Судьба фашистского человека

После того как Владимир Путин в недавно опубликованной статье представил свое видение причин Второй мировой войны и призвал бывших союзников быстрее рассекречивать «материалы о тайных англо-германских переговорах», а также вообще «активизировать процесс открытия своих архивов», немедленно оживились разного рода военные конспирологи. И в первую очередь они вспомнили о самом скандальном казусе начального периода войны — перелете Рудольфа Гесса через Ла-Манш 10 мая 1941 года. Многие до сих пор считают, что где-то в британских архивных сейфах лежит та самая секретная папка, из которой можно узнать, как, почему и зачем первый заместитель Гитлера оказался перебежчиком — а затем пожизненным узником. Забавно при этом, что в реальности дело Гесса уже три года как рассекречено — и не стало никакой сенсацией.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Текст: Ольга Федянина

Провал полета

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Жизнь Рудольфа Гесса распадается на две почти абсолютно равные половины, как будто кто-то делил по линейке. Первая часть — 47 лет и две недели, вторая — 46 лет и три месяца. Разделительная черта проходит по дате 10 мая 1941 года. В этот день Гесс, будучи формально вторым человеком в иерархии Третьего рейха, фактически угнал самолет с тренировочной базы концерна «Мессершмитт» и через несколько часов полета приземлился на территории Англии — можно сказать, во вражеском логове. Уникальность события только подчеркивает его абсолютную, неправдоподобную опереточность. Свой демарш Гесс тщательно готовил около полугода — но после приземления его немедленно арестовали, буквально с парашютом за спиной, как диверсанта из анекдота. Никаких переговоров с ним никто вести не собирался — Черчилль, говорят, даже не стал прерывать то ли просмотр развлекательного фильма, то ли приятный дружеский обед, когда ему сообщили сенсационную новость. Гесс оказался в заключении, где ни с одним высокопоставленным представителем британского правительства ему повидаться так и не удалось — только со следователями военной разведки. Из тюрьмы он не выйдет до конца жизни. Это и будет вторая половина.

Летел Гесс на тайные переговоры с британской элитой, которую надеялся склонить к мирному договору с Германией — и тем самым то ли предотвратить превращение войны в мировую, то ли просто развязать фюреру руки на восточном направлении. Был ли этот план бредовым? Ответ на этот вопрос зависит от одной подробности, которая долгое время тоже очень занимала историков (а тех из них, которые склонны к конспирологии, занимает и по сей день): летел ли Гесс с ведома Гитлера или без оного? Поверить в самодеятельность одиночки сложно. Но опять же, оглядываясь на опереточные подробности, все же приходится.

День 10 мая 1941 года очень подробно описан сотрудниками и посетителями берлинской рейхсканцелярии. Лучшее описание находится в выдающихся «Воспоминаниях» Альберта Шпеера: в тот день он был вызван на доклад к фюреру, но, войдя в здание, увидел мечущихся в панике адъютантов Гесса, которые принесли письмо своего начальника, адресованное Гитлеру. Разумеется, и само письмо, и то, что Гитлер, прочитав его, впал в форменную истерику, тоже можно при желании считать запутыванием следов. Но запутывать следы имело смысл лишь после того, как стало известно, что миссия Гесса (если она была согласована) провалилась. А орал Гитлер в то время, пока самолет еще находился в воздухе. Более того, в рейхсканцелярию вызвали высокопоставленных представителей люфтваффе — фюрер требовал просчитать вероятные траектории полета и доложить, есть ли какой-нибудь шанс, что самолет снесет в море, что он разобьется о скалы — короче говоря, что Рудольф Гесс просто не долетит. Чины из Люфтваффе были оптимистичны и предрекли, что авария весьма возможна, а то и вовсе неотвратима. Это улучшило настроение Гитлера. Но Гесс был хорошим пилотом, он долетел. В Берлине в это время уже шли аресты людей, которые были с ним прямо или косвенно связаны. Первыми в тюрьму отправились два адъютанта, передавшие письмо.

