Последние два сезона Мариинка не раз давала оперу Рихарда Штрауса "Ариадна на Наксосе" в концертном исполнении. Сценическую версию театр впервые показал 2 февраля. Поставил спектакль режиссер Шарль Рубо вместе со сценографом Жан-Ноэлем Лавевром и художником по костюмам Катей Дюфло. Комментирует ОЛЬГА КОМОК.
Страшная тайна нового тысячелетия: почему Мариинский театр так нежно полюбил Шарля Рубо и его переменные, но обязательно французские постановочные бригады? Считается, что в Европе этот режиссер с прошлым архитектора и графика ценится за пышные фестивальные постановки — этакие слегка консервативные, без глупостей и постмодернистских штучек. В Мариинке этот его сглаженный стиль из спектакля в спектакль оказывается чреват актерским псевдонеореализмом, скупыми квазимонументальными декорациями пыльных цветов, которые к тому же имеют подозрительную тенденцию со скрипом взмывать к колосникам в финальных сценах, и крайне вялой работой с пространством сцены в течение всего зрелища, зато с неожиданными фокусами под занавес. В анемичной "Ариадне на Наксосе", перевезенной сюда из Марсельской оперы, а все равно словно специально скроенной для Мариинки, три розовато-красноватые мраморные стены и задник, изображающий морскую гладь, медленно уползают вверх, и на абсолютно черной сцене, подсвеченной трогательными театральными звездочками, пять стремительно вылетевших на сцену любовных пар принимаются неловко обниматься.
При желании смысл "Ариадны на Наксосе" можно отыскать именно в этом финальном трюке, по-видимому символизирующем закон притяжения, который каждого заставляет искать любовь себе по силам — бессмертную и трагичную или временную и хоть какую-нибудь. Но лучше бы Мариинке этой моралью не ограничиваться. Страннейший, двусмысленный, вовсе не предлагающий однозначных толкований опус Рихарда Штрауса и Гуго фон Гофмансталя, окончательно (то есть во второй редакции) сочиненный в 1916 году, лоб в лоб сталкивает высокую трагедию в лице оперной труппы и комедию, воплощенную в компании "артистов развлекательного жанра" самого разбитного кабаретного свойства. В прологе Примадонна (будущая Ариадна — Милана Бутаева) ссорится с кокеткой Цербинеттой (почти блистательной Анастасией Беляевой). Композитор (малоубедительная — увы! — Надежда Сердюк) грозится бросить свою новую партитуру в огонь и грезит о поствагнеровской любви-смерти. Комики комикуют, а все споры разрешает Мажордом (Андрей Спехов), объявляющий волю вздорного графа-мецената: оперная и комическая труппы должны выступать вместе. Во время самой одноактной оперы Ариадна мрачно тоскует, комики во главе с Цербинеттой — обладательницей весьма виртуозной партии и достойных вокальных данных — безуспешно пытаются ее утешить то резонерскими песенками в старинном духе, то фривольного содержания ариями. Три нимфы в черном возвещают явление Вакха (не слишком поворотливого вокально и физически Августа Амонова), которого обезумевшая Ариадна принимает за посланника смерти.
Все завершается, впрочем, вполне благополучно: экзальтированным любовным дуэтом Ариадны и Вакха. Но это лишь в либретто. В театре смешными в "Ариадне" вышли лишь финал, в котором оставшиеся не у дел комики быстренько разбирают себе по нимфе, появление Вакха в золотом халате и залихватский взвизг Цербинетты после долгой-долгой высокой ноты в коде ее главной арии. Зато трагично звучат ансамбли нимф, комиков и камерного оркестра с органом. Для Валерия Гергиева понятнее трагедия, и он не видит причины смеяться ни над Штраусом, ни вместе с ним.