В последнее время, когда речь заходит о Европе, так и хочется спросить, что это такое, и попросить "огласить весь список" стран, которые в нее входят. Ведь Европа — наш ближайший сосед и ведущий партнер. А между тем, что она из себя представляет мы понимаем весьма уcловно.
В прессе — как российской, так и зарубежной — Европу чаще всего делят на три части: Западная, посткоммунистическая и Россия (в некоем смысле включающая в себя Белоруссию). Принцип этого деления понятен, хотя и не очевиден: Западная Европа — та, которая уже объединилась; посткоммунистическая — та, которая хочет присоединиться; и наконец, Россия, которая остается сама по себе.
Наибольший интерес вызывает объединившаяся часть Европы — ведь именно она служит центром притяжения. Напомним, что в основе объединения лежат три идеи: экономическая интеграция, демократизация и защита прав и свобод человека и обеспечение безопасности. Остановимся на втором — демократизации, тем более, что первое и третье знакомы нам и по российской ситуации еще с советских времен.
Современная Европа делает очевидными парадоксы демократии. Свобода - одна из основных ценностей, - понимаемая не как свобода для, но как свобода от, приводит к тому, что возникает стремление не к свободе, а к освобождению — тотальному, от всего, в том числе от природного и человеческого. Не получается зачать ребенка? Ничего страшного, вырастим в пробирке. Не хочется жить — поможем умереть. Идеология освобождения — идеология всемогущества разума.
Идеология эта стремится распространить приоритет разума на все области, вплоть до полного равенства всех во всем, но, будучи равенством, идеологически продиктованным, оно достигается насилием. Это сплошь и рядом объединенная Европа демонстрирует остальному миру. Судит Милошевича не его народ, а представители стран, которые, видимо, лучше знают, что такое демократия и что нужно народам на Балканах. Любая тотальность - в том числе равенства и свободы - ведет к тоталитаризму. Именно вооруженное навязывание демократии на Балканах заставило россиян перестать благоговеть перед западной демократией, а заодно и поддерживать отечественных демократов.
Еще один парадокс: гипертрофированное внимание к правам и свободам человека нивелировало ценность общества и, как результат, привело к его разобщенности. Групповой менталитет практически исчез, и сегодня чем демократичней общество, тем менее оно способно осознанно принимать коллективные решения и совершать коллективные действия. Власть дистанцировалась от населения, причем не "сверху", а "снизу" - индифферентностью последнего. Демос, похоже, больше не хочет властвовать, вкушая плоды демократии: у него другие интересы. Настолько другие, что он даже на выборы не ходит.
Человека, вставшего на путь эгоцентризма, трудно остановить. Не только общество разобщается - распадается семья, разбивается на сотню мелких течений культура. Мораль, основанная только на разуме, ориентируется на две ценности: выгодно и удобно. Причем выгодно и удобно именно мне и прямо сейчас - даже благо потомков потеряло свою инициирующую ценность.
Разрушение стабильной гетеросексуальной семьи приводит не только к демографическому кризису, но и к исчезновению понятия дома, а вслед за ним и отечества. В результате возникают толпы лишенных морали кочевников, кружащих по миру в поиске, где лучше. И неизвестно еще, кто больший патриот их родины - они или столь нелюбимые ими мигранты из дальних стран.
В немалой степени этому способствует экономическая ситуация, когда понятие недвижимости более не связано с местом пребывания. Возможность иметь акции предприятия в одном государстве, а жить - другом, а еще больше - возможность получать прибыль, не вникая в процесс производства, разрубила еще одну исторически важную связь - с землей.
Согласно сценарию Фукуямы, победа либерализма, либеральной демократии и потребительского капитала открыли перспективу универсального процветания, единства и всеобщего признания прав человека: то есть общества в однородном и стабильном состоянии, в котором человек будет заниматься только наукой и экономикой, а религию, войну, политику, идеалы вытеснит удовлетворение любопытства и желаний. Это и есть законченный тип демократического человека.