На следующий день новость о «перебежчике» была опубликована английскими СМИ — до этого момента в Берлине просчитывали два варианта, объявлять ли Гесса сумасшедшим или предателем: для надежности выбрали оба варианта. Имя Гесса в присутствии Гитлера с этого дня больше не упоминалось.

Косвенное свидетельство того, что полет действительно был самодеятельностью (хотя и не совсем одиночки, но об этом ниже), можно найти в британских протоколах допросов Гесса. Он как мог объяснял суть того «мирного плана», который собирался обсуждать с британцами.Только вот ключевым и первым пунктом этого плана было отстранение от власти Уинстона Черчилля. И это более или менее автоматически превращало его в бред сумасшедшего, человека, уже почти двадцать лет живущего внутри нацистского кадрового произвола. Гессу как-то не приходило в голову, что он, по сути, требует государственного переворота как предпосылки к миру.

История Рудольфа Гесса — это история не одной политической тайны, а история одного политического психоза. В этом психозе сошлись несколько обстоятельств, которые потом десятилетиями изучали люди, посвятившие себя исследованию так называемого «фашистского человека». Рудольф Гесс, можно сказать, был идеальным «фашистским человеком». Не только до 10 мая 1941 года, но и после (в интервью 1974 года на вопрос, хотел бы он что-нибудь изменить в своей прошлой жизни, если это было бы возможно, он без колебаний ответил: «нет»). То, что он оказался почти на 50 лет, как в капсуле времени, в тюремном заключении, превратило его в своего рода персонажа кунсткамеры, лабораторный объект, для которого время остановилось.

Война как прибежище

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Когда началась Первая мировая война, Гессу было 20 лет, и он как раз понял с окончательной ясностью, что не хочет наследовать место в отцовской торговой фирме, лучше уж на фронт. На фронте он был ранен несколько раз и выучился на военного летчика. Капитуляция 1918 года была для Гесса еще и финансовым крахом: родительская фирма, которая находилась в Египте, перешла в руки британцев. Но среди всех «оскорблений», который Версальский мир нанес Германии, для людей вроде Гесса наихудшим было сокращение армии до 100 000 человек. Людей, которые четыре года жили в условиях фронтового братства, буквально «ломало» от того, что братство это должно исчезнуть. Лимит начали обходить сразу же: по всей стране формировались фрайкоры, псевдо- и полулегальные боевые соединения. Разумеется, Гесс был в рядах фрайкоров — и принимал участие в кровавом погроме недолгой Баварской республики в 1918–1919 годах. Фрайкоры были прототипом и исходным материалом всех нацистских карательных организаций, от штурмовиков до СС.

Навязчивая идея геополитики

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Участие в боевых дружинах совершенно не мешало Гессу продолжить учебу в университете (экономика, юриспруденция, история), где он попал под опеку профессора Карла Хаусхофера, человека, крайне примечательного. Хаусхофер был офицер и географ — это только звучит странно, но в эпоху, когда открытия и завоевания еще шли рука об руку, военное дело и академическая наука были естественными союзниками. В Хаусхофере и того и другого было примерно поровну. Он был человеком выдающейся образованности и, если можно так сказать, обучаемости — однажды за две недели выучил основы японского языка, поскольку был отправлен в соответствующую командировку. К несчастью, география и стратегическое военное мышление синтезировались у него в голове в политическую конструкцию, которую тогда как раз начали называть геополитикой и которая выводила все особенности политического и общественного развития государств из их географического положения. У Хаусхофера было несколько заветных идей, одна из которых состояла в том, что идеальное мироустройство возможно лишь тогда, когда Германия, Россия и Япония образуют руководящую и направляющую ось мира. Вторая же идея принадлежала не самому Хаусхоферу, но он был ее самым известным адептом: это была идея так называемого жизненного пространства (Lebensraum), которая стала и одной из главных навязчивых идей Гитлера. Идея о том, что для беспрепятственного развития немецкого народа нужно больше пространства, в принципе, звучит не очень сложно, обычный экспансионизм. Но для Хаусхофера это было философией. Вот всеми этими осями мира, жизненным пространством, предстоящей великой миссией Хаусхофер, повторим, будучи сам человеком чрезвычайно культурным и образованным, пичкал Гесса, который все это воспринимал с восторгом и вскоре стал ассистентом Хаусхофера. Кстати, именно Хаусхофер и его сыновья в 1941 году помогали Гессу спланировать и организовать перелет через Ла-Манш. И план геополитического «примирения» с Британией (по плану Гесса Британия получала весь мир, а Германия — свободу рук в отношении России и Японии) профессор, очевидно, помогал вырабатывать своему бывшему ассистенту. Вся семья Хаусхофера в мае 1941-го оказалась под арестом.

