Водка по интернету

В субботу в Петербурге была вручена старейшая в России независимая литературная премия Андрея Белого, отпраздновавшая в этом году свое 25-летие и скопидомски хранящая верность призовому фонду диссидентско-самиздатовских времен: один рубль, бутылка водки и яблоко.

В премии Андрея Белого есть нечто античное. Не только из-за кинического аскетизма призового фонда, но и потому, что любое награждение превращается в соревнование по риторике. Литератор, представляющий победителя, и сам герой вечера выступают с речами. Простым "спасибо" не отделаться: даже отсутствующие по объективным причинам должны прислать свои эпистолы. Таковых в этом году оказалось двое. Письмо удостоенного премии "За заслуги перед русской литературой" Андрея Монастырского, основателя группы "Коллективные действия", "гуру" московского романтического концептуализма и бескомпромиссного "отечественного Энди Уорхола", как определил его писатель Виктор Лапицкий, зачитывал поэт Александр Скидан. Господин Монастырский сначала пустился в подробные воспоминания о заре диссидентского движения середины 1960-х годов и о том, как вместе с Владимиром Буковским сумел аж пару минут, пока их не свинтили гэбэшники, продержать антисоветский плакат, а затем, резко покончив с ностальгией, признался, что с 1975 года не пишет стихов. Правда, в прошлом году случайно 200 написал.
       Самый молодой лауреат, победительница в номинации "Проза", Маргарита Меклина (книга "Сражение при Петербурге") прислала из Америки отмеченный нешуточным волнением текст о стоящих за ее спиной призраках Лидии Гинзбург, Евгения Харитонова и Леона Богданова и трепете, охватившем ее при мысли, что она причастится водки, которую некогда пригубил один из первых лауреатов премии, поэт, переводчик и философ Аркадий Драгомощенко.
       Господина Драгомощенко вообще упоминали так часто, что начинало казаться: премии по всем номинациям получил он и никто другой. Представляя поэта-победителя (по формуле жюри, "за неуютную, лишающую покоя чеховскую ноту") Михаила Айзенберга, поэт Елена Фанайлова начала с того, что испытала при встрече с его стихами то же чувство, что при знакомстве с творчеством Аркадия Драгомощенко: "ощущение желтого, потустороннего света". А завершила тем, что, хотя стихи господина Айзенберга при первом чтении кажутся человеческими, а при втором — слишком человеческими, они, на самом деле, "абсолютно нечеловеческие". Впрочем, для петербуржцев такое "положение на краю психики — рабочая норма". Господин Айзенберг в долгу не остался, заявив, что счастлив, что нашелся хоть кто-то, кто нашел смысл в его стихах и тем самым перевел их из разряда "происшествий" в разряд "событий".
       Но главным героем вечера был удостоенный премии в номинации "гуманитарные исследования" "за обнаружение и расшифровку зыбкого петербургского палимпсеста в книге "Петербургский текст русской литературы" и за революционные методологические достижения, не отлившиеся в догму" великий лингвист и литературовед, автор, в частности, уникального словаря "Прусский язык", академик Владимир Топоров. В окружении героев подполья и ветеранов самиздата он — с академической демократичностью — чувствовал себя абсолютно естественно и ничуть не удивился, почему его удостоили столь оригинальной премии. Он отнесся к этому, как к чему-то само собой разумеющемуся: ведь премия носит имя ключевого автора "петербургского текста" Андрея Белого.
       А на финальную реплику церемонии в духе "романтического концептуализма" одного из основателей премии Бориса Останина явно спровоцировал своим артистичным чтением письма Андрея Монастырского господин Скидан. Разливая ритуальную бутылку водки по стопкам лауреатов, господин Останин ошарашил господина Скидана предложением отправить причитающуюся господину Монастырскому водку в Москву по интернету.
       МИХАИЛ ТРОФИМЕНКОВ