«Эпидемия усилила координацию социальной политики на территориях присутствия»

В Сибирской угольной энергетической компании (СУЭК) не склонны драматизировать ситуацию с пандемией COVID-19, продолжают развиваться в соответствии с принципами ESG и стремятся доказать, что и уголь может быть «зеленым».

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

— COVID-19 стал очередным черным лебедем в череде планетарных вызовов, которые связывают с ростом населения и деградацией природной среды. Как эпидемия отразилась на экономической и социальной активности компании, в том числе в регионах присутствия?

— Пандемия оказала влияние на объемы поставок, но ни экономическая, ни социальная, ни другие стратегии и политики компании существенно не изменились.

Эпидемия коронавируса — явление временное, и мы не очень хотим драматизировать ситуацию. Тем более цены на международном рынке угля определяют вовсе не проблемы, вызванные коронавирусом. Гораздо более важен баланс спроса и предложения, изменения потребностей различных стран и компаний — так, в Европе вследствие регуляторной политики ЕС, теплой зимы и отчасти карантина потребление угля снизилось, а в Азии, наоборот, наблюдается некоторое оживление спроса.

Если же говорить про социальную активность компании, то ни один даже действительно серьезный экономический кризис никогда не влиял на социальную политику СУЭК. Это твердая позиция основного акционера Андрея Мельниченко и руководства компании. Для устойчивого долгосрочного развития компании необходима уверенность в обеспеченности профессиональными кадрами на многие годы вперед. Поэтому нам важны доверие сотрудников, стабильная ситуация в регионах, где работают наши предприятия, постоянный рост качества жизни.

А качество жизни, над повышением которого постоянно работает СУЭК, это ведь не только новые спортивные объекты или больницы. Это заинтересованность людей в будущем своей семьи на территории проживания, в саморазвитии. Отсюда, кстати, берут корни и настоящий патриотизм, и социальная стабильность.

— Стала ли эпидемия триггером для переосмысления миссии, целей, принципов и программ в области ESG? Если да, то как они будут меняться? Если нет, то почему?

— Эпидемия в очередной раз подчеркнула важность скоординированной социальной политики на территориях присутствия. Мы стремимся соответствовать всем критериям ESG и Целям устойчивого развития ООН, это обеспечивает восприятие компании на всех уровнях как социально ответственного бизнеса, отвечающего ожиданиям общественности.

Мы решаем масштабные природоохранные задачи, занимаемся сохранением исчезающих видов животных, поддерживаем экологический активизм и внедрение энерго- и ресурсосберегающих технологий. Придерживаемся строгих стандартов в области производственной безопасности, много вкладываем в развитие персонала. Для нас крайне важны социально-экономическое развитие регионов присутствия и ориентация на потребности сотрудников компании, членов их семей и населенных пунктов, где они проживают. Все это, конечно же, требует использования наилучших практик корпоративного управления. Это комплексный подход. Я думаю, именно поэтому СУЭК вошел в топ-25 ежегодного ESG-рэнкинга агентства RAEX-Europe.

Коронавирус не изменил наши подходы в области устойчивого развития. Изменились только некоторые формы, появились новые задачи, которые нужно было в сжатые сроки решать. С середины марта этого года мы работаем в плотном контакте с региональными и местными администрациями, с медицинскими учреждениями в наших регионах, стараемся оказывать им всю возможную помощь. Мы закупали и передавали медикам большие объемы индивидуальных средств защиты и оборудования, медицинской техники, оплачивали бензин для машин скорой помощи. Уделяли особое внимание поддержке ветеранов и многодетных, малообеспеченных семей — тех, по кому ситуация с коронавирусом бьет сильнее.

Мы просто делали то, что в данный момент было действительно нужнее всего. Где-то нашли оригинальные импровизированные решения — например, спецтехнику для подавления угольной пыли на складах мы задействовали для дезинфекции улиц в наших городах, такие автопоезда получили высокие оценки экспертов. Наладили выпуск УФ-обеззараживателей воздуха для помещений, сформировали отряды волонтеров, присоединившихся к инициативе #МыВместе.

