Врио губернатора Архангельской области Александр Цыбульский ответил на вопросы корреспондента “Ъ” Марии Литвиновой о том, что происходит сейчас в Шиесе, о том, как он относится к политической конкуренции, а также о том, планируется ли вернуться к вопросу слияния региона с Ненецким округом.
Александр Цыбульский
Фото: Эмин Джафаров, Коммерсантъ / купить фото
— Согласно июньским заявлениям архангельских властей, вопрос строительства мусорного полигона «Шиес» закрыт. Не останется ли это всего лишь предвыборным обещанием? Жители области опасаются, что после выборов строительство возобновится.
— Как вы себе это представляете? Давайте пофантазируем. Я же уже имею определенный опыт работы губернатором и, в отличие от многих других коллег, прекрасно знаю, что все, о чем ты скажешь до выборов, после выборов придется выполнять. Я довольно аккуратен в раздаче обещаний и в своих заявлениях. Что касается Шиеса, если бы я преследовал цель профессионального самоубийства, я бы, наверное, мог после 13 сентября в случае избрания губернатором поменять свою позицию и сказать: нет, мы будем реализовывать этот проект. Допустим, предположим. Но тогда не то что о нормальной работе, а в принципе о работе дальше не было бы и речи. Потому что Шиес для Архангельской области — это уже даже не просто свалка, а такое нарицательное понятие. Я думаю, что протест, связанный с Шиесом,— это спусковой крючок назревших проблем, которые здесь исторически накопились.
— Накопились за время губернаторства Игоря Орлова?
— Нет, это даже не проблемы последних пяти-шести-десяти лет. Понимаете, Архангельская область долгое время, начиная, наверное, с петровских времен, и даже со времен Ивана Грозного, была экономическим, коммерческим центром России. Это первый в России порт, который обеспечивал внешнеторговую выручку для всего государства. Во времена Ивана Грозного российская казна больше чем на 50% состояла из займов промышленников Строгановых, которые жили здесь, в Сольвычегодске. Архангельская область — это пушнина, которая была «мягким золотом», она добывалась здесь, на Севере, и наряду с солью составляла предмет основной внешней торговли. Именно здесь Строгановы собрали в экспедицию Ермака и отправили осваивать Сибирь. Сейчас Архангельская область — это Северодвинск, который обеспечивает ядерный щит России. Это космодром Плесецк, который впереди планеты всей по освоению космоса и высоким технологиям. Это огромная некогда деревообрабатывающая промышленность. Архангельская область — это не только центр русского Севера, но и значимая для страны точка на карте, где сходилось огромное количество интересов. В советское время люди стремились сюда приехать, заработать здесь деньги и потом комфортно переехать в какую-то другую часть страны. Но в последние лет 30 про Север забыли. До 2010 года Север не был в приоритете государства с точки зрения своего геостратегического значения. Остался на обочине или позади. И конечно, недовольство в связи с этим накапливалось у жителей всего Севера.
— И выстрелило в Архангельске?
— А на карте России больше нет точки с такой историей и спецификой. Все остальные северные территории моложе. НАО развивался как нефтедобывающая территория, Ямал — это газ, нефть, и они тоже обеспечивали прибыль для страны за счет экспорта. И Архангельск в этом плане, обладая уникальными компетенциями, которых нет больше ни в одном северном регионе, вдруг начал терять прибыль и уходить куда-то на закулисье истории. Понятно, что у людей, очень опытных, очень образованных, стала к худшему меняться жизнь. Они стали терять в доходах, Архангельскую область стали считать захолустьем, забытым местом, периферией. А психология, культурно-исторический код здесь совсем другой. Людей, исторически гордившихся другой компетенцией, другой ролью региона в стране, это возмутило. И это был такой выплеск.
Я посмотрел на общественное мнение. Замер показал 96% консолидированного отторжения этого проекта. Ровно после этого я не хочу рассуждать, был ли отказ от него правильным или неправильным с экономической точки зрения, я в его экономику глубоко не погружался. Но было понятно, после такого противостояния людей этот проект продвигать невозможно. Более того, я решил сделать все, чтобы его закрыть. И для этого достаточно правовых оснований.
— Что там сейчас происходит? Зампред правительства области Евгений Автушенко заявлял, что техническая рекультивация на месте строительства должна завершиться до конца 2020 года.
