 |
ФОТО: ЭДУАРД КОРНИЕНКО  Самые популярный вопрос на занятиях в Курчалоевском исламском институте — чем отличаются ваххабиты от традиционных мусульман |
"В Чечне немногие читают Коран"
На полпути к Курчалоевскому исламскому институту у селения Белоречье в пустом поле белеет маленький домик. Там уже больше столетия никто не живет. Когда-то, во времена имама Шамиля, здесь жил проповедник Кунта-хаджи. Говорят, он призывал земляков к миру и созиданию. После его смерти место стало святым, а в Чечне появилось много последователей учения Кунта-хаджи. Но в советское время о том, что место святое, знали только старики. Домик восстановили несколько лет назад, и называется это место зиярат. Или святое место, куда должны приходить исламские паломники. Сегодня в Чечне таких мест почти не осталось — после советской власти пришел генерал Дудаев, и началась война. Потом Шамиль Басаев привел неизвестного тогда еще араба по имени Хаттаб, назвал его своим братом, и араб со своими сподвижниками принес в республику свою религию — ваххабизм. А ваххабиты не признают ни святых мест, ни святых старцев.
Мы останавливаемся на обочине, мой водитель Асламбек выходит и читает молитву. У традиционных мусульман так принято, если рядом зиярат.
— Кунта-хаджи разводил здесь ульи,— задумчиво говорит Асламбек. Он учится в Исламском институте и хочет стать имамом. Говорит, что ислам очень миролюбивая религия.
 |
ФОТО: ЭДУАРД КОРНИЕНКО Преподаватели института говорят, что их студенты всю свою сознательную жизнь мало что видели, кроме криминала, но за шесть лет учебы станут другими людьми |
— Это был устаз,— подумав, говорит Асламбек.— Ну то есть учитель по-вашему. В Чечне он считается самым святым человеком. Он призывал людей быть терпимыми к другой вере. Во времена Шамиля, если ты знаешь, русские воевали с чеченцами, и много крови проливалось. Никто не мог остановить этой ненависти. А устаз говорил: "Если вас заставляют идти в церковь, идите, это только стены. Если вас заставляют надеть крест, наденьте, это только железо. И только если станут уничтожать ваших жен и детей, тогда встаньте все вместе против врага". Если бы ты читала Коран, ты бы знала, что там тоже так написано. Но в Чечне немногие читают Коран.
— Но те, кто воюет сегодня против федеральной власти, как раз считают, что русские пришли уничтожать чеченцев.
— Мирные чеченцы уже давно знают, что это не так. У нас работают школы, больницы, институты. Люди получают пенсии и зарплаты. Да, жить тяжело, но это лучше, чем когда расстреливают пачками людей на площади Трех дураков в Грозном (просторечное название площади Дружбы народов, на которой установлен памятник с тремя фигурами — русского, ингуша и чеченца.— "Власть"). Ни за что. Или за то, что нарушили их ваххабитские законы. И потому, что люди это понимают, жизнь налаживается.
 |
ФОТО: ЭДУАРД КОРНИЕНКО Фасад исламского института украшает цитата из Ахмата Кадырова, поэта и гражданина, который лиру посвятил народу своему |
Асламбек не любит ваххабитов. Но если бы он не учился в институте и не читал Коран, он стал бы одним из них. Потому что среди молодежи это очень популярное учение.
— Понимаешь, они обладают каким-то даром убеждения,— объясняет он.— Они незаметно к тебе подходят, мягко начинают разговор, и ты не замечаешь, что слушаешь их и веришь. Они обращаются к людям "мой брат" или "моя сестра". Это многим нравится. Особенно молодым женщинам, потому что им кажется, что они становятся равными этим мужчинам. Если бы рядом был знающий человек, он объяснил бы, что это искушение, грех. Женщина не должна быть равной мужчине. Так написано не людьми, а Аллахом. Еще у ваххабитов принято здороваться, не вставая. Мы, обычные мусульмане, обязательно встаем, здороваясь с человеком. Они не признают авторитет стариков. У них молодой парень может сидеть, когда в комнату заходит старик. А для чеченцев старики — это святое. Наши шейхи в старину предсказывали, что придут бледные люди, у которых на языке будет мед, а под языком — яд, что говорить они будут красиво и одурманят народ. И еще они говорили, что мы сможем узнавать этих людей, отличать их. Теперь мы все понимаем, что они имели в виду. Любой из нас может их отличить. По тому, как молятся. Как здороваются. Они носят короткие брюки. Им запрещено носить усы, но можно — бороду, поэтому среди них много бородачей. И они женятся на двоюродных сестрах, у нас это категорически запрещено.
