистике Джоэл Коткин
Фото: Ed Andrieski, AP
Тот же Коткин в своей книге «Город: всемирная история» указывал, что с момента своего возникновения города были призваны облегчать реализацию трех главных потребностей человечества — торговли, государственного управления и отправления религиозных культов. Все эти потребности сохранились и в наши дни.
Поэтому города никуда не исчезнут, а просто изменятся — как всегда.
И главным драйвером изменений станет переход на удаленную работу. Этот тренд возник задолго до эпидемии, утверждает Никита Рогозин, исполнительный директор компании «Стахановец» (резидент «Сколково»), которая разрабатывает программное обеспечение для контроля рабочего времени удаленных сотрудников. И если до пандемии в «Стахановец» обращались в основном компании, занимающиеся рекламой, дизайном, маркетингом и технической поддержкой дистанционных продаж, то сегодня контролем за удаленной работой всерьез озаботились торговые и энергетические компании, финансовый сектор.
О повсеместном переходе на удаленку говорят и американские эксперты. Этому способствовал целый ряд причин: рост арендной платы в мегаполисах, новые способы коммуникации и запрос на гибкий рабочий график.
Неудивительно, что в Европе доля работающих на дому за 12 лет выросла с 7,7% до 10%, а в Австралии с ее большими расстояниями — с 8% в 2001-м до 30% сейчас.
Но если не нужно ездить на работу, можно жить где хочется: в пригороде или вообще подальше — в провинции. Как отмечает Ричард Флорида, «креативный класс», то есть образованные миллениалы, перемещается подальше от «звездных» городов с их завышенными ценами на жилье и небезопасными улицами.
Об этом же говорилось и во время онлайн-конференции «Как изменятся города после пандемии?», которая прошла 6 мая в Москве с участием главного архитектора столицы Сергея Кузнецова и ведущих экспертов в области урбанистики. Специалисты признали, что горожане в период пандемии в полной мере оценили достоинства загородного жилья.
Что это значит для больших городов? Если люди будут больше времени проводить в районе, где живут, значит, им нужно будет выходить прогуляться или перекусить, а значит, там должны быть бары и рестораны, парки и велодорожки. «Люди будут не просто покупать квартиру, а выбирать район с качественной инфраструктурой»,— сказал в ходе онлайн-конференции Сергей Капков, руководитель Московского центра урбанистики и Центра урбанистики экономического факультета МГУ имени Ломоносова.
Среди главных тенденций — запрос на благоустройство дворов и использование крыш.
Да и сами здания должны измениться, стать экологичнее и безопаснее. При помощи бесконтактных технологий можно будет ограничить доступ посторонних на территорию жилых комплексов, говорилось в ходе онлайн-конференции. Уже есть проекты с возможностью открывать двери при помощи мобильных телефонов. Некоторые застройщики планируют установку в лифтах системы дезинфекции. Возможно, со временем строители начнут применять такие современные технологии, как антимикробные полимерные поверхности или гибкие пространственные конструкции, обеспечивающие социальную дистанцию.
Если люди работают дома, значит, в квартирах должно быть больше света, меньше токсичных строительных материалов и больше растений. Примеры уже есть: жилой комплекс «Вертикальный лес» в Милане — это две башни с вертикальным озеленением. На их фасадах разместилось 780 больших и малых деревьев, 11 тыс. стелющихся многолетников и 5 тыс. кустарников.
«В начале ХХ века, когда города сталкивались с эпидемиями, общество отвечало снижением плотности населения. Если в 1920 году на Манхэттене жило около 2,5 млн человек, то в 1970-м — уже 1,5 млн. Те же процессы шли в Лондоне и Париже. Когда люди стали массово переезжать в отдаленные районы, города стали безопаснее и чище»,— пишет Джоэл Коткин. Москва тоже не стала исключением: в 1960-е годы жители центра потянулись из коммуналок в отдельные квартиры в Черемушках, Кузьминках, Текстильщиках.
Но что будет с офисами, если все перейдут на удаленку?
«Офисные кварталы будут все меньше становиться местами, где люди работают, и все больше — где проводят встречи и совещания,— считает Уильям Фултон, директор Института урбанистики Киндера при Университете Райса в Хьюстоне.
— Возможно, здесь они будут пересекаться с отелями, где есть конференц-залы и деловая активность. Вероятно, бизнес-центры будут и дальше расти и развиваться, вот только их функции будут иными. Люди там будут меньше работать, зато больше общаться, перемещаться из здания в здание, из бара в бар, из ресторана в ресторан».
А может быть, опустевшие офисные здания будут переоборудованы в школы или центры временного пребывания бездомных, например?
Попутный транспорт
Несмотря на эпидемию COVID-19, москвичи в будущем будут активнее пользоваться общественным транспортом, заявил в ходе онлайн-конференции «Как изменятся города после пандемии?» главный архитектор Москвы Сергей Кузнецов. «Культура пользования городом меняется постепенно, понимание того, что машина — это необходимая вещь в городе, тоже меняется.
Я думаю, будет снижаться автомобилизация. И люди будут выбирать активнее общественный транспорт, даже невзирая на опыт, связанный с коронавирусом»,— сказал господин Кузнецов.
С главным московским архитектором согласен Уильям Фултон. Он приводит высказывание еще одного ученого — Ричарда Флориды, который уверен: как только город разрастается до 6 млн жителей, точка, когда каждый может перемещаться в своем авто, пройдена. Если каждый будет ездить на своей машине, большой город превратится в одну большую пробку.
Безусловно, считает Фултон, метрополитен, легкое метро, электрички и автобусы, перевозящие людей из спальных районов к рабочим местам, никуда не денутся. Но ведь технологии не стоят на месте. Они-то и помогут преодолеть конфликт между личным и общественным транспортом. Вероятнее всего, люди будут чаще использовать приложения наподобие Uber, когда можно договориться с попутчиками и вместе доехать до станции метро или пересадочного узла. Появятся микроавтобусы с гибким расписанием и таким же гибким изменением маршрута (идея очень напоминает, увы, забытые в Москве маршрутки). А со временем эстафету подхватят беспилотные автомобили, которые сейчас активно тестируются во всем мире.
Не место для торговли
После пандемии коронавируса крупные торговые центры станут невыгодными для владельцев и будут снесены — такое мнение высказал в ходе упомянутой онлайн-конференции главный архитектор столицы Сергей Кузнецов. Он заявил, что для здоровой городской среды больше подходят малые форматы торговли. «Однако заката торговых центров в ближайшей перспективе ожидать не стоит»,— цитирует чиновника «Российская газета».
Это мнение тоже удивительно совпадает с точкой зрения Уильяма Фултона, который, правда, полагает, что убьют ТЦ не «малые форматы торговли», а онлайн-магазины.
«Торговые моллы находятся в состоянии стагнации, и торговые центры скоро совсем опустеют. Выгоду из этого извлекут девелоперы, которые построят на их месте новое жилье»,— пишет американский ученый.
Место исчезнувшего стрит-ритейла займут бары, рестораны, косметические салоны, фитнес-центры и другие предприятия сферы услуг, считает Фултон. Жизнь в городе станет более оживленной, ведь людям сейчас так не хватает общения. Вот только надо бы предусмотреть парковочные места возле тротуаров, чтобы завозить барам и ресторанам продукты. Но это, конечно, у них в Америке.