Причины белорусского протеста носят внутренний, а не внешний характер. Такое мнение в беседе с “Ъ” высказал Андрей Вардомацкий — руководитель «Белорусской аналитической мастерской» (Варшава) и бывший руководитель частной исследовательской лаборатории аксиометрических исследований «Новак» (Минск). В интервью обозревателю Галине Дудиной он рассказал, чем отличаются нынешние протесты от предыдущих, а также почему «политический маятник массового сознания» качнулся от президента Александра Лукашенко к его главной сопернице Светлане Тихановской.
Андрей Вардомацкий
Фото: BAW
«Люди организуются сами»
— По словам Александра Лукашенко, «основа всех этих так называемых протестующих — люди с криминальным прошлым и безработные». Это справедливый портрет протестующего?
— Оценка, о которой вы говорите, не отражение реальности, а выражение специфической политической культуры истеблишмента, выражение его представлений о том, как устроен мир вообще и как устроен социум. Каждый протестующий и их близкие знают свое социальное положение. И это высказывание в очередной раз увеличивает разрыв между официальным экраном и массовым сознанием. Реальность заключается в том, что раньше на протесты выходила относительно узкая группа «национально свядомых» — людей с высоким уровнем национальной идентичности.
Специфика нынешних протестов в том, что произошло существенное расширение социальных групп, которые в них участвуют.
Теперь здесь айтишники, средний класс, офисные работники, предприниматели (которые раньше в общем были вне политики) и даже врачи, которые никогда протестной деятельностью не занимались, но теперь возмущены поведением истеблишмента в период коронавируса, а теперь и в период выборов и после выборов.
— Но в рядах протестующих мы видим и тех, кто неплохо справляется с подручным оружием и готов идти на столкновения.
— Радикализация пошла в силу неадекватной по своей жесткости реакции силовиков на совершенно мирный настрой со стороны протестующих. Когда люди просто вышли и выражали свой протест — о ужас! — хлопаньем в ладоши, их за это хватали.
Обратите внимание и на невиданное количество задержанных, а ведь у каждого из них есть родственники, друзья, коллеги по работе, которые сопереживают тому, что с ними произошло. Ощущая эту несправедливость, эти люди тоже приобщаются и радикализируются, даже если раньше у них не было никаких политических эмоций.
— Звучат заявления и о том, что протесты не обошлись без помощи извне.
— Причины, которые приводят к подобного рода волнениям, носят внутренний характер, а не внешний. Мобилизация вызвана, во-первых, поведением истеблишмента во время коронавируса (а точнее, недостаточно эффективной реакцией, отрицанием самого явления и искажением картины событий в официальных СМИ), а во-вторых, ситуацией в экономике. Экономическое самоощущение нации в период с февраля по апрель ухудшилось существенно — как никогда раньше. Вот эти два фактора, ранее не существовавшие, и породили эту мобилизацию.
Как следствие, исчезло доверие к официальным источникам информации и государственным СМИ и резко выросло доверие к негосударственным источникам — соцсетям, мессенджерам, интернет-каналам. Доминировать стало негосударственное информационное поле. Потому что одно дело, когда тебе говорят, что экономическая ситуация в стране чуть лучше, чем ты сам ощущаешь,— это можно пережить. Другое дело, когда тебе говорят не совсем правду относительно того, от чего ты завтра можешь умереть или потерять близких. Вот это восприятие коронавирусной ситуации — это экзистенциальная мотивация с очень большим весом. Поэтому она так мощно сработала вначале.
— Но ведь не у всех белорусов есть доступ к интернету, чтобы читать Telegram-каналы. Особенно у старшего поколения.
— Беларусь как IT-страна — это уже бренд, и динамика интернетизации в республике очень большая, тем более в отсутствие других альтернатив в виде негосударственной прессы или телеканалов. Что касается старших слоев населения, им рассказывают дети. Существует так называемая теория двухступенчатого потока информации, это классика социологии медиа. Согласно этой теории, непосредственный рейтинг источника может быть не очень большим, но важнее не первичный рейтинг, а последующее эффективное межличностное распространение. То, что рассказывают СМИ, может оказаться неинтересно, а то, что пересказывают дети, внуки,— интересно.
— Таким образом, особенность нынешних протестов заключается, во-первых, в участии широких народных групп, во-вторых, в беспрецедентной мобилизации и постепенной радикализации протеста. Так?
— Есть и другие характерные черты. Во-первых, регионализация протестных настроений. До сих пор политическая жизнь, тем более протестная политическая жизнь концентрировалась в Минске — там собирались на площади, излагали свой протест, поэтому ее легко было «накрыть». В первую ночь после голосования протесты были в трех десятках городов — такого расползания по стране никогда не было.
Во-вторых, колоссальный уровень самоорганизации. Люди организуются сами. В условиях такого силового аппарата именно самоорганизация, когда нет лидера и не на ком сконцентрироваться силовикам, делает действия протестующих более эффективными.
В-третьих, желание находиться строго в рамках закона: собирать чистые подписи, вести наблюдение, независимый контроль за ЦИКом и так далее.
В-четвертых, новизна заключается и в специфическом феномене, который я назвал бы «плавающее лидерство». Когда один лидер исчезает где-то в недрах специфической белорусской юридической системы, тут же появляется другой лидер. Почему это может происходить? Потому что сформировалась потребность, и она тут же переносится на другую персоналию.
