Уроженец Воронежа Юрий Муравицкий в рамках десятого Платоновского фестиваля искусств представил своеобразную дилогию, поставленную по законам площадного театра, максимально далекого от привычного современной публике психологизма. В «Двенадцатой ночи, или Как угодно» по пьесе Шекспира у актеров воронежского Никитинского театра нет закрепленных ролей: каждый раз перед показом зрители сами выбирают, кто кого будет играть, что добавляет забавных нюансов и без того смешной постановке. Занятые в «Lё Тартюф. Комедия» Мольера артисты московского Театра на Таганке, напротив, только гримируются и одеваются пару часов, затем практически разыгрывая комедию дель арте.
Фото: Коммерсантъ / Олег Харсеев
Фото: Коммерсантъ / Олег Харсеев
Негосударственный воронежский Никитинский театр после полугодового перерыва из-за пандемии открыл сезон и заодно шоукейс Платоновского фестиваля для кураторов премьерой. Выпускник местного института искусств Юрий Муравицкий поставил в театре комедию Шекспира «Двенадцатая ночь, или Что угодно», не случайно заменив в названии «что» на «как». Представление для зрителя начинается уже в фойе театра, где одетые в серое актеры наносят на лица белый грим. На сцене стоит обычная детская песочница — простая метафора игры, каждый раз новой: с помощью жребия зрители выбирают перед показом, кому какая достанется роль. После исполнители надевают дополнения к костюмам — для женских ролей юбки, для мужских жабо, плащи и кепки.
Каждому образу придуманы отличающиеся пластика и речь. Разлученные близнецы Себастьян и Виола одинаково вещают с пафосом, пытающийся жениться на графине Оливии герцог Орсино говорит с грузинским акцентом, сама Оливия ведет себя как форменная истеричка, а ее шут и вовсе общается только речитативом. Перед актерами стоит вдвойне нелегкая задача: мало того что нужно выучить всю пьесу (конечно, текст постоянно забывается, и периодически возникающие реплики вроде «Я говорю вам… Что я там говорю?» еще больше добавляют веселья), но также необходимо и отделить себя от исполняемого персонажа, не сливаться с образом, не продумывать все по системе Станиславского, а просто донести слова. Здесь нет (да и по законам средневекового площадного театра, в котором надо «держать» стоящую у сцены толпу, не может быть) психологизма, все эмоции и действия напоказ — если удивление, так раскрытый рот и выгнутая спина, если плач, так непременно с воем и катанием, если драка, так без малейшего намека на реализм.
Фото: Коммерсантъ / Олег Харсеев
Фото: Коммерсантъ / Олег Харсеев
Фото: Коммерсантъ / Олег Харсеев
Фото: Коммерсантъ / Олег Харсеев
Фото: Коммерсантъ / Олег Харсеев
Фото: Коммерсантъ / Олег Харсеев
Актеры с этими задачами справляются в полной мере, но не всегда с легкостью раскачивают аудиторию, привыкшую к тому, что в театре надо сидеть тихо и чопорно, а не громко смеяться или хлопать. Возможно, сказывается то, что спектакль показывается в театральных стенах. Один из прогонов Никитинский театр устроил на улице, и то представление сопровождалось постоянным громом аплодисментов и смехом, а также вызвало лавину сторис в Instagram. Но и непосредственно в театре публика постепенно стала живо реагировать на происходящее. Тем неожиданнее оказался подготовленный режиссером финал: обиженный управляющий Оливии Мальволио одной горестно-злобной фразой лишает всех хэппи-энда, показывая, что в веселом уличном театре возможна неподдельная боль.
Традиции площадного театра Юрий Муравицкий переосмысляет и в постановке «Lё Тартюф. Комедия». Совсем неудивительно, что история о недальновидных глупцах и алчных мошенниках звучит актуально в сегодняшних реалиях: основоположник социально-бытовой комедии Мольер отразил главные противоречия не только своей эпохи. Для Театра на Таганке это вдвойне символично, ведь постановка на его сцене «Тартюфа» Юрием Любимовым в 1968 году стала одной из первых в России.
Каковы же сегодня герои Мольера? Все так же беспечен в своих розовых одеждах Оргон (Василий Уриевский) — на тонких ножках, с огромным животом. Витают в облаках и его дети — Мариана (Полина Куценко) и Дамис (Павел Комаров). Они апофеоз инфантильности, важной черты нашей эпохи: яркие одежды и умильные гримасы в свете неоновых ламп, воздушные шары и мягкие игрушки, даже еда и питье на их столах — радостное розовое желе, которым только и можно что кидаться. Герои то разговаривают, то неожиданно начинают петь — в сопровождении сидящего тут же квартета. Они нарочито карикатурны, в духе комедии дель арте, несмотря на отсутствие масок. Они не фарс, а будто насмешка над фарсом и самим жанром площадного театра: так, выходящий в перерывах между сценами жонглер, исторически один из народных творцов французского театра, не может поймать ни одного мячика, только и умеет что кланяться. Тем более живым и привлекательным на их фоне выглядит Тартюф (Роман Колотухин), впервые появляющийся на сцене в исподнем и с гитарой, чередующий образы рок-звезды, дьявола и папы римского.
Фото: Коммерсантъ / Олег Харсеев
Фото: Коммерсантъ / Олег Харсеев
Фото: Коммерсантъ / Олег Харсеев
Фото: Коммерсантъ / Олег Харсеев
Фото: Коммерсантъ / Олег Харсеев
Фото: Коммерсантъ / Олег Харсеев
Фото: Коммерсантъ / Олег Харсеев
Из-за перспективной геометрии декораций кажется, что герои буквально придавлены стерильностью комнаты, из которой только один выход, и тот больше похожий на дверь лифта. Но при первой же серьезной драме, когда Оргон выгоняет из дома сына, оказывается, что стены бумажные — Дамис буквально прорывает одну из них и исчезает в темноте. В итоге становится очевидным, что бумажный дом со всеми его обитателями обречен на гибель. И если во времена Мольера милость короля еще могла оставить сюжет в рамках комедии, вернув имущество и свободу незадачливому главе семейства, то в ХХI веке слишком часто вмешательство высшего лица происходит поздно. Например, когда газ пущен, а крыша уже обрушилась на головы заложников.
Юрий Муравицкий рассказал, что обе постановки сложились для него в дилогию о «бескрайнем человеческом инфантилизме»: «И там, и там люди заигрываются, не замечая, как происходит нечто, в любом случае не приводящее к хэппи-энду». В то же время, пояснил господин Муравицкий, в процессе работы обнаружились и различия между площадными театрами Англии и Франции. «Есть общие элементы: например, в итальянско-французском театре носителем чертовской энергии является Арлекин, а в Англии эту функцию исполняет шут. Но при этом в целом островной театр намного жестче, он более прямой и прагматичный, энергия тут более низовая, чем во французском», — рассказал режиссер.
Как коронавирус поменял программу юбилейного Платоновского фестиваля
Перенесенный из-за пандемии с июня на середину сентября Платоновфест пройдет без зарубежных участников. Взамен запланированы бесплатные видеопоказы заграничных постановок, в том числе опер, которые площадки Воронежа пока не в состоянии принять живьем, а также десять отечественных спектаклей, большую часть которых составят воронежские постановки в рамках впервые проводимого шоукейса для продюсеров и кураторов