Тщательно продуманная иррациональность

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Гесс с юности испытывал большой интерес к разным видам секретного знания. Настоящая истина не может быть общедоступной — это стремление приобщиться к иррациональным сферам, к современному колдовству в разной степени было у большинства нацистских лидеров. Гиммлер был оккультистом и эзотериком, у Геринга место «тайного культа» занимали наркотики и коллекционирование предметов роскоши. Геббельса принято считать железным рационалистом, но для рационалиста он слишком похож на религиозного фанатика самого страшного извода. Гесс, который всю жизнь был ипохондриком и действительно человеком не слишком могучего здоровья, интересовался главным образом эзотерическими оздоровительными практиками и гармоничным развитием духа и тела. Формально в Третьем рейхе большая их часть была признана нежелательной, но считается, что именно при поддержке Гесса довольно долгое время держались, например, антропософские общины. Из врачей он больше всего доверял гомеопатам, а собираясь в Англию, несколько раз переносил дату полета, сверяясь со специально составленными гороскопами — согласно им, 10 мая 1941 года должно было стать днем судьбоносной удачи и для него лично, и для обеих стран. После ареста Гесса хуже всех пришлось антропософам — их школы были закрыты, общины разогнаны, частичный запрет превратился в полный и безоговорочный. При этом страсть ко всему иррациональному и вера в силу судьбы у нацистов остались — и чем ближе был финал Рейха, тем больше в судьбу верил сам Гитлер. Как известно, уже в апреле 1945-го, услышав новость о смерти Рузвельта, он решил, что провидение его спасло и перелом в ходе войны наступил.

Обретение хозяина

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Предыдущая фотография

Следующая фотография

1 / 2

Гесс рядом с Адольфом Гитлером во время военного парада, 1936

Фото: Ullstein Bild/Vostock Photo

Рудольф Гесс и Адольф Гитлер на съезде НСДАП, 1938

Фото: Shutterstock Premier / Fotodom

В большей степени, чем все остальные высшие чины Третьего рейха, Гесс был заворожен Гитлером. О природе воздействия фюрера на окружающих писали многие приближенные к нему люди, которые дожили до того времени, когда об этом можно стало написать. Сложные натуры вроде того же Шпеера отдавали себе отчет в опасности той притягательной силы, которая от него исходила. Гесс не был сложной натурой — он познакомился с Гитлером весной 1920 года и больше от него не отходил. Он был его секретарем, денщиком, нянькой и глашатаем. В 1921-м он выиграл конкурс студенческих сочинений, подав работу на тему «Каким должен быть человек, который снова поведет Германию за собою к высотам» — это был словесный портрет Гитлера, идеализированный, но узнаваемый. Гесс стоял рядом с Гитлером во время «пивного путча» 1923 года и вместе с ним отправился тогда в тюрьму. Там он под диктовку Гитлера записывал «Майн кампф». Он женился, равнодушно и по необходимости, когда в партийных кругах над его привязанностью к фюреру начали двусмысленно шутить. Он выкликал имя фюрера на партийном съезде (и на следующий день еще раз, в пустой студии, для камеры Лени Рифеншталь). Он видел в Гитлере хозяина — без которого все торжество тысячелетнего рейха было не только невозможно, но и лишено всякого смысла. То, что его называли почти в глаза собакой при Гитлере, его, скорее всего, даже не оскорбляло. Он старался не просто выполнить любые пожелания вождя, но перевыполнить их — что неоднократно приводило к конфузам, которые Гесса совершенно не обескураживали.

