Объявлен шорт-лист литературной премии «Большая книга», в который вошли 13 номинантов. Комментируя его, председатель экспертного совета, писатель Михаил Бутов пояснил, что в этом году шорт-лист оформился как-то сам по себе, «как лист на дереве или цветок», однако доминирующей тенденцией назвал «языковую брутальность», трудно сочетаемую со столь нежными образами из мира флоры. Комментирует Михаил Трофименков.
Фото: Глеб Щелкунов, Коммерсантъ / купить фото
Что касается брутальности, то можно только позавидовать Михаилу Бутову: очевидно, ему не доводилось читать лонг-листы хотя бы другой ведущей национальной литпремии «Национальный бестселлер». Вот где брутальность так брутальность. Кстати, в этом году шорт-листы обеих премий пересеклись по двум пунктам: и туда и туда вошли книги Михаила Елизарова «Земля» и Софьи Синицкой «Сияние "жеможаха"». Роднит обе премии и обилие произведений, которые можно отнести в широком смысле слова к «метафизическому» или «магическому реализму». Ну или претендующие, грубо говоря, на жанр «приключения идей». То есть страдающие никак не брутальностью, а, напротив, болезненной интеллигентностью.
Алексей Макушинский («Предместья мысли») бесхитростно бродит по парижским предместьям, где некогда квартировали философы Николай Бердяев и Жак Маритэн, пересказывая их мысли, которые дополняет своими типа: «Мы все состоим из противоречий (как мы все давно уже и заметили)».
Герой многословно-цветастой прозы Александра Иличевского (название «Чертеж Ньютона» подозрительно напоминает названия триллеров Роберта Ладлэма) кочует, в поисках пропавшего отца, богемного сладострастника, а заодно «темной материи», смысла жизни и храма Соломона, между Невадой, Памиром и Храмовой горой в Иерусалиме. Герой же Евгения Чижова («Собиратель рая»), для разнообразия, ищет пропавшую маму, страдающую болезнью Альцгеймера, и — по барахолкам, где он известен под кличкой Король,— обломки утраченного советского рая.
Писатель Александр Иличевский
Фото: Юрий Мартьянов, Коммерсантъ
Гораздо интереснее авторы, работающие на стыке физики и метафизики. Густая, действительно брутальная, черноземная «Земля» Елизарова, абсолютно убедительная в том, что касается житья-бытья лихих землекопов-могильщиков, к финалу вдруг обрушивается в столь же неубедительную некромантию с упоминанием Сведенборга и Хайдеггера.
Писатель Михаил Елизаров
Фото: Александр Коряков, Коммерсантъ
А в пружинистой прозе Ксении Букши («Чуров и Чурбанов») сердца двух героев на букву «Ч», со школьных лет сводимых и разводимых жизнью, в буквальном смысле слова бьются в унисон. Что позволяет им творить добрые дела, спасая униженных и оскорбленных соотечественников.
Особняком стоит визионерская проза петербургского литературоведа Синицкой, буквально ворвавшейся три года назад на литературный небосвод. Наследуя сюрреалистической и сказовой традициям русской литературы — от Гоголя до Ремизова — она преображает в сказание о чудесах самые жестокие страницы советской истории: убийство Кирова, лагеря 1930-х, блокаду, псковскую партизанщину. Творит разноцветный мир, где судьбы России и мира решают не только люди, живые и мертвые, но воскресшие, но и куклы из балагана, сфинксы, голуби и мудрые, но обидчивые змеи.
Советский Союз Синицкой — не рай и не ад, а территория немыслимого, где возможно все, и многое из этого «всего» иначе как чудом не объяснишь.
Писательница Софья Синицкая
Фото: с личной страницы Софьи Синицкой в VK
Ряды авторов, считающих СССР адом земным, тем временем не редеют. Поэт Тимур Кибиров в душераздирающем романе о советском генерале Бочажке, после долгих мук отпустившем дочь в 1970-х годах в Израиль, зачем-то подробно пересказывает давным-давно известную переписку Михаила Шолохова со Сталиным и, что печальнее, такой безответственный источник, как брошюру Сергея Мельгунова «Красный террор в России». Филолог Наталья Громова прославилась в последние годы несколькими книгами по истории советской литературы 1920–1940-х годов, насыщенных очень интересными документами, но не всегда аккуратными. Теперь же в мемуарной книге «Насквозь» она скучновато повествует о своем антисоветском детстве и еще более антисоветской юности. Победу над тоталитарным монстром в августе 1991-го знаменует — нет, это не пародия, а всерьез — совместное с неким Тарасом Перепусто, ремонтировавшим квартиру автора, шитье жовто-блакитного прапора.
На этом фоне глотком воздуха кажутся бесхитростные пацанские байки «Добыть Тарковского» пермяка Павла Селукова, тщательно скрывающего свою интеллигентность: некоторые критики сравнили его рассказы с хорошими текстами для «стенд-ап-комеди», что никоим образом не обидно. И уж совсем особняком стоит единственный натуральный non-fiction Василия Авченко, отменного мастера документальной прозы из Владивостока, и нижегородского филолога Алексея Коровашко «Олег Куваев: повесть о нерегламентированном человеке». Это жизнеописание геолога и культового писателя 1960–1970-х годов, ушедшего из жизни в сорок лет автора легендарного романа «Территория», чья судьба, по мнению Авченко и Коровашко,— «приземленный в хорошем смысле слова вариант гагаринской судьбы».
В шорт-лист вошли также трилогия Дины Рубиной «Наполеонов обоз», социально-критический роман «Бывшая Ленина» на жгучую во всех смыслах слова тему борьбы со свалками Шамиля Идиатуллина, руководителя регионального отдела ИД «Коммерсантъ», и еще один метафизический роман Григория Аросева и Евгения Кремчукова «Деление на ночь».