— У этого процесса предполагаются несколько этапов, некоторые мы уже завершили. Первое — исключили проект из перечня приоритетных инвестиционных проектов для региона. Вторым этапом мы расторгли договор аренды 301 га земли, который предполагался под расположение полигона и размещение мест хранения ТКО. Сейчас смотрим, что с этим участком земли делать дальше. Плюс еще два участка земли. Один формально до сих пор принадлежит РЖД, и пока мы не можем прекратить эти отношения. Второй участок в 15 га должны были перевести из земель сельхозназначения в земли промышленности, мы этого не сделали. И компания-инвестор, которая там работает, должна в течение двух лет провести полную рекультивацию его территории, убрать оттуда все свои незаконные постройки, а в следующем году провести там озеленение, восстановив ее в первоначальном виде. ООО «Технопарк», скажу, невысокими темпами проводит эту рекультивацию, но формально предъявить претензии невозможно, потому что у них не вышли сроки. Но мы в еженедельном режиме проводим мониторинг и фиксацию всех производимых там действий. И конечно, как только мы будем понимать, что уже объективно инвестор не исполняет рекультивацию, через суд будем принимать соответствующее решение.
— Москва по соглашению с регионом должна была предоставить Архангельской области 6 млрд руб. на социально-экономическое развитие. Что с этими деньгами? После отказа от строительства полигона их пришлось вернуть?
— Эту сумму планировалось предоставлять в течение трех лет — по два миллиарда в год. Из двух полученных миллиардов мы успели освоить 268 миллионов, 184 из которых пошли на ликвидацию свалок в региональном лесфонде, остальное — на проектирование и текущий ремонт дорог и ремонт школ в Ленском районе. Остальные 1,7 млрд возвращены в бюджет Москвы.
«Не пытаюсь сделать вид, что я коренной помор»
— Вы себя не чувствуете антикризисным менеджером, которого послали в сложный регион разруливать сложную ситуацию?
— Не чувствую. Я думаю, что ситуация везде по-своему непростая. А с другой стороны, везде интересная и перспективная. В Архангельской области она сложна в части серьезного недоверия любым заявлениям со стороны, условно назовем, власти. И в этом смысле, считаю, одна из моих основных целей сегодня — перезагрузить эти отношения. Их, к сожалению, невозможно перезагрузить только обещаниями или заявлениями. Это процесс, который должен занять какое-то время, чтобы люди увидели: то, что ты говоришь, действительно соответствует тому, что ты делаешь. Это требует времени. Это, собственно, то, с чего вы начали интервью. Думаете, жители не задают мне тот же самый вопрос про Шиес? Конечно, задают.
— Получается все-таки, что антикризисный менеджер.
— Еще раз говорю: я не человек, который любыми путями стремился стать губернатором Архангельской области, шел по головам, наконец, занял свое кресло, а теперь видит главной целью его сохранить. Я оказался здесь по поручению президента. Я не подозревал, что у меня будет такое поручение, и никогда не думал, что я окажусь здесь. Но я вижу здесь перспективы, и мне это интересно. Я бы мог многое сюда привнести и многое делать, я готов посвятить определенный период своей профессиональной жизни развитию региона. Для меня нет ничего более сложного и неприемлемого, чем работать в должности губернатора без консолидированной поддержки населения.
— У вас есть слабое место — вы не местный.
— Оно не то чтобы слабое, оно реальное. Я ни от кого этого не скрываю. И более того, открыто об этом говорю, когда меня об этом спрашивают. Я — не местный. Родился в этой, как здесь принято демонизировать, в Москве. Я москвич. Более того, не в первом поколении. И я горжусь этим. Но я готов здесь работать. Если это является неприемлемым для жителей Архангельской области, я не намерен обманывать и пытаться сделать вид, что я коренной помор, я не буду отрекаться от своей предыдущей жизни.
— Когда вы были губернатором НАО, вас выбирал парламент, а теперь впервые участвуете в прямых выборах. Какие впечатления?
— Мне это нравится больше, чем система избрания в НАО. Это интереснее, и для меня это очень важно с точки зрения объективного понимания уровня поддержки населением моей кандидатуры и моей деятельности.
«Проигрывать надо тоже красиво»
— Чем объясняется ваше решение заключить соглашение с КПРФ, в рамках которого вы предложили депутата Госдумы Александра Некрасова на пост сенатора в обмен на неучастие партии в выборах?