Вся история полета Гесса в Англию становится гораздо понятнее, если на нее смотреть как на часть этой безграничной привязанности и безграничной зависимости, а не на часть политического заговора. Это история неуместного рвения глубоко влюбленного человека. Гесс понимал, что союз с Англией весной 1941 года для Гитлера был бы примерно таким же драгоценным подарком, как луна с неба. Он отправился добыть ему эту луну, не думая о том, есть ли у него реальные возможности и шансы.

Служебный рост, отнимающий влияние

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Быть «собакой фюрера» в Третьем рейхе означало занимать очень высокую позицию, никак не ограничивавшуюся обслуживанием нужд и амбиций одной персоны. Гитлер, безусловно, не считал Гесса человеком большого ума, зато он в нем и не сомневался — и поэтому без колебаний брал его с собой, поднимаясь по лестнице политической и государственной иерархии. Гесс всегда стоял там на одну ступень ниже — но только на одну. А это значит, что, начиная с 1925 года, он постоянно обрастал званиями и должностями. Он был личным секретарем Гитлера, затем председателем Центральной политической комиссии НСДАП, адъютантом рейхсфюрера СС и личным адъютантом фюрера в СС, затем обергруппенфюрером СС, заместителем Гитлера в НСДАП, рейхсминистром без портфеля, одним из членов президиума Академии права, членом Секретного министерского совета и членом Совета обороны. С 1933 года он обладал официальными полномочиями контролировать и проверять на идеологическую благонадежность любые действия государственных органов. С 1935-го — контролировать назначение представителей НСДАП во все коммунальные органы власти и проверять благонадежность всех претендентов на высокие государственные посты. С 1936 года ему подчинялись заграничные подразделения НСДАП. В 1939 году Гитлер официально объявил Гесса и Геринга своими преемниками на случай внезапной смерти. Все это нагромождение обязанностей и полномочий выглядело как неограниченная власть, но в действительности ею совсем не было. Фашистское государство только очень поверхностному взгляду кажется жестко структурированной машиной, в которой царит орднунг. На самом деле у историков для национал-социализма есть даже специальное определение — поликратия. Его смысл в том, что все функции и полномочия не распределялись, а бесконечно дублировались самыми разными инстанциями и организациями. Высшая нацистская бюрократия находилась в состоянии постоянной конкуренции и перетягивания каната. Гитлер эту конкуренцию не ограничивал, а поддерживал — таким образом, у каждого провала всегда было множество виновников, а любую победу можно было приписать разным триумфаторам. В результате титулов у Гесса все время прибавлялось, а его реальное влияние к 1941 году заметно упало, причем его более удачливыми конкурентами были не только люди более или менее равные ему по положению в иерархии, но и стоящие гораздо ниже. И одной из причин полета в Англии было, безусловно, желание Гесса вернуть себе всю полноту доверия фюрера и снова стать реальным номером два в государстве.

Бессмысленная ценность

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Закрыв Гесса, англичане довольно скоро обнаружили, что у них в руках оказался экспонат бесценный, но при этом довольно бесполезный. С одной стороны — заместитель и наследник Гитлера, второе лицо в партии и третье в государстве. С другой — пропагандистский и политический, то есть публичный, успех, который можно было из этого обстоятельства извлечь, оказался недолговечным. Через несколько недель вермахт вторгся на советскую территорию и война обрела совсем новые масштабы. А практическая польза от Гесса довольно быстро свелась к минимуму — он мог массу всего рассказать об устройстве и работе фашистского государства, но оно как раз в это время менялось на глазах, чем дальше шла военная агрессия, тем меньше ценности представляла та информация, которой обладал Гесс, у нее просто внезапно истек срок годности. У него были сильные провалы в памяти, которые он к тому же частично симулировал, а частично — нет, то есть мера правдоподобия в его рассказах была не то чтобы низкая, а просто не поддающаяся измерению. Допрашивающие его офицеры отмечали бедную, заторможенную речь. Но по многим вопросам второму лицу после Гитлера и сказать было нечего. В Берлине он был настолько занят партийно-политической текучкой, идеологической благонадежностью чиновников и прочими каждодневными вопросами, что совсем ничего не мог вспомнить о плане «Барбаросса» — его обсуждали, когда Гесса не было в рейхсканцелярии. Так он говорил на допросах — и это же повторил почти тридцать лет спустя, в 1974 году, в берлинской тюрьме, когда резона что-то скрывать или лукавить уже совсем не было. «Может быть, что-то и слышал, но не обратил внимания».

