При новой волне коронавируса в России экономика закрываться не будет. Такое мнение президент Всероссийского союза страховщиков Игорь Юргенс высказал в интервью экономическому обозревателю Константину Максимову в рамках первого экономического форума “Ъ FM”. Как считает Юргенс, систему здравоохранения успели подготовить за время ограничений, введенных в марте, и при повторной вспышке осенью режим всеобщей самоизоляции вводить не будут.
Фото: Эмин Джафаров, Коммерсантъ / купить фото
Фото: Эмин Джафаров, Коммерсантъ / купить фото
— Давайте мы попробуем в общих чертах описать ситуацию с бизнесом. Как он себя чувствовал во время пандемии, как он сейчас постепенно начинает возвращаться к жизни? И почему бизнес без какого-то значительного энтузиазма воспринимал все правительственные инициативы в условиях ограничений?
— За этот квартал наш ВВП упал на 12%, промышленность упала еще больше — отсюда и настроение бизнеса, его приостановка, невыход людей на работу, разрыв кооперационных связей. Внешний мир по-прежнему закрыт, и не только из-за коронавируса, но и из-за санкционных режимов. И понятно, что случилось со спросом на нефть, подпитка из бюджета сократилась тоже существенным образом, плюс скачок иностранных валют, а наша экономика является, безусловно, зависимой от многих компонентов, поставляемых из-за рубежа — соответственно, вся эта картина в целом довольно сложная. Безусловно, бизнес на это реагировал так же, как реагировало центральное правительство, которое было озабочено тем, чтобы потери были минимальны.
Любое правительство, любая центральная власть в периоды таких кризисных явлений обладает тремя классами способов поддержки. Первый — это фискальный, то есть сокращается налоговая нагрузка, и люди, которые занимаются бизнесом, понимают, что государство им прощает, откладывает или что-то еще делает с налогами. Этого рода поддержка была оказана, не в том виде и не в том объеме, как в ряде других стран, но, повторяю еще раз, этот класс был задействован в значительной степени. Второй класс поддержки — это дерегулирование, то есть прекращаются всякого рода проверки, налоговые, и другие инспекции. Бизнес освобождается от этой административной нагрузки во всех странах. И в России это тоже произошло — весь пакет возможных мер был предпринят. Третий класс поддержки — это прямые денежные вливания, помощь с инвестициями, помощь в поддержании уровня зарплат, льготные кредиты. Льготные субсидии были задействованы в довольно скромных объемах.
Если на момент начала всей истории Фонд национального благосостояния, который в свое время создавался Алексеем Кудриным именно для того, чтобы у государства была подушка безопасности, измерялся приблизительно в 12-14 трлн руб., то денежная поддержка была оказана максимум на 2,5-3 трлн.
И даже автор этого фонда уже в качестве председателя Счетной палаты говорил, что надо бы 7 трлн потратить для того, чтобы люди это почувствовали, и мы соответствующим образом демпфировали негативные последствия. Эту часть почти не почувствовали основные пострадавшие — малый и средний бизнес. Значительная поддержка была оказана так называемым системообразующим предприятиям, но это в основном крупный бизнес. Действительно, количество работающих там превышает сектор малого и среднего бизнеса, но малый и средний — это витрина нашей экономики — это ресторанчики, кафе.
Суммируя вышесказанное, хочу сказать, что из трех основных рычагов, которыми каждое государство обладает (дерегулирование, фискальная поддержка и прямая денежная) два были задействованы, третий — с очень-очень большой оглядкой и экономно. Это люди понимали и от этого энтузиазма большого у МСПшников, финтехов и всех остальных стартаперов довольно мало.
— Как вы думаете, этот последний, незатронутый механизм, может быть неким дополнительным рычагом или пунктом программы восстановления экономики, путем выхода из кризиса? Может быть, мы как-то иначе оценим весь эффект, который сложился к началу лета и к концу квартала, и соответствующим образом начнем тратить ту подушку безопасности, которую создавали?
— Я к этому не призываю. Вы просто спросили, почему такая реакция сдержанная, я попытался объяснить. Мы ожидали большего, хотели бы большего, за свое будущее опасаются определенные категории предпринимателей. Что касается меня, скажем, как человека, закончившего экономический факультет МГУ, я прекрасно понимаю правительство — у нас не безбрежные возможности трат, у нас необеспеченный внешний контур, мы по-прежнему находимся в состоянии остракизма со стороны Запада и части Востока, нам надо быть бережными. Поскольку я не нахожусь в центре всех расчетов, я не могу сказать, они правы или неправы, но экономисты, которые находятся в этом центре, люди, принимающие решения, которые, безусловно, видят картину шире меня, считают, что можно было бы потратить больше уже и на этом этапе.
При этом наше государство благодаря правильной политике Центрального банка и Минфина создало такую макроэкономическую стабильность, что нам можно не опасаться различного рода долговых инструментов. Мы можем занять и внутри, и снаружи, наш долг внешний и внутренний носит, по сравнению с другими странами, минимальный характер. Многие страны, я даже не говорю про США, должны уже 300% своего валового внутреннего продукта, у нас этот показатель измеряется десятками. Поэтому люди в такие периоды не опасаются занимать как у своего населения — например, в России у населения почти 30 трлн лежит или на счетах в банках, или дома — под определенные ОФЗ и другие долговые инструменты, так и на внешних рынках. Это можно сделать и тогда начать тратить более масштабно.