— Его кандидатуру предложила КПРФ. А я уже после ее предложил, исходя из того, что это было предложение партии. Партия не выставила своего кандидата. Я считаю, что КПРФ — достаточно мощная сила в регионе, и если они для себя такое представительство во власти сочли более правильным, считаю, что это верно. Я на самом деле за то, чтобы во власти все партии были представлены.
— Но есть мнение, что это был «договорной матч». Вы считали коммуниста настолько опасным конкурентом, что его было необходимо нейтрализовать вот таким способом?
— Это мнение может быть каким угодно. Но тогда они нейтрализовали сами себя. Это было решение КПРФ, только партии.
— Не считаете ли вы, что неучастие в выборах Олега Мандрыкина, кандидата, выражающего мнение противников полигона в Шиесе, делает кампанию менее конкурентной? И если власти помогли с прохождением муниципального фильтра выдвиженцам малых партий вроде КПСС и «Зеленой альтернативы», то почему нельзя было помочь и ему?
— Насколько я знаю, часть членов «Единой России» отдавали свои голоса за оппозиционных кандидатов. Я в этом не вижу ничего плохого, я за то, чтобы представительство было максимально широким. Откровенно говоря, кандидат, которого вы обозначили, никаким образом не обращался за поддержкой и не выражал свою готовность участвовать. Более того, насколько мне известно, он не обращался в избирком в тот период, когда можно было поработать с замечаниями, которые были на комиссии. Насколько мне известно, там история довольно прозрачная, и излишняя ее политизация, конечно, очень выгодна с точки зрения непрошедшего кандидата. Но проигрывать надо тоже красиво. Я считаю, это персональный проигрыш тех, кто не смог дойти до конца. Искать темную кошку в черной комнате, особенно когда ее нет, не очень перспективно.
— Эксперты считают, что второй тур в Архангельской области возможен даже без участия в выборах Олега Мандрыкина или представителя КПРФ. Как вы оцениваете шансы Ирины Чирковой, выдвинутой «Справедливой Россией»?
— Сложно что-то прогнозировать.
— Вы боитесь второго тура?
— Как его можно бояться или не бояться? Он произойдет либо не произойдет. Это может быть только мое личное переживание. Но это все равно что бояться дождя или ветра — он же от этого не исчезнет.
«Эти два субъекта связаны социально и экономически»
— Весной вы и глава НАО Юрий Бездудный подписали меморандум об объединении Архангельской области и НАО. Идея не нашла поддержки и вызвала протесты в округе, в итоге проект был отменен, а власти решили сосредоточиться на экономической интеграции. На какой стадии разработка программы экономического развития двух регионов?
— Идея пойти на полную интеграцию, которую мы предложили, получила очень эмоциональную реакцию в Ненецком автономном округе. Но я еще раз повторю: как считал, так и считаю, что об этом нужно и можно говорить, нет никаких тем, которые являются запретными. Другое дело, что диалога не получилось, потому что население к нему оказалось не готово. Но я убежден, что мы еще об этом обязательно поговорим. Нет таких решений, которые можно принять без учета мнения населения. Я проработал в Ненецком округе почти три года, там очень прозрачная среда, в которой все друг друга знают.
Сейчас мы говорим о том, как больше интегрировать экономики двух и так взаимосвязанных субъектов. Ненецкий округ входит в состав Архангельской области, но на правах самостоятельного субъекта. Эти два субъекта связаны социально и экономически, все это отрицать нельзя. Хотим мы на данном этапе оставаться с двумя губернаторами — давайте оставаться. Но это противостояние, которое на протяжении 20 лет происходило между властями двух территорий, приводило только к тому, что люди не могли получать социальную поддержку, не развивалась транспортная связанность, экономическая.
— Но регионы уже были вместе. Что это давало их жителям?