Какой-то смысл в дальнейшем существовании Рудольфа Гесса появился в 1946 году — в качестве одного из главных обвиняемых на Нюрнбергском процессе. Но и здесь для суда он был скорее импозантной обузой: его было несложно подвести под статьи трибунала как одного из главных соавторов «окончательного решения еврейского вопроса» — но дальше все обрывалось, никакой практической деятельности с мая 1941 года обвиняемый не вел, военные преступления ему вменить было сложно.

50 лет в кунсткамере

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

По рангу Гессу полагалось отправиться на виселицу или покончить с собой, как Геббельс и Гиммлер,— скорее всего, он так и поступил бы, оставаясь на свободе (попыток самоубийства Гесс предпринял несколько, но все неудачные, вплоть до последней, в 1987 году). Но вместо этого его отправили в тюрьму Шпандау, пожизненно. В соседних с ним камерах оказались еще шесть человек, приговоренных в Нюрнберге к разным срокам. Но и здесь Гесс в результате оказался обузой для тюремщиков: все остальные освободились, отсидев свое, а он все жил и жил — единственный заключенный в целой тюрьме, которую содержали только ради него одного. Жил, постепенно превращаясь в мученика для членов праворадикальных группировок и в вечный источник вдохновения для разного рода конспирологов, в фашистскую «Железную маску». Когда он наконец в возрасте 93 с лишним лет был найден мертвым в августе 1987 года, военные власти с облегчением констатировали самоубийство (повесился на электрическом проводе), а конспирологи убедительно доказали, что Гесса задушили (в этом был уверен последний ухаживавший за ним медбрат, выходец из Туниса, который дал по этому поводу нотариально заверенные показания). Тюрьму после смерти Гесса, кстати, снесли, чтобы не создавать культового места все для тех же правых радикалов, а еще через несколько лет по той же причине уничтожили и его могилу. Рассекреченные в 2017 году английские протоколы так и не стали источником никаких сенсационных открытий — похоже, в них не обнаружилось ничего заслуживающего внимания. Разумеется, до сих пор кто-то верит, что его убили, чтобы вместе с ним умерла какая-то ужасная тайна, которую Гесс так и не разгласил за 46 лет. Но с гораздо большей степенью вероятности можно предположить другое. Было ли это самоубийство или убийство — Рудольф Гесс просто всем уже давно смертельно надоел.

И еще шесть неповешенных

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Пожизненное заключение, к которому Рудольф Гесс был приговорен Нюрнбергским трибуналом, ему предстояло отбывать в Берлине, в так называемой Межсоюзной тюрьме Шпандау — бывшей военной тюрьме, теперь предназначенной исключительно для высокопоставленных нацистов. К приему «гостей» тюрьму готовили старательно — и, как выяснилось, слишком роскошно. Американцы считали, что заключенных будет несколько сотен, и спланировали не только огромную систему безопасности, но и огромную инфраструктуру с обслуживающим персоналом. Однако после окончания процесса в Шпандау оказалось всего семь человек: Рудольф Гесс, Константин фон Нейрат, Эрих Редер, Карл Дениц, Вальтер Функ, Бальдур фон Ширах и Альберт Шпеер. Это была довольно своеобразная кунсткамера: высшие военные и государственные чины Третьего рейха, осужденные в Нюрнберге, но не повешенные. Как и Гесс, каждый из них по-своему был идеальным фашистом — но, как ни парадоксально, возможно, именно поэтому их и не смогли приговорить к смертной казни. Чем они отличались от повешенных, от Лея, Кейтеля, Кальтенбруннера и других? Или от предусмотрительно покончивших с собой Геббельса, Геринга, Гиммлера? Те к концу войны уже были не только символами режима, но и аномалиями этого самого режима, его очевидной патологией. Ну и, разумеется, прямыми военными преступниками. А в этих шестерых (Гесс в этом счете все равно идет особняком — если бы не то 10 мая, повторим, его, конечно, приговорили бы к смерти) ничего аномального, античеловеческого не бросалось в глаза. Заблуждения, лицемерие, корысть, жестокость — все это в них было, но всего этого было как бы в человеческую меру. Повешенные в Нюрнберге были фашистскими нелюдями. Запертые в Шпандау были фашистскими людьми, не больше и не меньше.