— Состояние экологии в российских угледобывающих регионах часто вредит здоровью местных жителей и делает регион непривлекательным для инвесторов в активы, не связанные с углем. Как СУЭК участвует в решении экологических и социальных проблем в регионах добычи?

— Связывать ухудшение экологии в регионах с работой крупных энергетических компаний — совершенный анахронизм, основанный на стереотипах. За каждым конкретным случаем нарушения природоохранных норм стоят конкретный человек и конкретная организация, с которыми нужно разбираться адресно. Конечно, подобные нарушения привлекают внимание, а о позитивных примерах писать как-то не принято, хотя таких примеров много. Кроме того, если уж говорить об угледобывающих регионах, то нужно сказать, что вредные выбросы там в подавляющем большинстве представлены веществами наименьшего класса опасности.

Что касается СУЭК, то за счет внедрения наилучших доступных и инновационных технологий мы стали эффективнее и бережнее использовать природные ресурсы, свели к минимуму негативное воздействие на окружающую среду. А к 2023 году в полном соответствии с нашей экологической стратегией мы должны уже полностью соответствовать всем требованиям по НДТ.

Только в 2019 году в охрану окружающей среды СУЭК инвестировал более 3,1 млрд руб. Мы стали одной из первых компаний России, обеспечивающих полную очистку производственных и хозяйственно-бытовых сточных вод. Мы возвращаем в окружающую среду воду более высокого качества, чем забираем. За прошлый год мы рекультивировали и вернули в хозоборот 552 га земель, использовавшихся в угледобыче.

Вложенные инвестиции позволили провести модернизацию генерирующих мощностей и способствовали оздоровлению экологической обстановки в регионах присутствия. Мы ведем монтаж новых очистных сооружений и переводим теплоснабжение с экологически вредных котельных на мощности наших ТЭЦ, которые оборудованы самыми современными фильтрами. Все это вносит заметный вклад в улучшение экологической обстановки. В одном только Красноярске в связи с модернизацией электростанций связанные с энергетикой выбросы в ближайшее время сократятся на 37% по сравнению с уровнем 2018 года. Сейчас меняют относительно низкие трубы ТЭЦ на высокие, 275-метровые, которые обеспечивают безопасное для людей рассеивание выбросов. Лучшие электрофильтры на наших электростанциях уже улавливают 99,5% золы и других вредных веществ. Для частного сектора налажено производство бездымных брикетов — это продукт глубокой переработки угля.

Наш принцип — действовать проактивно, не создавать те экологические и социальные проблемы, которые впоследствии придется решать. У нас есть целый ряд проектов, направленных на улучшение окружающей среды, на формирование бережного отношения к природе, на озеленение наших регионов, на сохранение биоразнообразия и воспроизводство водных биоресурсов. Примеров заботы об окружающей среде можно привести множество, но все было бы сложно перечислить в рамках одного интервью.

Что касается социальных проблем, то, как я уже говорил, СУЭК ведет последовательную работу по улучшению качества жизни, которая помогает людям поверить в свое будущее на территории, включиться в работу по ее обустройству, сделать ее привлекательной для своих детей и для жителей других регионов. Исключите социальные программы угольщиков — и несколько регионов окажутся на грани социального взрыва. Мы, кстати, это уже проходили после так называемой реструктуризации угольной отрасли в 1990-х годах. Потом уже, когда пришли новые собственники, компании научились в тесном взаимодействии с местными властями и общественниками решать самые острые социальные проблемы, не подменяя при этом государство.

Только СУЭК на социальное развитие территорий тратит не менее 1,5 млрд руб. в год. А есть ведь еще работа волонтеров, помощь в строительстве, логистике, экспертная поддержка региональных программ. Вы не думали, что те удивительные для Москвы цифры поддержки действующего президента на выборах 2018 года — более 80% в Кузбассе — стали следствием реальных изменений в жизни людей за последние два десятилетия. Правильно ли ставить крест на их ожиданиях?

