Из рода лососей

120 лет назад родился один из выдающихся политических деятелей ХХ века Урхо Калева Кекконен. Он в совершенстве владел уникальным даром — умением мирно жить с могучим соседом. Вопреки тому, что тебя хотят с ним поссорить.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Александр Горбунов

«Сегодня появился на свет дюжий и подвижный лесосплавщик»,— сообщил 3 сентября 1900 года лесоруб Юхо Кекконен родственникам и знакомым. Своего первого ребенка Юхо и его жена Эмилия назвали Урхо Калева.

Пройдет полвека, и когда в начале 1950-х Урхо Калева Кекконен, на тот момент премьер-министр Финляндии, всерьез займется изучением родословной, он доберется до документов, которые позволят отследить предков по отцу с 30-х годов XVII века, а по матери — с середины XVI века. Все — по линии отца — носили фамилию Кекконен. Все жили в Саво (область на востоке Финляндии). Все — трудолюбивые, крепкие, сильные («дюжий» — не случайно охарактеризовал первенца Юхо Кекконен), в быту неприхотливые. Трудолюбие и неприхотливость — качества, присущие финскому народу вообще — были заложены генетикой и в одного из самых ярких его представителей — Урхо Калева Кекконена. Его отец это, похоже, разглядел, сразу.

Впрочем, с профессией не угадал, но отца понять можно: веками Кекконены охотились, занимались подсечно-огневым земледелием, основа которого — выжигание леса под пашню, рубили и сплавляли лес. Они умели достигать своих целей, преодолевать трудности — не случайно известный финский историк и дипломат Юхани Суоми, написавший восемь книг о Кекконене, одну из них назвал «Из рода лососей» — финны ценят эту рыбу, которая не боится идти против течения…

Sisu с детства

Еще в детстве Кекконен научился, глядя на старших — родственников и их друзей,— молчать, когда его не спрашивали, держать свои мысли при себе, не откровенничать, а больше слушать, когда представлялась такая возможность. Молчаливость вообще одна из типичных черт характера настоящих финнов, к коим Кекконен, безусловно, принадлежал.

В финском языке есть слово sisu. Впервые я услышал его от Кекконена. Так получилось, что взятое мной у него в апреле 1981 года интервью — не о политике, только о спорте — стало последним, данным им иностранному журналисту. Означает sisu мужество, стойкость, силу воли. Сам Кекконен этими качествами обладал в полной мере. Со спортом же он дружил с юношеских лет. Был чемпионом Финляндии в трех видах легкой атлетики.

Мальчишеско-юношеское состояние Урхо Кекконена завершилось в 1917 году. С самодельных ботинок (их дома шил мастеровитый на все руки Юхо Кекконен) Урхо перешел на сапоги, символизировавшие начало взрослого периода его жизни. Их заказали сапожнику, но денег было только на раскрой, на готовые не нашлось, и Урхо с помощью отца дошивал сапоги сам.

К новым сапогам Кекконену пошили (тоже дома) брюки, для провинциального городка Каяни, где Урхо учился в школе, надо сказать, удивительные. Отец сумел раздобыть на брюки только один материал — вельвет, но не привычного для маленького городка серого цвета (или на худой конец черного), а красного. Вот Кекконен и щеголял в красных вельветовых штанах: на высокого парня в таком наряде на улицах оборачивались. Потом привыкли.

Как привыкли и к ранней лысине Кекконена. Лысеть он начал к 17 годам. Школьный друг посоветовал Урхо: немедленно обрить голову и волосы начнут расти. Кекконен побрил голову наголо, и после этого не вырос ни один волосок. Так он и вошел во взрослую жизнь, а потом и в политику с «прической», которую знал весь мир.

Знаковые развилки

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Что сформировало Кекконена как политика, откуда возник его особый стиль?

О ключевых моментах он сам упоминал в мемуарах и ряде интервью. Среди них — шокирующий эпизод из юности, когда Кекконен оказался в рядах шюцкора (шюцкор — добровольная военизированная организация, созданная в 1918-м), принимал участие в гражданской войне в Финляндии, в том числе в расстреле пленных красных. Это оставило неизгладимый след в душе Кекконена. «То,— писал он много позже,— что произошло на валу в Фредриксхамне (шведское название финского города Хамина) весной 1918 года, или то, что случилось со мной там, никогда не оставляло меня в покое, хотя я и пытался об этом забыть. Странно, но всякий раз, когда у меня бывали трудности, неудачи, несчастья или просто дурное настроение, этот эпизод вдруг всплывал в моей памяти, как какой-то кошмар. В связи с этим я могу, пожалуй, сказать, что этот несчастный день во Фредриксхамне решающим образом влиял на то, что я порой придерживался значительно более левых точек зрения, чем, собственно, было мое мировоззрение».