Константин фон Нейрат (1873–1956)

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Первый министр иностранных дел Третьего рейха, предшественник Риббентропа, фон Нейрат был чрезвычайно полезен Гитлеру в качестве опытного и уважаемого международного переговорщика в предвоенные годы. Верным сторонником Гитлера его сделала мечта о триумфальном возвращении «великой Германии» на мировую политическую арену. Но в Нюрнберге он оказался не из-за этого и даже не из-за активной роли в подготовке австрийского аншлюса, а из-за своей деятельности на посту рейхспротектора протектората Богемии и Моравии, который занимал с 1939 года. Нейрат, правда, не пользовался такой жуткой славой, как его заместитель Гейдрих, и уже с 1941 года фактически перестал исполнять свои функции, но формально оставался главой протектората до 1943 года. В Нюрнберге его приговорили к 15 годам тюрьмы, из которых фон Нейрат отсидел меньше десяти. После освобождения он прожил еще два года.

Эрих Редер (1876–1960)

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Гросс-адмирал, главнокомандующий военно-морского флота Третьего рейха до января 1943 года. Занимал высокие посты в командовании флота еще во время Первой мировой войны. Был одним из тех «военспецов», консервативных и высокопрофессиональных, для которых конец армии (по условиям Версальского мира) и конец Германии были полными синонимами. Стремительная ремилитаризация при Гитлере была для него возвращением к жизни. В Третьем рейхе занимался перевооружением и обновлением флота, подготовкой к войне, затем — планированием крупных морских операций и стратегией кораблестроения военного времени. Периодически противоречил Гитлеру, в связи с чем их отношения постепенно испортились и Редер был отстранен от должности. В Нюрнберге был приговорен к пожизненному заключению — так же, как и Гесс, просил заменить его на расстрел, но суд отказался ужесточать меру наказания. По состоянию здоровья был выпущен на свободу в 1955 году и прожил еще пять лет.

Карл Дениц (1891–1980)

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Гросс-адмирал, возглавлял военно-морской флот после Редера. Если Редера с Третьим рейхом связывал прежде всего традиционный консервативный милитаризм, то Дениц, тоже уязвленный Версалем, в 1930-х стал убежденным национал-социалистом, о чем он заявил в Нюрнберге. После смерти Гитлера Дениц в оставшееся до капитуляции время исполнял обязанности главы государства, став, таким образом, последним рейхспрезидентом. Во время войны предметом его интереса были в основном подводные лодки — как и Гитлер, он считал их наиболее эффективными в том, что касается боевых действий на море. Во время Нюрнбергского процесса большинство участников ожидали, что Деница приговорят к смертной казни, в частности, из-за того, что в 1943 году он отдал распоряжение не оказывать помощь экипажам тонущих кораблей противника. Однако у Деница были хорошие адвокаты, к тому же было известно, что американские офицеры ВМФ в сходных ситуациях часто поступали так же. В результате Деница приговорили к десяти годам заключения, которые он полностью отсидел в Шпандау. После освобождения прожил еще 25 лет. После того как был создан бундесвер, было предпринято несколько попыток негласно реабилитировать Деница, что каждый раз сопровождалось скандалами.