При этом и государство понимает, что, несмотря на изменения в жизни угледобывающих регионов, в условиях труда, шахтеры остаются высокоорганизованными, сознательными коллективами. Знаете, в каком регионе за Уралом самые низкие показатели заболеваемости COVID-19? Правильно, в шахтерском Кузбассе. За это, конечно, надо спасибо сказать и команде губернатора С. Е. Цивилева за своевременно введенные меры карантина, и руководителям предприятий за организацию работы, но главное — люди ответственно соблюдают все предписания, держат дистанцию, проходят тестирование. Для энергетических предприятий, обеспечивающих нормальную жизнь даже в трудной текущей ситуации, это очень важно.

— Считаете ли вы, что России необходимы низкоуглеродное развитие и экономическая политика, связанная с ним, учитывая, что не любой экономический рост ведет к увеличению благосостояния государства и общества в долгосрочной перспективе?

— Вы знаете, из-за падения промышленного производства и цен на энергоносители в 1990-е годы наша страна уже практически ходила по низкоуглеродному пути развития. Для нас это было чревато потерей государственного суверенитета. Вам понравилось?

И да, конечно, не любой экономический рост способен обеспечить увеличение благосостояния страны. Но достаточно даже беглого взгляда на историю и России, и СССР, чтобы увидеть, что в последние 50–60 лет отрасли экономики, не связанные с добычей энергоносителей или выбросами углеродосодержащих газов, не могли обеспечить существенное наполнение казны или рост доходов. По сути, любое промышленное производство — это выбросы углерода. Больше того, и сельское хозяйство, животноводство — это все тоже в низкоуглеродную повестку может однажды и не вписаться, поскольку у коров, знаете ли, выбросы парниковых газов довольно высоки. Российское сельское хозяйство — это свыше 130 млн тонн СО2-эквивалента, 5% всех выбросов парниковых газов нашей страны. А в мире доля сельского хозяйства в выбросах еще выше.

Мы все здесь, в Российской Федерации, дети углеродной эпохи. Многому из того, что есть вокруг нас сейчас, многому из того, что обеспечило рост качества жизни, многому, что подчеркивает рост нашего благосостояния, мы обязаны именно углероду. Те страны, которые сейчас призывают нас переходить к низкоуглеродному развитию, построили свое благополучие тоже благодаря углероду. Они уже решили те самые задачи, которые сейчас стоят перед нами и над которыми мы работаем: повышение уровня жизни, улучшение экологии, развитие инфраструктуры. Просто богатые страны успели сделать все это раньше нас.

Поэтому, когда речь идет о так называемом низкоуглеродном развитии, нужно понимать две простые истины.

Во-первых, мы имеем дело с идеей, а не тщательно проработанным планом, как это сделать без ущерба для экономики. Это потребовало бы системной перестройки с катастрофически большими затратами, потерей доходов и негарантированным результатом. В качестве иллюстрации: по расчетам академика Бориса Порфирьева, это даст взрывной рост затрат на энергию, почти 47% ВВП придется на нее тратить. ИНП РАН оценивает потери 1,8 п.п. среднегодового темпа прироста ВВП в период до 2050 года в связи с переходом на низкоуглеродный сценарий в 8% до 2040 года.

Во-вторых, мы должны понимать, что низкоуглеродное развитие означает неизбежное сокращение нашего экспорта — а это ведь не только падение неких абстрактных поступлений в некую абстрактную государственную казну. Сокращение доходов, дополнительные налоги и сборы коснутся каждого жителя России. И было бы нечестно об этом умалчивать, особенно в кризисный период.