Последнее особенно не нравится моему спутнику. "Такие правила приводят народ к вырождению",— говорит он.
— Ну вот мы приехали,— Асламбек останавливает машину.
Мы выходим у двухэтажного кирпичного здания. На фасаде — портрет Ахмата Кадырова, под ним слова: "Не может сын смотреть спокойно на горе матери родной, не будет гражданин достойный к Отчизне холоден душой". Слова, знакомые всем со школы, но подпись под ними почему-то — "А. Кадыров".
— Тут учатся ребята со всей Чечни,— говорит Асламбек и куда-то исчезает. Молодые парни высыпают с занятий на лестницу второго этажа и с любопытством смотрят на нового человека. Они о чем-то переговариваются, но обычных в таких случаях шуток и смеха здесь не слышно. Через несколько минут Асламбек подводит ко мне молодого человека. Это Расул Мунаипов, преподаватель толкования Корана и заместитель имама местной мечети. Ему 27 лет, он выпускник этого института. Расул рассказывает, что в институте учится 700 человек, но из-за проблем с блокпостами ездить в Курчалой все не могут, поэтому в разных районах Чечни было создано несколько филиалов института. В основном, Курчалоевском, учится 250 человек. Приезжие живут в общежитии, расположенном на втором этаже. Лучшим студентам платят стипендии.
— Трудно, наверное, попасть в ваш институт? — спрашиваю я Расула.
 |
ФОТО: ВАСИЛИЙ ДЬЯЧКОВ "Жить тяжело, но это лучше, чем когда расстреливают пачками людей на площади Трех дураков в Грозном" (на фото) |
— Но в Чечне же все мусульмане.
— Нет, в Чечне — чеченцы,— возражает Расул.— Это не одно и то же.
— Вы имеете в виду ваххабитов? — уточняю я.
— И их тоже. Я думаю, что, если бы не этот институт, в Чечне вся молодежь стала бы ваххабитской. Некому объяснять молодым ребятам, что по-настоящему написано в Коране, чем ваххабиты от нас отличаются, что поступки, которые они совершают,— дурные.
— Это вы про теракты?
— И теракты, и наркотики, и убийства. Но здесь ребята сами спрашивают, чем отличаются ваххабиты от традиционных мусульман. Это самый популярный вопрос у нас на занятиях.
"Мусульманин обязан заниматься физкультурой"
Я прошу у Расула объяснить и мне то, что он каждый день объясняет своим ученикам. Но он смущается:
— Мне по-чеченски легко это объяснить, а по-русски... Ну вот у чеченцев есть что-то вроде общин. У каждой свой устаз, духовный наставник. Или шейх еще называют. Это самый авторитетный человек, его слушают все. Ваххабиты авторитета шейхов не признают. Они вообще не признают посредников между человеком и Аллахом. Но когда человек возносится в гордости и грехе, кто-то должен ему сказать, что он не прав, понимаете? Шейхи объясняют нам многие непонятные вещи. Они говорят, что хорошо, а что плохо. Они толкуют Коран, если тебе непонятно. Человек слишком мал и слаб, чтобы своим умом понять великие вещи. А ваххабиты считают, что могут понять все сами.
Из дверей административного корпуса появляется мужчина, с ним рядом я вижу совсем седого старика. Мужчина помогает старику сесть на скамейку и приближается к нам.
— Хасан Гучигов, начальник отдела кадров,— представляется он.
Я спрашиваю, что за старик пришел вместе с ним. Мужчина улыбается и с каким-то чуть ли не священным трепетом говорит:
— Это Хадж Насух, основатель нашего института. В 88-м он открыл в Чечне первое медресе, которое позже стало институтом. Этот человек делает великое дело.