Но человек - не только индивидуум, но и личность; существо не только биологическое, но и социальное. Поэтому с развитием демократии усиливается ощущение утраты смысла жизни. И тогда растет осознание необходимости объединения на всех уровнях - межличностном, общественном, международном. Однако для реального объединения необходимо определить объединяющий фундамент.
Исторически самым сильным стимулом к объединению был антагонизм, внешний враг. В современной европейской ситуации антагонизм не актуален, а объединяющие ценности - родина, национальность, классовая принадлежность - потеряли полноту смысла. Возникли новые: экологизм, феминизм, пацифизм и национализм, понимаемый как преодоление "государства-нации" и жизнеспособность внегосударственных национальных моделей. Эти ценности способны объединять всех, вне зависимости от гражданства. Охранять природу нужно всем людям, бороться за свои права должны все женщины, ну, а пацифизм вообще универсален. В России признаки аналогичных явлений уже заметны, но еще слабы - настолько же слабее, насколько менее демократична эта часть Европы.
Евросоюз - союз меча или орала?
Евросоюз должен соединить в себе несколько государств-наций. На сегодняшний день три наиболее известных вида таких объединений --- США, Россия (в историческом развитии от Российской империи через Советский союз к Российской Федерации) и Католическая Церковь. Какой сценарий ближе Евросоюзу?
США — страна маргиналов разных видов с более или менее равными стартовыми условиями. Это означает, что ее жители не имеют тесной связи с территорией - она для всех чужая, - и сложившейся, в первую очередь наследственной, иерархии, ведь эмигрируют только отдельные блоки социальной структуры, а не все общество в целом. Именно маргиналы, деклассированные элементы, криминалитет, а также аристократическая и интеллектуальная элиты в наименьшей степени являются носителями национально-культурной самобытности, поскольку либо слабо связаны с "родной" культурой, либо существенно включены в мировую. Это придает американскому менталитету особую мобильность и неограниченную пространственную агрессивность. Такое сообщество можно определить как вненациональное.
Россия - сообщество совершенно иного вида, имперского по сути. В его основе -территория со своим коренным населением и исторически сложившейся социальной структурой. При этом разные языки, разные типы хозяйствования, верования, различные культура и история входящих в ее состав народностей и национальностей закладывают основы для многочисленных и разнообразных конфликтов. Такая система очень плохо контролируется, а надежда на достижение в ней равенства членов иллюзорна. И не по злому умыслу, а по глубоким различиям в потребностях. Где-то отопительный сезон нужно открывать чуть ли не в сентябре, а где-то и в ноябре тепло, где-то пробки на дорогах, а где-то за три дня живой души не встретишь. При наличии национального самосознания у входящих в состав федерации субъектов она априори конфликтна еще и потому, что не имеет общей духовной основы. Недаром все время возникает тема русской национальной идеи. Но вот беда - в России не только русские живут... Такое сообщество можно назвать многонациональным.
Католическая Церковь, во-первых, внетерриториальна, а во-вторых, обладает изначальным духовным единством, более того, практически только духовным единством она и обладает. Уровень национальной конфликтности практически снят. Наследственной социальной иерархии нет. Хотя в отдельные периоды и в некоторых отношениях о всплесках напряженности говорить можно, однако они носят специфический характер. Такое сообщество можно назвать наднациональным.
В какую же сторону движется Евросоюз? Ясно, что не по сценариям США и Католической Церкви: в отличие от первых в его состав входят полноценные национально-политические структуры со своей историей и культурой, в отличие же от второй он территориально определен и претендует не на духовное, а на экономическое и политическое единство. Следовательно, наиболее близок ему именно российский путь.
Впрочем, это утверждение надо аргументировать более серьезно. А для этого зададимся вопросом, что представляет собой Евросоюз в политическом аспекте. На сей день это не федерация и не конфедерация, не держава и не сверхдержава. С политической точки зрения Европа продолжает быть "неопознанным политическим объектом", нечто среднее между "бессильной конфедерацией" и "нелегитимной федерацией". Государства, входящие в его состав, объединяют общие культурные и юридические корни. Общая религия - христианство - обеспечивает и общность нравственных норм, способов восприятия и мышления. Возникавшие время от времени империи - от Римской до Австро-Венгерской - оставили богатый опыт и навык сожительства.
