— Удалось ли вам понять, как россияне относятся к согражданам, по собственной инициативе берущим на себя функции полиции?
Руководитель исследовательских программ «Общественного вердикта» Асмик Новикова
Фото: Александр Вайнштейн, Коммерсантъ
Руководитель исследовательских программ «Общественного вердикта» Асмик Новикова
Фото: Александр Вайнштейн, Коммерсантъ
— Во-первых, люди однозначно не готовы их осуждать. Исследование мы сконструировали таким образом, чтобы разложить типичную деятельность псевдополицейских на конкретные ситуации: вигиланты выходят на тематические рейды и пытаются пресечь либо неправильные парковки, либо распитие спиртного в общественных местах, либо наркоторговлю и так далее. И мы спросили респондентов, что они думают о деятельности вигилантов, отталкиваясь от смоделированной ситуации. Результаты вполне красноречивы: люди готовы фактически признать право на осуществление полномочий полиции гражданами, которые играют в полицейских, принуждая других следовать их требованиям, а иногда и наказывая за неподчинение. Однозначного осуждения этих действий нет.
— Почему?
— Очевидно, в нашем обществе нет нулевой толерантности к насилию. Оно нередко у нас воспринимается как адекватный способ реагирования на любую проблему. Если есть какой-то беспорядок — причем на самом деле неочевидно, беспорядок ли это, вигиланты сами квалифицируют ситуацию как соответствующую порядку или нет,— а полиции либо нет, либо она неэффективна, почему бы самим гражданам, которые ничего не боятся, не взять на себя ее задачи. Мы фиксируем определенный уровень одобрения таких действий.
— Но есть, как мы видим, и люди, которые с действиями такой псевдополиции не согласны.
— Да, таких людей много. Они руководствуются правовой системой координат взаимодействия граждан с полицией, она законодательно закреплена и понятна. По их логике проще играть по понятным правилам с профессиональной полицией, которая существует на наш бюджет. Кроме того, когда тебе делает замечание равный с тобой в правах гражданин, неясно, как на это реагировать, и тем более неясно, нужно ли следовать его требованиям.
И наше исследование говорит о том, что, даже признавая допустимость насилия, люди не особенно готовы к тому, чтобы вигиланты именно их к чему бы то ни было принуждали.
Мы все помним события 2019 года в Москве, в публичном амфитеатре «Яма», куда пришли вигиланты из движения «Лев против» (лидер движения Михаил Лазутин борется против распития алкоголя в общественных местах.— “Ъ”), чтобы обеспечить общественный порядок. И это обернулось еще большими беспорядками и насилием (после того как вигиланты стали отбирать вещи у расположившихся в «Яме» отдыхающих, начались стычки; впоследствии в течение всего лета 2019 года у «Ямы» дежурил ОМОН.— “Ъ”). То есть вигиланты способствовали эскалации конфликта, проявлению насилия там, где его не было.
— Но цели такие «дружинники» заявляют благие, а вы привели всего один негативный пример.
— Вигиланты не дружинники, разница принципиальна. Дружинник — это сертифицированный полицией ее помощник. Только после «фильтра» полиции гражданин получает условные погоны дружинника. Права дружинника ясны и закреплены в профильном законе. А права вигиланта не существуют в юридической реальности, он обычный гражданин. Разница важна, и проявляется она прежде всего тогда, когда граждане оспаривают их действия. С дружинниками понятно, как действовать, на какие нормы опираться и чего требовать. С вигилантами все сложнее, именно поэтому мы разработали методику, где объясняется, что и как можно делать, защищаясь от вигилантов правовыми средствами. Есть все основания считать, что они действуют не столько ради наведения порядка, сколько ради кликабельного контента в соцсетях и дальнейшей его монетизации. В деятельности вигилантов иногда больше имитации, чем пользы, но эта имитация может привести к появлению реальных пострадавших.
— Каков уровень поддержки вигилантов, пытающихся пресечь наркоторговлю?
— Низкий. Это связано с тем, что люди знают истории о том, как вигиланты врываются в квартиры и снимают это на камеру. Но при этом наркотики воспринимаются людьми как безусловное социальное зло, и люди все же готовы поддержать эти не совсем законные методы и советский метод «доски позора», когда вигиланты публикуют лица этих людей, показывают их жилища. Однако такие методы не снижают уровень наркоторговли, мы это видим из официальной статистики МВД. То есть заявленные цели не достигаются.
— Ответ на первый вопрос вы начали со слов «во-первых». Будет ли «во-вторых»?
— Да, результаты нашего опроса, как и любого другого, нельзя интерпретировать прямолинейно. Они требуют «распаковки». Мы видим, что люди не просто одобряют или не одобряют вигилантизм, а главным образом нуждаются в безопасности. В обществе есть запрос на эффективную работу полиции, и потому общество готово одобрять инициативы таких добровольцев.
Это и есть второй предварительный вывод из исследования: МВД нужно пересмотреть свой подход к наведению общественного порядка, корень проблемы в этом — людей не устраивает то, как работа организована сейчас.
Половина опрошенных (47%) нами ответили, что их не устраивает работа полиции. Но в то же время часть респондентов отмечают, что вигиланты провоцируют «дальнейшее распространение беззакония». Респонденты спрашивали, кто будет контролировать незаконную деятельность вигилантов? Меня результаты исследования убеждают, что проблема не в поддержке вигилантов, а во вполне артикулированном запросе на более профессиональную работу полиции и охрану правопорядка.
— На сайте «Общественного вердикта» сообщается, что вигиланты третий год являются объектом исследований фонда. Можно ли сделать вывод о тенденции — растет или снижается поддержка такой активности в России?
— Нет, нельзя. Мы впервые провели такое исследование. Более того, таких исследований в России вообще никто не проводил. Это первые результаты, отследить динамику мы сможем значительно позже. Сейчас особенно интересны положительные оценки деятельности вигилантов в сравнении с замерами отношения общества к насилию, табу на которое в России отсутствует.