— Его можно считать шейхом? — спрашиваю я.
— Он просто старик,— снова улыбается Хасан.— В 52-м был репрессирован. Но сейчас это единственный человек, кто всей душой болеет за сохранение ислама на этой земле. Он первым понял, что, если не объяснять молодым людям Коран, мы потеряем веру, народ и свою землю. Он ходил к политикам и бизнесменам, просил помочь с финансированием института. Сначала помог Кадыров. Теперь Хадж Насух регулярно собирает пожертвования, у этого старика огромный авторитет, и это нам всем помогает. Институт почти не финансируется. Зарплата у преподавателя — 2,5 тысячи рублей. Вот "Единая Россия" недавно автобус "Мерседес" подарила, чтобы студентов возить в институт.
Хадж Насух почти не говорит по-русски, к тому же на мне джинсы. Судя по не совсем одобрительным взглядам моих собеседников, я понимаю, что для моего разговора со стариком слишком много препятствий.
— Пойдемте, я покажу вам наше расписание,— говорит Хасан. На стене читаю расписание занятий явно не светского учреждения. Арабский язык, каллиграфия, история, русский язык, Коран, информатика, хадис (учение пророка), исламское право и закон, риторика, жизнеописание пророка. На слове "физкультура" я удивленно оглядываюсь на Расула, сопровождающего нас.
— Мусульманин обязан заниматься физкультурой,— объясняет Расул.— Так пророк сказал.
Почему шахиды не шахиды
Молодые парни, свесившись через перила, продолжают за нами наблюдать. Эти ребята живут здесь с понедельника по четверг, а в пятницу, которая считается выходным днем и отведена для посещения мечети, студенты уже дома. В основном это 17-летние парни, но есть среди них и совсем подростки.
— Некоторым и правда всего по 14 лет,— говорит Расул.— Они приходят сюда сами, и, чтобы не отталкивать их, мы разрешаем им быть вольнослушателями.
Обучение в институте длится шесть лет. Преподаватели говорят, что если студент выдержал первые три года, то толк из него будет.
— Неужели так сложно учиться? — спрашиваю Расула
— Ну вы же видели расписание,— объясняет он.— Ребятам, которые целое десятилетие, то есть всю свою сознательную жизнь, мало что видели, кроме криминала, очень сложно перестраивать себя. Но справляется большинство, и это хороший знак.
— Когда происходят крупные теракты с подрывами смертников, что вы говорите своим ученикам? — задаю наконец главный вопрос.
— Я говорю им, что взрывать себя — тяжкий грех. Никто не имеет права лишать жизни другого человека или самого себя, только Аллах распоряжается нашей судьбой.
— А ученики не говорят вам про джихад, про то, что шахиды защищают свою землю от неверных?
— Этим как раз и забивают головы ребят ваххабиты. Они говорят слова, не зная их смысла. Шахид по исламу — это человек, который живет праведной жизнью, и на его территорию пришел враг и угоняет в рабство его жену и детей. Вот тогда человек встает лицом к лицу с врагом и погибает в бою, и он — шахид. Человек, убивающий исподтишка мирных людей, не может быть шахидом, он совершает страшный грех, и его ждет кара.
На прощание Расул и Хасан говорят, что чеченцы — мирный народ. "Ваххабизм — это не наше, не родное,— объясняют они.— Нам завезли его, как болезнь, и мы с этой болезнью боремся".
Возвращаемся через Белоречье. Завидев маленький белый домик Кунта-хаджи, я уже знаю, что Асламбек остановит машину. Так и есть — водитель выходит и читает молитву. А потом рассказывает, что прошлогодний теракт на празднике под Белоречьем, когда женщина взорвала себя, пытаясь прорваться к Ахмату Кадырову, потряс всю Чечню.
— Женщина у чеченцев — это мать, символ мира и света,— говорит Асламбек.— То, что женщина взрывает себя, страшно и противно нашей природе. Но страшно и то, что не побоялись осквернить зиярат, святое место. Пролить здесь кровь — это самый большой грех. И вот ваххабиты осквернили это место. У них нет святого, они взрывают везде, и в Москве, и в Чечне. Страдают от этого и русские, и чеченцы.