Далее — это прозрение осенью 1942 года, пришедшее, быть может, благодаря нахлынувшим воспоминаниям об эпизоде с расстрелом и резко изменившее точку зрения Кекконена на события Второй мировой войны, в которой Финляндия выступала, напомню, на стороне гитлеровской Германии. По словам жены Кекконена, Сюльви, для ее мужа осень 1942 года стала наиболее сложным за их прошедшие совместные годы жизни периодом. По свидетельству Сюльви, Кекконен «не спал, ходил по ночам около дома, размышлял». А 18 ноября отправился в Рованиеми, где с тремя друзьями провел «мозговой штурм», обсуждая военные события, обстановку в Финляндии и прогнозируя возможную политику страны в будущем.

Все это происходило до того, как под Сталинградом была окружена группировка Паулюса, исход войны еще не был предрешен. Но именно тогда Кекконен пришел к выводу, которому всю жизнь следовал потом: только дружеские отношения с восточным соседом — гарантия независимости Финляндии. Все это Кекконен сформулировал в историческом радиообращении к нации 25 сентября 1944 года. Он был одним из первых политических деятелей страны, кто обратился к тогдашнему президенту Ристо Рюти с призывом к скорейшему началу мирных переговоров с СССР и выходу из войны.

Еще одна веха — непосредственное участие в подготовке и подписании советского-финляндского Договора о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи 1948 года. Президент Юхо Кусти Паасикиви в Москву тогда не поехал и фактически все полномочия передал не руководителю делегации — премьер-министру Мауно Пеккале, а Кекконену, настойчивость которого при обсуждении всех вопросов была весьма заметной. Без этого «трамплина» не было бы и следующего — четвертьвекового — периода президентства, начавшегося в 1956 году (к высшему посту в государстве он шел последовательно — успел побывать премьером, председателем парламента и не раз был министром).

Умение ладить

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Кекконен, никогда не поступавшийся национальным достоинством, отменно ладил со всеми советскими руководителями, с которыми встречался в ранге министра иностранных дел, премьера и президента. Все было основано на доверии. «Если доверие утеряно,— говорил Кекконен,— то терять уже больше нечего».

На банкете по случаю подписания Договора 1948 года Сталин обратился после своего выступления к самому младшему члену финской делегации — Кекконену: «А какого мнения финны о договоре?» Кекконен не раздумывал ни секунды: «Это не договор, а самый настоящий диктат Паасикиви». «Я своим товарищам,— отреагировал Сталин на реплику Кекконена,— говорю то же самое, а они почему-то не верят». Это была первая встреча Кекконена со Сталиным. Сталин тогда протянул Кекконену бутылку красного грузинского вина. Кекконен наполнил бокал, выпил и промолчал. Когда Сталин поинтересовался его мнением о вине, Кекконен сказал: «О серьезных вещах нельзя делать поспешные заявления». Несколько бутылок этого вина он увез в Хельсинки.

В 1957 году Никита Хрущев приезжал с визитом в Финляндию. После возвращения советского руководителя из Хельсинки единственный, пожалуй, раз в мировой истории посещение бани обсуждалось самыми главными руководителями огромной — ядерной! — державы. История с парилкой в Финляндии неожиданно всплыла на знаменитом Пленуме ЦК КПСС, на котором Хрущев расправился с членами попытавшейся убрать его с поста первого секретаря группировки во главе с Молотовым. Молотов на Пленуме стал возмущаться тем, что Хрущев не отказался в Хельсинки пойти с Кекконеном в баню, куда он был приглашен вместе с Булганиным.

Чего не хватило Красной армии для быстрой победы в советско-финской войне

«Булганин,— сказал Молотов,— отказался и правильно поступил, а Хрущев в три часа ночи отправился к президенту Финляндии в баню и пробыл там до шести часов утра. А я считаю, что надо вести себя более достойно».

За Хрущева вступилось большинство правильно подготовленных к Пленуму его участников. Но Молотов не унимался: «Я не согласен. Можно было бы достойнее вести себя в Финляндии». И тогда генеральный прокурор СССР Роман Руденко произнес фразу: «А вы считали достойным ехать к Гитлеру?..»

