Завершившийся Зальцбургский фестиваль отрапортовал о кассовых и других результатах. Последние противоречивы: с одной стороны, катастрофичное падение доходов и огромные непредвиденные расходы. С другой — фестиваль, хотя еще в начале лета в этом можно было сомневаться, все-таки состоялся и все-таки кое-как отпраздновал собственное столетие. Рассказывает Сергей Ходнев.
Фото: Reuters
Фото: Reuters
За последние годы Зальцбургский фестиваль зарабатывал в среднем около €30 млн за лето (€29,7 млн в 2016-м, €30,3 млн в 2018-м, €31,2 млн в 2019-м). В этот раз чистый доход составил только €8,7 млн. Всему виной, понятно, пандемия. Если несколько прошлых фестивалей собирали по 220 тыс. зрителей (в 2019-м даже и все 230 тыс.) из примерно 80 стран мира, то летом 2020 года фестивальные мероприятия собрали в Зальцбурге только 76,5 тыс. человек; количество представленных стран, как можно было предположить, упало до 39.
Да к тому же пришлось аннулировать 180 тыс. билетов, а значит, и вернуть за них деньги. Учитывая зальцбургские билетные расценки, это совсем не безделица — общим счетом €24,5 млн, из которых только небольшую часть (€5,4 млн) зрители собрались вложить в билеты на следующий фестиваль. Предлагалась на сей раз и возможность оставить эти компенсационные деньги фестивалю в качестве добровольного пожертвования, но ею воспользовались не очень многие, судя по итоговой сумме таких пожертвований (€500 тыс.).
А еще панические сроки, в которые пришлось верстать новую программу, сверять ее с купленными и некупленными билетами, сноситься с исполнителями, придумывать на ходу стратегии и механизмы возврата денег покупателям, которые были рассредоточены по всему миру (причем у некоторых в качестве контактных данных значился в фестивальных базах только физический почтовый адрес); а еще сайт, который в июле периодически не выдерживал наплыва желающих разобраться со своими билетами.
В общем, вирус скомкал все, что только можно. Хотя в итоге за 30 фестивальных дней состоялось 110 событий, включая 53 концерта и 12 оперных представлений, но и те были не без компромиссности. Антрактов не делали, ватерклозеты закрыли, продолжительность представлений, соответственно, сократили. Если в «Электре» Рихарда Штрауса купюр делать при этом не пришлось, то «Cosi fan tutte» Моцарта шли в серьезно адаптированной версии, на что в «здоровое» время руководство фестиваля, разумеется, и под пытками не согласилось бы.
Но, с другой стороны, что было делать? Отмениться совсем? В год его собственного столетия Зальцбургскому фестивалю, который в первой половине ХХ века и так хлебнул лиха, психологически это было бы отчаянно тяжело. Уж лучше, поддерживая кое-как собственную исключительную репутацию, было стиснуть зубы и выдержать удар — что фестиваль и сделал, насколько смог. А триумфы, юбилейные торжества и обычную праздничность перенести на следующий год: авось вопрос санэпидбезопасности наконец снимется с повестки дня.
На том и порешили: многолетний президент фестиваля Хельга Рабль-Штадлер, когда-то намеревавшаяся уйти в отставку в 2020-м, как только будет отпраздновано столетие, останется теперь еще на один год. На своих местах и вся остальная руководящая команда, а с Чечилией Бартоли, которая заведует зальцбургским Pfingstfestspiele, «младшим братом» летнего фестиваля, контракт на днях продлен уж до 2026 года.
А пока Зальцбургский фестиваль выступил (чего не делал, кажется, как раз сто лет) с большим манифестом о своих творческих приоритетах. Обещаны забота о европейских культурных ценностях, открытость для молодежи, попечение о мире, терпимости и гуманизме, приверженность хозяйственному процветанию города и земли Зальцбург. И все-таки чуть ли не более заветными тут кажутся слова о «вызовах цифрового мира» и о необходимости противостоять «идеям необузданной технической воспроизводимости» искусства. Очевидно, стратосферический взлет этой самой «необузданности», когда карантинная публика мириадами смотрела спектакли в интернете,— проблема ничуть не менее тревожная для передовых менеджерских голов, чем сам коронавирус.