— Сейчас, когда Светлана Тихановская уехала, выходит, что протест остался без лица, без героя. Возможно ли такое?
— Прежде всего не исключено, что она сможет продолжать свою лидерскую роль, когда оправится от психологического давления. Кроме того, независимо от смены лиц продолжает работать объединенный штаб.
«Протесты будут приобретать какие-то другие креативные формы»
— Сейчас многие говорят, что протесты в Белоруссии не надо сравнивать с «цветными революциями» в других странах СНГ и с Майданом на Украине. Почему?
— Специфика белорусского истеблишмента — монолитность и брутальность силового блока, который тщательно и долго формировался. На Украине, в Армении и других странах силовые аппараты не были настолько укреплены и им не отдавалось приказов на жесткие разгоны.
— Тем не менее выглядит так, будто протесты затихают на фоне жесткости их подавления. Как, по-вашему, будет развиваться ситуация дальше?
— Понимаете, еще одна черта этого протеста — это очень большая креативность. Еще в советское время Беларусь была одним из направлений, где работали множество высококвалифицированных специалистов, это была конечная точка общего сборочного конвейера Советского Союза. МАЗ, МТЗ, БелАЗ, сконцентрировавшееся в Белоруссии компьютерное производство, 33 института Академии наук — все они предполагают высокий профессиональный уровень множества сотрудников. Сегодня люди мгновенно начали придумывать какие-то новые формы контроля, новые формы мирного протеста, создали достаточно сложную платформу «Голос». Истеблишмент в смысле креативности просто несравним.
Некоторое затухание протеста — это не его завершение. Протесты будут приобретать какие-то другие креативные формы, которые вообще могут не быть связанными с улицей; существует и вероятность общенациональной забастовки. И это будет продолжаться, потому что причины этого не исчезли никуда. Власти надо заниматься не борьбой с протестами и недовольством населения, а экономикой. А та травма, которая была нанесена действиями силовиков, она останется. Когда в твое окно стреляют, это видит весь дом. Какой после этого будет рейтинг? Традиционный негативный рейтинг переходит в рейтинг ненависти.
— Кстати, есть ли реальные социологические данные, на которые власть опирается, оценивая электоральные и протестные настроения?
— Независимые социологические исследования в Белоруссии проводятся, но не связанные с рейтингами. Рейтинговые социологические исследования независимыми опросными организациями запрещены. Это сыграло с истеблишментом злую шутку, породив мем о том, что популярность Александра Лукашенко — всего 3%. Хотя это и не есть репрезентативная социология. Для сравнения, в соседней Польше на недавних выборах работали восемь независимых компаний, их данные коррелировали между собой.
В Беларуси еще до выборов широко обсуждался официальный опрос, который говорил, будто рейтинг президента 76%. Как социолог, скажу так. Основной принцип оценки проделанного социологического исследования заключается в следующем: не критикуй цифры, а критикуй методы их получения. Так вот, про методы их получения ничего не известно — не было ни точных дат исследования, ни длительности интервью, ни способа построения выборки, ни процента отказа (а при высоком проценте отказа данные просто не принимаются). Но это уже не главный вопрос. Он другой — в том, что электорат не верит этим цифрам. У людей уже есть большое количество визуальных индикаторов, которые выработали у них неприятие этих цифр. Когда человек видит, сколько людей вокруг него стоят в очереди, чтобы проголосовать — и не за официального лидера,— то, какие бы цифры ему ни приводили официальные социологи, он не будет это воспринимать. Перед глазами избирателя стоят не цифры опросов, а сцены разгонов на улицах.
— В ходе кампании и после выборов не раз поднимался и «женский вопрос». Главным соперником президента стала женщина. Лукашенко же говорил, что женщина слишком слаба, чтобы править Белоруссией. Не отталкивает ли он таким образом своих избирательниц?
— Это тоже не отражение реальности, а отражение политической и ценностной культуры, в которой женщина не может быть лидером страны. На самом деле реальность белорусского общественного мнения прямо противоположна, я говорил об этом студентам много лет назад. Попытаюсь объяснить это на основе теории политического маятника массового сознания. Маятник массового сознания, или общественного мнения, заключается в следующем: через какое-то количество лет доминирующая политическая ориентация у массы электората сменяется или отклоняется, как маятник, в другую сторону. Например, от доминанты социалистической идеологии к доминанте либеральной идеологии, от республиканцев к демократам. Этот маятник общественного мнения точно так же работает и по отношению к типу руководства страной.
Для Беларуси уже более двух десятков лет это был жесткий тип. И естественно, маятник отклонился в сторону большего желания мягкого типа — и таким руководителем могла бы быть женщина.
Добавился и эстетический фактор, когда объединенный штаб возглавили три красивые молодые женщины. И то, что Тихановская не какой-то продвинутый политик или умный технолог, а своя, обыкновенная женщина, которая к тому же не стремится к власти. В социологии это называется «изоморфизм» — соответствие облика кандидата облику его электората, то есть она изоморфна электорату на сегодняшний день точно так же, как Лукашенко был изоморфен в 1994 году, когда он говорил то, что люди хотели слышать, и говорил таким же языком.