Кредит во время чумы
Дмитрий Бутрин о том, как российские компании занимали за рубежом в разгар пандемии
Для всех, кто имеет дело с экономической статистикой, сейчас самое интересное время как минимум с осени 2014 года, а возможно, и дольше. «Коронавирусные цифры» — результат одного из самых редких видов экзогенного шока, который встречается в экономике, а то, что в России этот шок искажается последствиями мартовского обвала цен на нефть, делает вопросы класса «почему эта группа показателей отреагировала на двухмесячное ограничение экономической активности именно так?» еще более сложными и увлекательными. Впрочем, ограничения на предположения по данным второго квартала 2020 года должны быть строже, чем обычно, поскольку мы имеем дело с необычным и масштабным процессом, единое на всех объяснение бывает или недостаточным, или бессмысленным.
Фото: Денис Вышинский, Коммерсантъ / купить фото
Фото: Денис Вышинский, Коммерсантъ / купить фото
Один из нестандартных эффектов второго квартала — обнуление сальдо счета капитала в платежном балансе. Нефтяной эффект здесь главная составляющая — впрочем, на практике все не так просто. Например, все это происходило на фоне очень крупного роста внутренних заимствований Минфина и вполне ощутимого притока средств нерезидентов в госдолг РФ, притом что с российского фондового рынка нерезиденты скорее уходили. Но наиболее интересную подробность происходящего с платежным балансом обсуждали на прошлой неделе аналитики ING: на фоне всеобщей паники внешний долг российского корпоративного сектора вырос на рекордную за последние шесть лет величину, номинально частный внешний долг вырос за квартал на $16 млрд. На деле, конечно, часть эффекта счетная и объясняется сильными колебаниями друг к другу рубля, доллара и евро. Однако, как констатируют в ING, не менее $7 млрд за этот квартал действительно рост корпоративного внешнего долга; последний раз схожие события происходили в первом квартале 2014 года, когда рост составлял около $9 млрд.
При ближайшем рассмотрении отпадают предположения о том, что российский частный сектор внезапно показался инвесторам (так-то скорее склонным покинуть на время российскую юрисдикцию) даже более привлекательным, чем ОФЗ Минфина. Долг вырос в нефинансовом секторе (прирост на $10 млрд), банковский сектор, напротив, сократил внешний долг на $3 млрд. В чисто качественной оценке способность российских корпораций много занимать в разгар чумы — многосоставное явление. Часть нового долга — это, возможно, экстренные кредиты собственников-нерезидентов российским компаниям, Банк России в обзоре платежного баланса склоняется скорее к этой версии. Часть, предполагает ING,— следствие изменений в графиках дивидендных выплат. Вероятно, значение имели и другие изменения финансовых потоков между юрисдикциями, в том числе нефтегазовых компаний. В итоге по более поздним и более детальным данным мы, видимо, узнаем что-то новое о том, как устроены потоки капитала между РФ и остальным миром не в теории, а на практике, меняющейся в экстренных обстоятельствах.