Исследователи Высшей школы экономики, работы которых представлены в том числе для растянувшейся до конца мая из-за эпидемии XXI Апрельской конференции университета, пришли к парадоксальным выводам — отмечая неэффективность государства в стимулировании производительности в целом, они указали на необходимость коррекции такой политики в отношении несырьевых компаний. Впрочем, даже если это удастся, эффект для экономики будет небольшим — поэтому предлагается стимулировать как раз нефтяной сектор, который был источником низкой производительности последние десять лет. В Центре развития ВШЭ, в свою очередь, отмечают, что на фоне растущей волатильности нефтяного рынка в будущем он может стать источником новых кризисов.
Фото: Станислав Денисенко, Коммерсантъ / купить фото
Фото: Станислав Денисенко, Коммерсантъ / купить фото
Исследование ВШЭ «Факторы роста производительности труда на предприятиях несырьевых секторов российской экономики» (.pdf) подготовлено под руководством Юрия Симачева на основании результатов проведенного в 2019 году опроса глав 713 компаний из четырех отраслей — промышленности, АПК, транспорта и строительства.
Авторы обнаружили существенную внутриотраслевую дифференциацию компаний по производительности труда.
В лесопереработке, например, отраслевые лидеры опережают по этому показателю остальные организации более чем в восемь раз, в химпроме — более чем в шесть. «Ориентация господдержки на эффективные компании приводит к большему нарастанию разрыва между лидерами и аутсайдерами (последние — это чаще всего небольшие "старые" компании.— “Ъ”)»,— сказано в исследовании. Авторы обнаружили, что для 13% таких компаний производительность вообще никак не влияет на конкурентоспособность.
Наиболее производительными оказались крупные экспортеры и компании АПК с высоким уровнем инвестактивности и иностранного участия. Основные препятствия росту эффективности — кадровый (для лидеров) и финансовый (для аутсайдеров) дефицит, а также ограничения возможности расширения продаж. Менее 10% фирм внедряют новые продукты и технологии, выходят на новые рынки, треть же компаний инертна.
При этом доля предприятий с растущей производительностью в обеих этих группах почти одинакова. Этот факт означает наличие возможности роста без инноваций, что гарантирует технологическое отставание.
Основным стимулом для увеличения производительности (и инноваций) компании называют ужесточение требований и стандартов, диктуемых потребителями и государством, а также пример иностранных компаний, причем считается, что западные исследования важнее российских (разработки российских вузов на последнем месте среди стимулов), линейной связи роста производительности с расходами на НИОКР не прослеживается. Основное же препятствие для развития научно-производственной кооперации — высокая цена исследований. В качестве выхода предлагается стимулировать вывод на экспортные рынки не отдельных товарных групп, а продукции технологически связанных кластеров.
Аналитики отмечают, что о производительности нет смысла говорить в условиях неразвитой конкурентной среды, и предлагают сосредоточиться на ее построении. Действующий нацпроект по повышению производительности труда направлен на организационные моменты — в то время как опрошенные руководители выделили такие приоритеты, как технологические инновации и новое оборудование. Также всем компаниям важны не столько финансовые, сколько налоговые стимулы, позволяющие самостоятельно выбирать направления улучшений. В приоритете у руководителей — стимулирование цифровизации, облегчающей выход на внешние рынки, и доступ к иностранным технологиям.
В целом экономисты предостерегают власти от ориентации на усредненный показатель производительности (у компаний могут быть разные циклы развития, и кому-то рост производительности даже противопоказан) и предлагают разработать разные подходы к отраслям, к лидерам и аутсайдерам — чтобы влиять в том числе и на иные, кроме производительности, факторы.
Другой коллектив ВШЭ — под руководством Ильи Воскобойникова — проанализировал источники роста производительности труда в РФ после кризисов 1998 и 2008 годов. Исследователи заключили, что основной и чуть ли не единственный сектор (помимо АПК, но его вклад в добавленную стоимость — лишь 4–5%), который можно стимулировать при предстоящем выходе из кризиса — экспортно ориентированный сырьевой и нефтегазовый комплекс. Именно он послужил стагнации экономики после 2009 года, снизив эффективность производства и прекратив технологическое наверстывание. «Падение производительности до 2019 года обусловлено в первую очередь не несырьевыми отраслями, а нефтегазовым сектором»,— отмечает Илья Воскобойников. По его словам, вклад несырьевых отраслей в рост сравнительно невелик и успех их стимулирования не будет заметен на агрегированном уровне.
Эксперты же Центра развития ВШЭ отмечают, что концентрация на повышении производительности в нефтегазовом секторе сулит лишь краткосрочный рывок, но может обернуться еще более болезненным падением экономики. По их мнению, Парижское соглашение может вызвать гонку за возможностью сжечь последнюю «разрешенную» тонну углеводородов. «В связи с этим весьма вероятны новые эпизоды ценовых войн, а динамика нефтяного рынка будет развиваться в рамках уже проявившихся краткосрочных 5–7-летних циклов»,— заключают эксперты.