Нельзя сбрасывать со счетов и социально-политическую составляющую. Свертывание добычи в моногородах — не только шахтерских, но и основанных нефтяниками и газовиками,— приведет к масштабным социальным потрясениям, поскольку из-за традиционно низкой мобильности населения возникнет целая армия безработных. Возьмем в качестве примера угольную отрасль: в ней непосредственно занято около 150 тыс. человек, но кроме того, уголь обеспечивает работой еще порядка полумиллиона человек на железнодорожном транспорте, в портах, машиностроении, сервисе. С учетом среднего размера российского домохозяйства 650 тыс. занятых в угледобыче и смежных отраслях — это 1,7 млн граждан России, напрямую связанных с отраслью.

Поэтому я абсолютно убежден в том, что России необходима стратегия развития, позволяющая максимально задействовать имеющиеся у нее преимущества. Ведь у России есть колоссальный потенциал снижения углеродных выбросов и повышения поглощающей способности лесов — но экономически эффективными методами, а не теми дорогостоящими способами, которые нам пытаются навязывать.

— В последнее время выходят доклады, согласно которым угольная генерация во многих регионах уже сейчас неконкурентоспособна, а через несколько лет станет неконкурентоспособной повсеместно. Причина в том, что новые электростанции на основе ВИЭ становятся дешевле новых угольных электростанций. Что вы об этом думаете?

— В прогнозах о скором закате угольной генерации слишком много политики. Иначе было бы нельзя объяснить, почему в мире в настоящее время на стадии проектирования и строительства находится 385 ГВт новых мощностей угольных ТЭС. Только в Китае и Индии идет строительство 634 новых крупных угольных электростанций.

Угольная энергетика имеет большую историю. За 150 лет работы угольных ТЭС отлажены технологии, построена инфраструктура, обучены специалисты. Уголь дает энергию в любых климатических условиях, широко распространен и неслучайно занимает почти 40% в мировом энергобалансе. Кроме того, это самый безопасный и надежный тип топлива. Даже газовые станции, использующие летучий и взрывоопасный природный газ, вынуждены применять в качестве резервного топлива мазут или дизель, что чревато крупными экологическими проблемами. Углю резервное топливо не требуется.

В сравнении со станциями ВИЭ угольные ТЭС занимают меньшую площадь, им не требуется дорогая сопутствующая инфраструктура в виде накопителей энергии и резервных мощностей, они не используют ядовитые редкоземельные металлы, которые пока не ясно, как утилизировать. И по воздействию на экологию я бы не стал сразу отдавать станциям ВИЭ пальму первенства. Солнечные панели повышают температуру в регионе присутствия, ветряки меняют ландшафт и создают микровибрацию, вредную для фауны. А самое главное — ВИЭ пока не могут заменить уголь в промышленности, в металлургии и производстве стройматериалов, в химии и отоплении.

Влияние на общество и природу разных видов генерации требует изучения и принятия взвешенных решений, которые учитывают интересы всех жителей нашей планеты, а не только граждан сверхбогатых стран, способных дотировать энергозамещение дешевой генерации дорогой и малоприменимой.

С экономической точки зрения процесс отказа от угля тоже не может быть обоснован. В странах с низкой долей промышленности в ВВП и высоким уровнем энергоэффективности отказ от угля действительно не грозит экономическим коллапсом. А что делать государствам, развивающим промышленное производство? Ни Китай, ни Япония, ни Индия или Австралии от угля в ближайшей перспективе отказываться не собираются. Альтернативы углю по соотношению цена/стабильность/безопасность для них пока нет.

В политике все намного сложнее. Не трудно заметить, что борьба с угольной генерацией активизировалась вместе с усилением геополитического противостояния и соперничества крупнейших держав. На фоне кризиса действующих моделей экономического развития каждая из сторон стремится подорвать конкурентные преимущества соперников, используя все имеющиеся возможности. Например, уголь, как наиболее доступный энергоресурс для промышленно развитой экономики Китая, стал одной из разменных карт в этом противостоянии. Отказ от угля в Европе болезненно ударит по самим европейцам, но не приведет, как я уже сказал, к коллапсу их экономик. К тому же европейцы мечтают в будущем сэкономить до $5 трлн на импорте энергоресурсов и готовы идти ва-банк. Что всячески поддерживается США для продавливания через международные организации решений, направленных в том числе на снижение конкурентоспособности экономик других стран.