— В 1993 году, когда прошел парад суверенитетов, были созданы матрешечные регионы. НАО отделился, а до этого в течение почти 70 лет был частью Архангельской области. Даже когда субъект с 40-тысячным населением получил территориальную самостоятельность, по закону большую часть полномочий на его территории должна была осуществлять Архангельская область. Но в 2015-м в новой редакции закона появилось дополнение, в соответствии с которым часть доходов НАО не поступает в областной бюджет, «если иное не предусмотрено соглашением». Было заключено соглашение, в соответствии с которым округ забрал себе большую часть полномочий, за счет этого бюджетные отчисления в область уменьшились. Тем не менее это финансово, бюджетно, экономически абсолютно связанные территории. И на мой взгляд, очень неправильная история отрывать регион, который никогда не был самостоятельным, а всегда был частью Архангельской области. Все вспоминают те времена, когда были вместе, как самые экономически развитые, успешные. Территория округа очень сложная, это моноэкономика, которая зависит от двух факторов: от цены на нефть и курса доллара. И то и другое прямо влияет на бюджет. И сегодня, когда цены на нефть объективно провалились, бюджет серьезно просядет. И каким образом они будут сегодня выполнять те полномочия, которые на себя взяли, для меня, как человека, неплохо понимающего бюджетное состояние округа, большая загадка. Мне кажется, люди пока не до конца это понимают. И в этом случае, скажу вам честно, история с объединением больше нужна была округу, чем Архангельской области. Область абсолютно самостоятельна. Доходы округа с учетом расходов на его территорию абсолютно не добавляют никаких перспектив в бюджетное обеспечение Архангельской области. А вот у округа будут большие проблемы, что мы и пытались объяснять людям. Не очень, может быть, активно.
— Почему не начали процесс с обсуждения с людьми?
— Нужно было, конечно, в этом смысле мы поторопились. Взяли слишком быстрый темп, это правда. Сначала надо было это объяснять. Но ситуация на тот момент была слишком сложной. Надо было принимать это решение. Это такой балансирующий сосуд: проблема в округе — область становилась бы донором. Общая территория от этого только выиграла бы.
— Вы сами говорите о северной гордости, о том, что северяне считают свои регионы самобытными. Но в НАО, видимо, эта же самая история?
— Именно из уважения к этой гордости я перестал сейчас об этом говорить. Людям надо это переварить. Но мы тоже должны понимать, что о самобытности ненецкого народа, ощущении его автономности, даже о прописании каких-то особых условий автономности именно для коренного населения можно и нужно было говорить. Более того, я и говорил, что в этом отношении нужно сохранить статус-кво. Права коренных малочисленных народов конструкцией объединения, которая предлагалась, никаким образом не нарушались. Честно говоря, инициаторами возмущения были не коренные народы, а люди, не так давно туда переехавшие и работающие зачастую в кабинетах власти.
— Избиратели НАО голосуют на выборах архангельского губернатора. Вы не считаете их потерянными для себя?
— Они будут выбирать. Им есть с чем сравнивать. Я руководил этим регионом, и я для них не чужой. Думаю, они будут выбирать, исходя из собственного восприятия. Что касается идеи объединения — я не хотел бы вести себя так, будто ее не было и я этого не предлагал. Конечно, я предлагал объединение, и я убежден, что мы с вами и с жителями об этом еще поговорим. Я этого диалога совершенно не боюсь. Но нужно понять, что объединить регионы силовым или административным образом без учета мнения жителей никто не имеет ни законной возможности, ни желания. И попытаться друг другу объяснить, в чем самостоятельность и уникальность округа и как ее сохранить, улучшив благосостояние людей. Это большой вопрос: на одной чаше весов политический интерес, ощущение самостоятельности. Но, с другой стороны, это иногда влияет на уровень и качество жизни. Я бы, например, пожертвовал своими политическими амбициями ради того, чтобы люди стали жить лучше. Это же только на бумаге мы видим, что НАО — процветающий округ с огромными доходами. Съездите и увидите, как живут деревни. Там расходы на жизнь такие, что доходы их не покрывают. Причем доходы эти в основном бумажные. Валовый региональный продукт на душу населения — это в основном инвестиции нефтяных компаний в самих себя. И в этих нефтяных компаниях работает очень мало местных жителей, не больше 30% трудоспособного населения НАО. В основном же там трудятся вахтовики.
«Это такая северная Юрмала»
— О программе экономического развития могли бы поподробнее рассказать?
— Еще нет, потому что она пока в работе. Я теперь очень аккуратен с неподготовленными вещами. Давайте мы ее доделаем, а потом представим.
— Какие проблемы в Архангельской области требуют скорейшего решения? Известно, что вы за федеральные деньги развернули дорожное строительство.