Вальтер Функ (1890–1960)

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Министр экономики и президент Рейхсбанка при Гитлере, центральная фигура в экономической политике национал-социалистов. Бывший журналист, Функ был, кажется, одним из немногих важных соратников Гитлера, для которых главную роль играли соображения корысти — он искренне любил деньги и умел их хорошо аккумулировать. Еще до прихода Гитлера к власти Функ был его «связным» с руководством крупных концернов — он же организовывал и передавал денежные пожертвования этих концернов в партийную кассу НСДАП. С середины 1930-х активно занимался «аризацией» экономики, разрабатывал законы и предписания, легализовавшие конфискацию имущества немецких евреев, лишение евреев средств к существованию и права на работу. К концу войны потерял свое влияние на Гитлера, отошел от дел и фактически спился. Во время Нюрнбергского процесса ссылался на то, что только выполнял прямые указания Гитлера и Геринга, не проявляя личной инициативы. Приговорен к пожизненному заключению. Освобожден в 1957 году по состоянию здоровья.

Бальдур фон Ширах (1907–1974)

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

До 1940 года рейхсюгендфюрер — ответственный за молодежную политику НСДАП, позже — гауляйтер Вены. Самый младший из подсудимых в Нюрнберге. С Гитлером фон Ширах познакомился в 17 лет, сразу же стал его приверженцем, позже возглавил Национал-социалистический студенческий союз. В 1933 году провозглашен фюрером немецкой молодежи, сделал обязательным членство в организации «Гитлерюгенд» и повсеместное внедрение принципов национал-социалистического воспитания. Фон Ширах был убежденным антисемитом, но считал, что «решение еврейского вопроса» заключается в массовых депортациях, а не в физическом истреблении. На посту гауляйтера Вены предписал депортацию 185 000 австрийских евреев в концентрационные лагеря. Это стало главным пунктом обвинения во время Нюрнбергского процесса. Как и Альберт Шпеер, полностью отсидел свои 20 лет в Шпандау. В 1967-м опубликовал книгу воспоминаний «Я верил Гитлеру». В 2015 году могила фон Шираха была уничтожена, так как родственники отказались продлевать срок ее сохранения.

Альберт Шпеер (1905–1981)

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Главный архитектор Третьего рейха, автор монументальных концепций имперского городского пространства. С Гитлером до конца поддерживал не только служебные, но и личные отношения. Автор неосуществленного генплана Берлина и архитектор самых помпезных зданий, выстроенных в Третьем рейхе. Гитлер вызывал у Шпеера безграничное восхищение именно своим градостроительным визионерством: перспектива сверху донизу перестроить, пересоздать целые города, на тысячелетия превратив их в центры будущего рейха, провоцировала его профессиональное честолюбие. Но если бы Шпеер остался «только» главным архитектором Третьего рейха, его вряд ли ждало бы место на скамье подсудимых в Нюрнберге — тем более что градостроительный раж Гитлера во время войны вынужденно иссяк из-за нехватки материалов и рабочих рук. Скорее всего, Шпеера ждала судьба Фуртвенглера или Грюндгенса, то есть денацификация и временный запрет на профессию. Но в 1942 году Гитлер назначил его рейхсминистром вооружений и военной промышленности. На этом посту Шпеер проявил высокую эффективность. Именно при Шпеере концентрационные лагеря и принудительный труд заключенных стали системной частью военной промышленности. В 1946 году не все аспекты деятельности Шпеера были очевидны следователям Нюрнбергского трибунала — в противном случае его, скорее всего, приговорили бы к смертной казни. В суде он убедительно выступал как «министр-технократ» — и был приговорен к 20 годам тюрьмы. Шпеер был единственным из заключенных Шпандау, кто после освобождения вернулся в послевоенную жизнь и не стал в ней изгоем. Этому во многом способствовали его воспоминания, написанные в тюрьме и сразу ставшие международным бестселлером. В этой книге Шпеер расчетливо (и очень талантливо) обелял себя, не отказываясь при этом от ответственности.

Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram

Закон против порядка: как судили немецких военных преступников

Читать далее