Когда наступила Великая депрессия в Соединенных Штатах Америки, знаменитый Джон Кейнс предлагал Рузвельту начать большое инфраструктурное строительство. Почему? Потому что в инфраструктурном строительстве — это дороги, железные дороги, аэропорты, порты и все такое — занято максимальное количество людей. Ты начинаешь стройку, занимаешь деньги, даешь людям эти деньги, они возвращаются в экономику в виде зарплат этих людей, и тем самым страна потребления заводит машину предложения, то есть машину производства. Тем самым страна начала выбираться из Великой депрессии — самого большого кризиса на нашей памяти. Вот это все, по-моему, в руках у наших руководителей, но я думаю, что они оценивают кризис не так остро, как Великую депрессию, поэтому берегут.
— То есть некий новый курс президента нам пока еще не совсем грозит?
— Нет, новый курс Михаила Мишустина и новый курс Владимира Путина еще пока не сформулированы. Этот элемент кенсианской модели в помощи спросу, то есть безработным, госсектору, поддержание занятости и доходов людей — это кенсианский курс — он уже прозвучал. Его надо вернуть к докризисному состоянию в 2021-м, значит, за счет этого начать выходить из кризиса.
— Игорь Юрьевич, мы с вами начинали с оценки пандемии и ее эффекта. Не могу не акцентировать внимание на еще одном моменте — президент, и не только он, говорил, что мы можем ждать вторую волну пандемии. Очень многие считают, что это может быть октябрь-ноябрь. Как вы думаете, власть сделала выводы? Нам стоит снова ожидать какой-то паузы в экономической жизни в стране?
— Я бы сказал, что нет, потому что мы входили в пандемию с закрытием предприятий и самоизоляцией только по одной причине — нужно было, чтобы наше здравоохранение было готово по коечному фонду принять этих людей. В остальном, за исключением непонятности этого вируса и отсутствия лекарства, он уносит не больше жизней и здоровья, чем эпидемия гриппа — это уже доказано математически. Госпожа Попова и Роспотребнадзор сказали, что смертность упала в 2020 году, по сравнению с 2019-м. Если это так, то просто мы не были готовы, с этими легочными аппаратами, с вентиляцией и всем остальным. Надо было подготовить койки, поэтому нас посадили по домам и быстро готовили резервные мощности. Сейчас как минимум Сергей Семенович и другие руководители крупных городов говорят, что эти мощности есть, и если приходит вторая волна, закрывать ничего не надо, надо госпитализировать и лечить, а экономика может работать. Шведы сделали ровно это. Таким образом, сейчас, когда здравоохранение наше, как нам говорят, готово, я абсолютно не понимаю, почему нам надо опасаться закрытия предприятий при новой волне.
— А есть ли некий шанс на новое взаимодействие, на новые отношения между бизнесом и властью с учетом всего того давления, которое предприниматели увидели, и с учетом тех выводов, которые власть сделала?
— Институционально я бы оценил все довольно позитивно. Сразу был создан координационный совет по борьбе с коронавирусом. Его координировал Российский союз промышленников и предпринимателей. Совет собирался раз в неделю, там было 15-20 секций по различным индустриям, я участвовал в финансовых индустриях и могу сказать не понаслышке, что через этот совет предприниматели предложили правительству около 700 различного рода очень неглупых мероприятий. Руководители объединения Торгово-промышленной палаты, Российского союза промышленников, «Деловой России», «Опоры России» вошли в координационный совет правительства, который занимался всеми этими вопросами. Что делать, какие отрасли являются системообразующими, кто как работает на местах, кого надо срочно спасать, потому что там много занятых и это перспективно, с кем можно пока чуть-чуть подождать, и они не в таком плохом состоянии — эта картина была составлена довольно быстро. Мы это сделали более масштабно, чем ряд крупных стран, где отношения предпринимателей с верховным руководством так хорошо не отлажены.
Другое дело, что из этих 700 мероприятий что-то предпринималось, что-то не предпринималось. Каждый живет по средствам, и иногда, повторяю, наше правительство, Центральный банк и Минфин вели себя более экономно, чем кому-то хотелось. Положа руку на сердце, слушали и слышали. Однако у нашего механизма экономического есть свои ограничители. Мы слишком затянули историю с нефтегазовыми минеральными удобрениями, мы слишком долго говорим о том, что надо диверсифицировать экономику, ее модернизировать, надо совершить модернизационный рывок, и ничего этого мы не сделали. Дождались падения цен на все — газ, нефть, металлы и так далее — и начинаем выбираться из этой трудной ситуации с экономикой, которая не является наиболее прогрессивной моделью. Тут перспективы очень туманные, потому что в настоящий момент, чтобы ее модернизировать, надо вложить огромные средства в цепочки добавленной стоимости. Чтобы торговать не нефтью, а, скажем, полипропиленом, который делается из нефти, и так далее, надо сделать много и вложить сначала много. Поэтому модернизационный рывок пока не просматривается.