Сегодня к этой общности добавились общий рынок, единые энергосистема и монета. На политическом уровне задачей является преодоление любой возможной конфликтности, направленной на ино-странцев, ино-верцев, инако-мыслящих и порожденной взаимными недоверием и враждебностью культур, народностей, классов, религий. Необходим поиск единства без нарушения различий и утверждение различий без разрушения единства. Ведь членство в Евросоюзе добровольное, и он может рухнуть, как только нарушится гармония всех интересов. Именно это, кстати, - весьма существенный фактор нестабильности: большинство других многонациональных объединений базировалось на силе и не предполагало возможности выхода из их состава. А развал СССР наглядно демонстрирует последствия краха империи.
Кроме того, объединение нуждается в некой формальной фиксации. Она началась уже почти 55 лет назад - с создания Всеобщей декларации прав человека. Разработаны также механизмы экономической интеграции, хотя временами они дают сбои - как в случаях с рыбной промышленностью, например. А для оформления политического права необходимо принятие конституции.
Европейская конституция - пути создания
Такая конституция должна быть фундаментальной нормативной структурой, определяющей область прав и обязанностей Евросоюза, делегированных ему государствами - членами, общие принципы, ценности и юридические нормы сообщества. Ей также предстоит сбалансировать соотношение властей - законодательной, исполнительной и судебной - и вертикали "центр - государство - регион". Для этого, собственно, необходима некая постепенная трансформация существующего положения: эволюция Европейской Комиссии в направлении Правительства Европы, выборы Президента, рост роли Европарламента, унификация вооруженных сил. Безусловно, это движение к федерации, возможно, схожей с Российской.
Специфика ситуации с Конституцией Европы в том, что, с одной стороны, ее создание облегчает тот факт, что в конституциях государств - членов Евросоюза много общего, а с другой стороны, затрудняет то, что требуется исходить из уже существующих национальных конституций. Это означает, что есть два пути: конституция Европы может разрабатываться как область пересечения национальных конституций или как нечто совершенно новое, в соответствие с чем должны будут быть приведены национальные конституции.
На первом пути сложность состоит в том, что конституция задумана в расчете и на будущих членов, полный список которых не может быть определен, поэтому как учитывать их конституции неизвестно. Кроме того, не совсем понятно, как поступать в тех случаях, когда национальные конституции вступают в жесткое противоречие: например, в большинстве стран признана свобода вероисповедания, но в трех существует государственная религия. Означает ли это, что в конституции Европы должен будет отсутствовать пункт о взаимоотношениях с религией или что какие-то страны вынуждены будут подчиниться мнению других? Российская федерация, также получившая наследие СССР, уже приступила к решению этих проблем. Однако ее ситуация проще - она изначально едина (имея ввиду современное государство), и Татария, например, не может не согласиться с изменениями в своей конституции и выйти из состава РФ, а Греция может. Похоже, что и Евросоюзу придется найти способы гарантировать свое единство. И не исключено, что силовые.
На втором пути сложность состоит в том, что всегда существует опасность возрождения национального эгоизма (что частично уже имеет место не только в Западной Европе, но и в России).
Кроме того, обычно народ создает государство и его конституцию. Но на сей день единый народ Европы еще только формируется, таким образом, это конституция должна будет создавать народ. Если подходить только с позиции гражданства, то ситуация не выглядит чрезмерно сложной, но если иметь ввиду внутреннее единство, то возникает ряд проблем. Во-первых, в предшествующих многонациональных сообществах имелась базовая национальность, чьи язык, культура и социально-политическое устройство становились государственными. В Евросоюзе таковой нет. Во-вторых, опять-таки нужна объединяющая идея. В этом смысле схожая ситуация и в России. "Новая историческая общность - советский народ" распалась вместе с развалом СССР, а новая - "россияне" - тоже находится в поиске объединяющей идеи. Был момент, когда на политическом горизонте обоих объединений возникли схожие лозунги - "Наш дом - Россия" и "общий европейский дом", но в России он остался партийным и умер вместе с партией, а в Европе продолжает развиваться, порой, похоже, не замечают, что ему сопутствуют и все социальные болезни "коммуналки". Спросили бы у нас - мы очень хорошо знаем и еще помним их.
