Событие недели — "Четыре пера" (The Four Feathers, 2002) Шекхара Капура (1 февраля, "Первый канал", 21.45 ***), фильм, позволяющий познакомиться с одним из самых стойких бродячих киносюжетов. Фильм Капура — пятая версия истории о четырех перьях, одна из них была поставлена выдающимся Александром Кордой в 1939 году и считается абсолютной классикой. Индус Шекхар Капур — "свежая кровь", влившаяся в англосаксонское кино на рубеже веков. Мировую славу ему принесла "Королева бандитов" (Bandit Queen, 1994), подлинная история девушки из касты неприкасаемых, подвергавшейся непрерывному сексуальному насилию, но отомстившую так, что мало не показалось. В течение многих лет во главе настоящей бандитской армии она терроризировала Индию и сдалась властям, только истребив род обидчиков. Фильм прогремел на фестивалях: режиссера переманили в Голливуд. По меньшей мере пикантно, что выходцу из бывшей английской колонии поручили реанимировать на киноэкране не просто гимн во славу Британской империи, но квинтэссенцию имперского абсурда. Герой, вынужденный в силу семейной традиции закончить военную академию, отказывается в 1898 году отправляться вместе с однокашниками в Судан подавлять восстание махдистов. В гробу он видел этот Судан, ему жениться пора на дочери генерала. Не только сослуживцы, но и невеста разрывают с ним отношения и присылают четыре белых пера, знак презрения, клеймо изгоя, которого в хорошее общество больше никогда не пустят. Немного помучившись, он пробирается в Судан на свой страх и риск и совершает немыслимые подвиги, едва ли не в одиночку разгромив махдистов. Общая канва одинакова и у Корды, и у Капура. Но дальше начинаются забавные разночтения. В фильме Корды все было комильфо, все соответствовало расхожим представлениям о жизни офицерства и высшего света: балы, белые перчатки, вздохи под луной, щелкающие каблуки. Версия Капура начинается со сцены варварской игры в футбол: полуголые офицеры смачно шлепаются в грязь, так, что у зрителя возникает невольное желание отшатнуться, чтобы избежать грязевых фонтанов, сбивают друг друга с ног, бьют в челюсть. Следующая затем сцена в душевой наводит на размышления о неизбежности гомосексуализма в закрытых мужских структурах. Кажется, что Капур решил свести счеты с викторианством, с колониальной мифологией, с Голливудом, показав, как все было "на самом деле". Но нет, если бы он хотел отомстить колонизаторам, то сохранил бы в нетронутом виде сценарий 1939 года, который в наши дни кажется абсурдистской пьесой, издевательской пародией. В канонической версии герой, чтобы замаскироваться среди туземцев, выжигал себе на лице огромное клеймо и притворялся немым: дескать, он якобы из племени, членам которого махдисты вырезали языки и жгли лица. В новой версии — никакого мазохизма, градус надрыва значительно слабее. Получился оригинальный вариант вестерна: колониального, африканского, но вестерна. А сцены действия Шекхар Капур снимает великолепно. Дорогого стоит атака английской кавалерии: ноги лошадям подсекают вздымающиеся из-под земли чудовищные серпы. Или зачистка в мятежном селе, наводящая на актуальные ассоциации: узкие улочки, до смерти перепуганные каратели, фанатик-"шахид", самоубийственно бросающийся на англичан. Второе событие недели — показ к 70-летию Отара Иоселиани отборной коллекции поставленных им в эмиграции фильмов: "И стал свет..." (Et la lumiere fut, 1989) (5 февраля, РТР, 0.30 ****), "Охота на бабочек" (La Chasse aux papillons, 1992) (3 февраля, "Первый канал", 1.20 ***), "Разбойники. Глава VII" (Les Brigands, chapitre VII, 1996) (2 февраля, "Культура", 22.00 **), "Утро понедельника" (Lundi Matin, 2002) (3 февраля, "Культура", 21.55 ***). По сути, это эпизоды одного фильма-реки, который Отар Иоселиани снимает всю жизнь. С неизменной зоркостью он выделяет в людях — вернее было бы назвать его персонажей "человечками" — родовые черты. Грузинские крестьяне, африканские аборигены, парижские бомжи или старушки с юга Франции ведут себя совершенно одинаково. Вместе с тем режиссеру дороги милые и глупые привычки и традиции, которые и составляют суть любой национальной культуры, гибель которых под напором "глобализма" он искренне переживает. Все бы хорошо, но в фильмах Иоселиани нарастает раздражение людьми как таковыми. Они все больше напоминают назойливых, глупых насекомых. В "Охоте на бабочек" ходящие строем муравьи-японцы и скандальные русские алкоголики становятся новыми обитателями французских домов-замков, не замечая играющих по ночам в бильярд призраков в гвардейских мундирах. В "Разбойниках", действие которых переносится из средневекового царства в 1937-й год, в охваченный гражданской войной Тбилиси и загаженный нуворишами Париж, вся человеческая история предстает цепью мучительств и предательств. Разительный контраст со снятым в Африке фильмом "И стал свет...", где Иоселиани, похоже, влюбился в местных жителей, способных вызывать дождь и приклеить человеку оторванную голову так, что он станет как новенький. Возможно, период острой мизантропии миновал. В "Утре понедельника", истории бессмысленного побега французского работяги в Венецию, он стал чуть мягче к людям. И именно в этом фильме один из самых смешных эпизодов современного кино: окутанная ядовитыми парами и газами фабрика, по территории которой бродят надсмотрщики, наблюдая, чтобы никто не смел курить на работе. Патрис же Леконт, претендующий на славу "нового Лелюша", сентиментальности не стыдится. "Человек с поезда" (L`Homme du train, 2002) — удача, которой он обязан прежде всего отличному дуэту Жана Рошфора и Джонни Холлидея (4 февраля, "Первый канал", 1.30, ***). С популистским вкусом, свойственным "папиному кино", они разыгрывают историю двух мечтателей, провинциального учителя, грезящего о приключениях со стрельбой, и оказавшегося в его доме усталого гангстера, бредящего тишиной и покоем.
Михаил Трофименков