— Строим за региональные, из федерации нам немного помогли дополнительными деньгами. Есть четыре вопроса, которые требуют особого внимания. Это ветхое жилье — вы, наверное, прошли по Архангельску и увидели, как современные здания сочетаются с покосившимися, развалившимися деревянными строениями и сараями, которые уже падают.
— Но ведь это не столько губернаторская история, сколько администрации города?
— Это все губернаторская история. В голове любого жителя губернатор отвечает за все. Это самая неправильная идея говорить, что это не мое, а города, это не мое, а МВД, это не мое, а прокуратуры. Любой житель от меня ждет решения этих вопросов. Я не могу сказать, что администрация города что-то не делает, и оттого их жизнь не становится лучше. Поэтому я считаю, что главные задачи — это ветхое и аварийное жилье, состояние и отсутствие дорог, кадровое обеспечение сел — медицина и образование. Эти вещи надо в первую очередь делать. Эти сферы особенно чувствительные. Молодые специалисты не хотят ехать работать на село, и ситуация становится опасной.
— Одним из эффектов пандемии коронавируса стал резкий рост безработицы в регионе — до 7,8%. Что делаете для восстановления экономики?
— Безработица за время пандемии выросла в три раза. Это связано с несколькими факторами. Мы анализировали количество безработных и выяснили, что многие вставшие на биржу труда люди до этого работали по срочным трудовым договорам или вообще без договоров. И сейчас, когда повысили пособия по безработице и система их выплат упростилась, люди стали регистрироваться. Это по крайней мере дало понимание, сколько безработных. Скрытая безработица сейчас стала явной, произошло признание и оценка проблемы. Сейчас несколько крупных предприятий будут проводить ярмарки вакансий. Они сталкиваются с проблемой кадрового голода. Сентябрь-октябрь эту картину поменяет. Мы работаем с работодателями, привлекаем людей к общественным работам, которые оплачиваем.
— Заболеваемость коронавирусом в области держится на уровне примерно 70 человек в день. В начале эпидемии в области наблюдались вспышки инфекции. Каким образом удалось купировать ее дальнейшее распространение?
— В начале эпидемии мы шли на низком уровне. Потом произошла вспышка, которая держалась несколько месяцев. И вспышку эту дал Северодвинск. Это была условно ожидаемая вспышка. Было принято решение отнести производства в Северодвинске к стратегически важным, не было возможности их закрыть. Десятки тысяч человек работали в цеху. Но мы ввели очень жесткий масочный режим, ограничили перемещение по городу и из города в течение, наверное, месяца. Разорвав передвижение между Северодвинском и остальными населенными пунктами, одновременно увеличили количество коек, нарастили медицинские мощности. Тогда удалось ситуацию стабилизировать и встать на плато с тенденцией на снижение. Сейчас количество выздоровевших больше, чем заболевших. В обсерваторах никого нет, люди болеют в основном легкой формой, слава богу. Семь или восемь человек находятся на ИВЛ. Процесс обучения действиям во время пандемии прошел, и медики уже имеют хороший опыт.
— Закрытие границ вдруг высветило возможность и важность внутреннего туризма. Что в Архангельской области делается в этой сфере?
— Когда я открыл для себя Архангельскую область, я был удивлен, как много культурно-духовных и природных ценностей сосредоточено в этой части страны. Но пока они доступны не всем россиянам. Архангельская область — красивый регион, и пока для внутреннего туризма очень мало сделано. А это перспективная отрасль, хороший мультипликатор для других отраслей. У нас есть уникальные интересные места, от Онеги до Белого моря. Это такая северная Юрмала. Ничем не уступает: сосновые леса, подходящие к Белому морю. Если смотреть на восток — это Мезень, тундровый Север начинается, там олени, самые большие карстовые пещеры. Но чтобы сюда люди поехали, надо создавать условия. Делать дороги. Должен быть доступный транспорт, должна работать малая и средняя авиация. Инфраструктура должна появиться. Просто приехать хорошо, но надо в нормальных условиях переночевать, получить хорошее питание и так далее. Но тут снова курица и яйцо, и вопрос: что появится раньше? Инфраструктура не появится, пока не появится турист и не будет нарастать поток, а поток не пойдет, пока не появится инфраструктура. Сама по себе ситуация не поменяется. Мы должны создать условия, чтобы инвесторы поверили, что мы будем работать на привлечение туристов. А турист должен поверить, что инфраструктура, которую мы получим, будет соответствовать его ожиданиям. Мы над этим работаем.