В принципе развитие технологий, в том числе природосберегающих, и рост энергопотребления в мире оставляют возможности для параллельного развития всех видов генерации. У всех есть свои преимущества, все они взаимодополняют друг друга и оказывают примерно одинаковое воздействие на экологию. Жизненный цикл солнечных и ветровых установок включает не только эксплуатацию, а воздействие на природу не сводится только к выбросам. К тому же расчеты Международного энергетического агентства со всей очевидностью показывают, что с учетом совокупных затрат на поддержание надежности систем, работающих на ВИЭ, экономика традиционной генерации выглядит куда более выигрышно.

— Каким вы видите будущее мировой угольной отрасли и СУЭК через десять лет, учитывая, что Европа постепенно отказывается от угля, а в Азии ожидается снижение спроса на уголь?

— Мы исходим из того, что европейский рынок угля постепенно сжимается. На замедление этого процесса будут влиять действующие контракты, социальные вопросы в шахтерских регионах, требования регуляторов по обеспечению надежности энергоснабжения. Причем я не исключаю со временем ренессанса европейской угольной генерации, если надежды европейцев на американские энергоресурсы не оправдаются, а необходимость реиндустриализации вновь встанет на повестку дня.

Во многих развивающихся странах наблюдается рост спроса, вызванный увеличением народонаселения и промышленным развитием. Поэтому азиатские и африканские рынки продолжают расти, хотя, конечно, и более медленными темпами.

Но ведь ЮАР, США и Колумбия сокращают поставки, и при стабильном спросе на горизонте до 2030 года можно прогнозировать около 200–300 млн тонн выпадающих поставок, а это является потенциалом для роста российского экспорта. Это хорошо понимают в правительстве России, которое недавно приняло Программу развития угольной промышленности России до 2035 года.

В этих условиях отказ от развития углепрома и сознательный уход с рынка противоречит не только здравому смыслу, но и национальным интересам. СУЭК действует в соответствии с этими трендами. Вслед за пожеланиями потребителей мы существенно нарастили объем обогащения угля и сегодня отправляем на экспорт только высококачественный, конкурентоспособный продукт. Таким образом чувствуем себя вполне конкурентоспособными, входим в пятерку крупнейших мировых экспортеров.

— Планирует ли компания диверсифицировать свою деятельность в долгосрочной перспективе и если да, то как?

— СУЭК — одна из крупнейших российских компаний, по выручке занимает 25-е место. В рейтинге Forbes крупнейших частных компаний занимаем 15-е место. Во многом это результат своевременной диверсификации бизнеса. Мы входим в пятерку российских операторов вагонов и собственников портов. В число крупнейших российских энергетических компаний входит и электроэнергетическое подразделение СУЭК — СГК, которое управляет электростанциями на Дальнем Востоке, в Сибири и на Урале. Развиваются и производственные подразделения СУЭК, постоянно осваиваются новые виды продукции. Так что СУЭК — это уже диверсифицированный бизнес. В случае экономической обоснованности можем усилить такие направления переработки, как углехимия, хоть это и потребует дополнительных инвестиций, но пока нам и в углепроме есть, куда двигаться. Мы продолжаем модернизацию и строительство обогатительных фабрик и добывающих предприятий, улучшаем уровень жизни в шахтерских регионах, осваиваем наилучшие доступные технологии. Хотим всем доказать, что и уголь может быть зеленым.

Со временем доля зеленой энергетики в мире будет расти, мы это понимаем. Но она все равно должна соответствовать развитию экономики. Для того чтобы серьезно ускорить этот процесс, нужны действительно обоснованные причины. Иначе вреда от поспешного энергетического перехода может оказаться больше, чем пользы.

Интервью взял Алексей Шаповалов