Кстати, если нет демоса, то возможна ли демократия? Сам по себе факт принятия конституции еще не означает установления демократии, то есть реальной власти народа. Особенно это касается посткоммунистических стран, готовящихся вступить в Евросоюз. В них не укоренился основной принцип демократии - воля управляемых как источник легитимности управления; в них высока степень подчиненности власти авторитета и терпимость к деятельности правительства. В странах же Западной Европы решающую роль играет разобщенность и политическая индифферентность людей.
При удаленности правителей от управляемых - а в Евросоюзе это неизбежно так, поскольку европейцы влияют на его политические решения только опосредовано, через представителей своих правительств, которые, в свою очередь, формируются их представителями - очень важна информированность. Но ни для кого не является секретом, что информация формируется силами, еще более далекими от народа и не зависящими от него.
По идее, основной вектор внутренней политики Евросоюза можно было бы выразить призывом кота Леопольда: "Ребята, давайте жить дружно". Стремление исключить внутренние конфликты может, однако, остаться благим пожеланием как в силу разных языков, традиций и истории государств - членов Евросоюза, так и в силу того, что сам факт принятия единой конституции может восприниматься как угроза государственному суверенитету. Позиция Ле Пена в этом вопросе - одна из первых ласточек. Таким образом, и здесь есть определенные параллели с Российской Федерацией с непрерывно возникающими на ее территории сепаратистскими тенденциями.
Но даже если внутреннее единство будет достигнуто конституцией, то при отсутствии единства глубинного, фундаментального снова должно будет актуализироваться единство, основанное на антагонизме. Правомерным станет вопрос: "А против кого дружить будем?" Вероятно, мир ждут конфликты между сообществами стран, объединенных по цивилизационному признаку - например, западно-христианская цивилизация против исламской. Возможно также, что осью международных отношений будет парадигма "Запад против остальной части мира", а Россия, относящаяся к одной из не-европейских цивилизаций, станет основной зоной конфронтации.
Итак, Евросоюз и Россия: общего много, но возможно ли, а главное - нужно ли их единение? Скорее всего, нет. Причин тому много. И то, что сходятся, скорее, противоположности, или, по крайней мере, те, для кого призыв "догнать и перегнать" неактуален. И то, что европейцы с трудом воспринимают иной менталитет, а "загадочная русская душа" не стала иной несмотря на все перестройки. И то, что эти две громады вместе станут совсем уж неуправляемыми - при этом у России гораздо больше опыт своего внутреннего единства, причем созданного авторитарно, поэтому заранее ясно, кто будет лидировать в этой паре - и ясно не только нам, россиянам. К тому же непонятно, кому они должны противостоять. Первый сигнал, правда, есть - терроризм. Но этот враг сложно определим, неуловим и, по всей вероятности, непобедим - для того, чтобы его победить, его надо найти и поймать. Он не может заменить (в качестве объединяющего момента) осязаемого врага.
Другой, недавно ставший актуальным, враг - мигранты. Это тоже у нас с Евросоюзом общее. Но это тема отдельная и очень сложная. Она упирается в то, кто является субъектом равенства - человек или государство. В Евросоюз вступают или нет страны; они получают или нет некие привилегии - например, жить в Европе. Требование к странам забирать обратно своих мигрантов с этой точки зрения представляется оправданным. Но с точки зрения прав человека - спорно.
Так или иначе, слишком много у нас общих проблем и слишком мало общих успехов. Поэтому дай Бог, чтобы то сообщество, которым станет Евросоюз, было просто не-Россией, а не анти-Россией.ОЛЬГА КВИРКВЕЛИЯ