Кажется, и месяца не прошло с того первого февральского дня 2001 года, когда великому гитаристу и хмурому перфекционисту стукнуло 50. Тогда он дал концерт в помпезной "России". Кирнул — отметился. Впрочем, судя по выправке, если Никольский и киряет, то всего ничего. В свои 53 он выглядит лучше иных сорокалетних, неизменно выступая примером животворящего пессимизма.
Видимо, иной раз и мизантропия — подруга долголетия, она же служанка Серафима. Никольский несет свой несомненный дар, как бремя, но бремя не тела, а души. Требовательность к себе, которая за тридцать пять лет превратилась в миф об одиноком Музыканте (у которого сюртук на спинке стула), часто была причиной разлада с другими. Школа доисторического бита в "Аргонавтах" образца 1967 года, университеты лакированного хард-рока в "Цветах" эпохи ранних семидесятых, недолгое "Воскресение", парадоксально предшествующее своей смерти в недобром 1984-м, и наконец, дальнейшее одинокое делание сформировали образ "воина рок-н-ролла", мнящего себя "солдатом Вселенной", но так и не добившегося буржуазного успеха. Не уживаться — это не меньшая судьба, чем играть на гитаре. Герой песен Никольского, его второе "я" — поэт, мучимый самим фактом своего существования, "зеркало мира", стоически принимающее все то, что в нем отражается. Многие помнят, что этот образ дал имя первому сольному проекту Никольского, собранному в качестве альтернативы "Воскресенью". Песни при этом пелись одни и те же.
"В моей душе осадок зла...", "Кто виноват", "Я привык бродить один...", "Один взгляд назад" — песни, певшиеся во дворах и на кухнях студентами, рабочими и милиционерами (последними — в перерывах между приводами музыкантов в отделение). Песни, сформировавшие золотой фонд группы "Воскресенье", когда-то сыгранные и спетые так, что и сейчас перехватывает дыхание. В подавляющем большинстве они написаны Никольским. Имидж великолепных неудачников, в которых влюблены студентки из хороших семей, — тоже от него. И наконец, аранжировки, чувство стиля, умение вжать в короткое соло росчерк щедрого мастера.
С годами Никольский все больше утяжелял звук, как бы расчищая корни собственных мелодий, обнажая их шероховатую блюзовую фактуру. Уже "Зеркало мира" играло фактический хард, казавшийся архаичным на фоне предпочтений 1980-х. Сейчас — не то. Концертные комбинации с музыкантами "Лиги блюза" и "Кроссроудз" — средство достижения того звучания, к которому на склоне лет донырнули Робин Троуэр из Procol Harum или Линдсей Бакингем из Fleetwood Mac. Просто нынешняя мировая тенденция, даже Клэптона приводящая к забытому грубому звуку периода Cream, не обошла стороной того единственного русского, в чьих руках адекватно звучит Fender Telecaster. Оторванность от внутрироссийского мейнстрима оборачивается попаданием в завидную компанию. Дорога разочарований, по которой Никольский бредет, по крайней мере с тех пор, как написал одноименную песню, оказалась дорогой славы — негромкой, но прочной.
ЯН ЛЕВЧЕНКО
БКЗ "Октябрьский", 1 февраля