Кекконен, узнав, что Хрущева песочили на пленуме за посиделки с ним в бане — как это, дескать, коммунист Хрущев согласился пойти в баню с капиталистом?! — был поражен и огорчен. Но традиция есть традиция. Поэтому, когда Алексей Косыгин, с которым впоследствии у Кекконена сложились самые дружеские отношения, впервые приехал в Хельсинки осенью 1963 года, Кекконен с предельной осторожностью, памятуя о «банном пленуме», предложил гостю попариться в своей резиденции, в той самой, в которой в 1957 году побывал Хрущев. Косыгин без малейших колебаний согласился. Он любил париться и с удовольствием посещал с Кекконеном баню не только в Финляндии, но и в Завидово, став соучастником «банной дипломатии» Кекконена.

Первый посол России в Финляндии Юрий Дерябин, которому в свое время не раз доводилось наблюдать общение Кекконена с Косыгиным, вспоминал, что в их отношениях всегда чувствовалось взаимное доверие, понимание и чисто человеческая симпатия друг к другу. Политика политикой, но они говорили на любые темы, шутили, рассказывали анекдоты, пели песни, любили париться в бане и умели по-настоящему наслаждаться природой. Летом 1969 года Кекконен и Косыгин совершили многокилометровый переход через Кавказский хребет. Вместе они поднялись на Клухорский перевал (2781 м) и спустились к Черному морю.

Выпивал Кекконен не так уж и часто. Особой умеренности при этом, случалось, не проявлял. Но верить тем, кто вбрасывал (как правило, перед выборами) выдумки о его чрезмерном пристрастии к алкоголю, не стоит. Выпить, если вдруг того требовали обстоятельства, Кекконен мог изрядно, оставаясь при этом в здравом уме и при твердой памяти. Но время от времени Кекконен устраивал, как он это называл, «недели отбеливания носа», что означало полный отказ от алкоголя.

Однажды Хрущев ранней весной пригласил Кекконена поохотиться в Завидово. После охоты, как водится, застолье. И Хрущев вдруг почему-то решил потягаться с Кекконеном в выпивке.

Водку наливали в большие бокалы. Один тост следовал за другим. На очередном Хрущев «сломался». Его взяли под руки, увели и уложили. Кекконен, прежде чем отойти от стола, сказал, что не отказался бы еще от одного бокала.

В сентябре 1960 года Хрущев спецпоездом приезжал в Хельсинки на 60-летие Кекконена. В числе прочих мероприятий в советском посольстве был устроен прием в честь финского президента. На этом приеме состоялся знаменитый обмен мнениями относительно будущего Европы. Изрядно подвыпив, Хрущев предрек распространение коммунизма по всему континенту в течение ближайших двух-трех десятилетий. Кекконен, сохранявший ясную голову до конца любого выпивательного процесса, заметил в ответ, что даже если вся Европа станет коммунистической, Финляндия все равно останется такой, какая она есть,— на то воля финского народа.

Возникла мхатовская пауза, после которой… «Благодушно-пьяненький советский лидер,— вспоминал Игорь Синицын, работавший в Финляндии редактором представительства Совинформбюро,— за словом в карман не полез. Хохотнув, он пообещал: "Ну, тогда мы оставим вас капиталистическим заповедником в Европе! К вам будут приезжать туристы и вспоминать историю!.."».

Свержение Хрущева потрясло Кекконена. «Устранение Хрущева,— записал он в дневнике,— было для меня поводом для беспокойства и грусти. Он был другом Финляндии и моим личным другом, с которым я мог доверительно обсуждать вопросы отношений с Финляндией».

Рада Аджубей, дочь Хрущева, рассказывала, что, когда Кекконен приезжал с визитом в СССР, он в разговоре с Брежневым справлялся: «Ну а как тут Аджубей живет, а как Рада Никитична? Она же вроде главный редактор журнала "Наука и жизнь"»? — «Нет, она зам. главного редактора. Все в порядке, живут нормально». «Это меня потрясло тогда».

Не искать врага в соседе

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

При президентстве Кекконена Финляндия во внешней политике не занималась балансированием, не играла на противостоянии Востока и Запада: не стремилась, спекулируя на условиях и обстоятельствах, сблизиться с Западом и оторваться от Востока. «О внешней политике Финляндии,— подчеркивал Кекконен,— неоднократно говорилось, что она не зависит от конъюнктуры и не построена на ее использовании. Мысль искать политические привязанности на Западе чужда финнам, которые научились древней мудрости: глупо поступает страна, которая ищет друзей далеко, а врагов — среди соседей».

