В Государственном Эрмитаже открылась выставка "Шесть шедевров Жоржа Руо", одного из крупнейших живописцев ХХ века (1871-1958). Специфика выставки в том, что она не столько выставка, сколько миссия, "посольство". Парижский Национальный музей современного искусства (Центр Жоржа Помпиду) предоставил Эрмитажу шесть бесспорных шедевров на целый год.
Вместе с тем Руо был единственным из фовистов и одним из немногих художников ХХ века в целом, кто упорно разрабатывал на протяжении десятилетий собственную модель Вселенной. Принято писать, что его творчество делится на четыре основные темы. Страсти Христовы — как метафора человеческого страдания. Судейские чиновники — как метафора земной власти. Клоуны — как метафора надрывного веселья в катастрофическом мире. Уличные девки, некогда служившие молодому и бедному художнику, жившему напротив борделя, натурщицами, — как метафора телесной сферы.
Выставка сконструирована идеально: в шести работах — весь Руо. Три из четырех его главных тем — не хватает лишь девок — представлены на выставке едва ли не лучшими своими образцами. "Парад" (около 1907-1910) — два жутковатых, уставившихся друг на друга клоуна бьют в барабан, как механические и злобные куклы. "Докладчик" (около 1908-1910), поджав губы, готовится к выступлению на фоне превращающихся почти в абстрактные кляксы коллег с клоунскими носами. Светится на современной иконе "Святой лик" (1933). Толстые черные линии, как на витраже, очерчивают контур средиземноморского пейзажа в "Бегстве в Египет" (около 1946). Венчают выставку аскетичный автопортрет "Подмастерье" (1925) и "Homo homini lupus" (1944-1948), работа, считающаяся вершиной творчества Руо и самым сильным антивоенным произведением ХХ века. В разоренном пейзаже, на виселице, жестко вписанной параллельно границам холста, повисло изломанное тело.
Но, когда видишь картины Руо, понимаешь, насколько несправедливо считать его мрачным, мизантропическим автором. Подобно тому, как трудно примирить страстную ненависть художника к буржуа и его собственную буржуазность в быту, трудно совместить трагические и зловещие сюжеты и персонажи его картин с их живописной фактурой. Руо преклонялся перед Рембрандтом: у великого голландца была та же дисгармоничная гармония между патетикой библейских трагедий и наслаждением, порожденным живописными наюансами, игрой цвета и света. Живопись Руо не просто светла, она буквально излучает свет, даже когда на холсте — виселица или Спаситель в терновом венце, изображенном почти граффитистским желтым зигзагом.
Несчастья человеческого рода уравновешиваются, если не снимаются начисто на холстах Руо, счастьем живописи. Он искал и нашел не только решение своих, чисто живописных задач, но и ответ на вопрос "что делать?" в разоренном мире. К сожалению, этот ответ для немногих, чтобы его найти, надо быть художником, наделенным гением Жоржа Руо.
МИХАИЛ ТРОФИМЕНКОВ