Преемник Кекконена на посту президента Мауно Койвисто, победивший на выборах 1982 года — первых после того, как Кекконен вынужден был по состоянию здоровья сложить свои полномочия в 81-летнем возрасте, сказал то же самое — другими словами: «Суровые войны (а Койвисто в отличие от Кекконена участвовал в войне против Советского Союза) научили народ Финляндии, что именно маленькой нации следует учитывать интересы безопасности большого соседа и остерегаться строить свое будущее, полагаясь на заморскую помощь и симпатии».

Кекконен как-то сказал: «Ни одной стране не следует надеяться на ухудшение советско-финляндских отношений».

И назвал причины: Советскому Союзу это не причинило бы большого урона, любому иностранному государству не принесло бы никакой выгоды, а Финляндии никоим образом не помогло бы. Этот опыт уникален и, как ясно из тех событий, которые мы наблюдали и наблюдаем сегодня в ряде пограничных с Россией стран, его совсем не стоит сдавать в архив. Понятно и то, почему он раздражает и даже был закреплен в пренебрежительном термине «финляндизация».

Термин этот («финляндизация» подразумевает подлаживание под большого соседа.— «О»), вошедший во все политические словари, придуман немецкими политологами. Они, по всей вероятности, даже представить не в состоянии были, что при доброй воле сторон соседи с разными взглядами на жизнь, но с одинаковыми представлениями о том, что не только необходимо, но и возможно жить в мире, занимаясь взаимовыгодной торговлей, вполне могут нормально жить рядом. У нас это назовут сосуществованием стран с различным общественным и социальным устройством, но Кекконен, лучше любых иностранных «исследователей» знавший, что извне общественную систему Финляндии не навязывают, потому что она, как говорил президент, «зависит от нас самих», не удивлялся, что приобретенный его страной международный авторитет не всем нравится. Финляндия, по словам Кекконена, «не вписывалась в черно-белую картину мира времен холодной войны».

При Кекконене внеблоковое состояние Финляндии даже не обсуждалось. При нем невозможно было представить появление разговоров, время от времени возникающих в нынешней Финляндии: вступать в НАТО или не вступать? Различного рода опросы показывают, что большинство финских граждан и теперь против вступления («за» — процентов 20, не больше). Но, увы, сегодня участие финских военных в учениях НАТО — данность. А финская внешняя политика полностью теперь зависит от Брюсселя. Нейтралитета, такого, каким он был при Кекконене, нет сейчас и в помине...

Агент своей страны

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Был ли Урхо Кекконен агентом КГБ, как утверждают некоторые «источники»?

Человека с такой, как у Кекконена, сильной волей, олицетворявшего тот самый sisu — непреклонный финский дух, завербовать невозможно. Одна из причин, по которой его имя связывают с КГБ, полагаю, в том, что президент Финляндии очень давно, благодаря острому уму, наблюдательности и пониманию происходивших за кулисами процессов, определил для себя, что все серьезные вопросы отношений между Финляндией и ее мощным соседом необходимо предварительно обсуждать с людьми из одной из самых влиятельных организаций в СССР.

Следует ли из этого, что Кекконен был агентом? Конечно же, но — агентом своей страны, завербованным самими финнами, которые постоянно, начиная с 1956 года, выбирали его президентом и получали взамен то, на что рассчитывали: стабильное, насколько это возможно в современном мире, экономическое положение и выверенную «до миллиметров» внешнюю политику. И в этом смысле агент Кекконен на протяжении четверти века верой и правдой служил гражданам Финляндии, подняв авторитет маленькой страны до вершин, на которые маленькие страны обычно не поднимаются.

Проводимая им внешняя политика почти всегда учитывала интересы Советского Союза, но при этом всегда, без «почти», учитывала интересы Финляндии. Никакого — ни прямого, ни косвенного — подчинения Москве не было. Да, Кекконен выслушивал иногда пожелания, поступавшие из СССР, но реагировал на них так, как считал необходимым. Кекконен-политик, создавший во всех отношениях стабильную страну, не сделал в жизни ни одного шага, который пошел бы во вред Финляндии.

Кекконен умер 31 августа 1986 года, не дотянув трех дней до 86-летия. Да если бы и дожил, то все равно не вспомнил бы о дне рождения. Последние годы, печальные для него и трагические, он доживал затворником в резиденции Тамминиеми, и за ограду его не выпускала охрана. Доживал, потеряв после трех инфарктов память, и никого, кроме верного своего старого адъютанта Урпо Лево и сына Матти, не узнавал.

Десятки тысяч писем с пожеланиями скорейшего выздоровления, подарки от финских граждан, цветы — все это ежедневно поступало в замершую резиденцию, но Кекконен не осознавал происходящее. Когда Мауно Койвисто попытался навестить своего великого предшественника, Кекконен не узнал и его…