Состав заксобрания Челябинской области обновился наполовину, сменились депутаты в собраниях муниципалитетов, где-то избрали новых глав. Большинство партий согласились с результатами выборов, оппозиционеры отправились в суды. Политический процесс после нескольких месяцев оживленных предвыборных баталий и скандалов на избирательных участках пошел своим чередом. “Ъ-Южный Урал” в интервью с председателем избирательной комиссии Челябинской области Сергеем Обертасом узнал, оздоровили ли выборы парламент и почему пандемия COVID-19 заразила избирателей аполитичностью.
— Сергей Владимирович, результаты выборов нам известны. Теперь, когда большая часть работы позади и есть время выдохнуть, какую даете им оценку?
— Выборы прошли. Они признаны легитимными. Мы специально выжидали время на подачу жалоб. Заявлений от кандидатов, которые опротестовывали бы решения нашей комиссии или решения территориальных комиссий, не было. Мы делаем вывод, что все прошло хорошо. Все лидеры политических партий в прессе дали положительную оценку, все признали итоги выборов.
То, что шесть партий получили мандаты, это огромный плюс, я считаю. Хорошо, что у нас не семь партий изначально подавали документы, как в прошлый раз, на выдвижение, а 13. Есть возможность выбора политических предпочтений. Основные функции выборов — сменяемость власти, попытка оздоровления политического климата, снятие социального напряжения. Такие процедуры должны проводиться с определенной периодичностью. В XVII веке была процедура кровопускания для избавления от мигрени. Вот и выборы похожи на процедуру кровопускания — ушел стресс, дальше живем.
— Представитель ЛДПР Константин Киреев пожаловался в прокуратуру на то, что мандат этой партии якобы незаконно отдали «Российской партии пенсионеров за социальную справедливость». Он не направлял официальную жалобу в избирательную комиссию?
— Да, он направил письмо 17 сентября. Мы в этот же день ему ответили. Если комментировать его претензии, можно сказать, что ему нужно учить матчасть. Если такой человек будет избран в областной парламент, парламент будет под угрозой. Есть статья закона «О выборах депутатов законодательного собрания». Там русским языком прописана методика распределения мандатов. Она утверждена депутатами еще в 2010 году. Избирком занимается правоприменением норм, которые приняли депутаты. Я сразу хочу сказать, что господин Киреев неправ. Так называемая система империале действует в большей части субъектов России. Говорить, что это несправедливая система, я не могу. Если смотреть в процентах, да, у ЛДПР больше 11% голосов, и у них три мандата, у Партии пенсионеров — 6%, и два мандата. Выборный процесс, он состязательный: кто-то получает больше, кто-то — меньше, а кто-то не получает ничего.
— Проводили уже «разбор полетов»? Насколько хорошо территориальные избирательные комиссии справились со своей работой?
— Мы будем делать аналитику по итогам выборов. Будем смотреть, что получилось лучше, что хуже. Явных недоработок пока не видно. Но мы, конечно, все проверим. Мы организовывали кампанию в целом, но в то же время выдвижение и регистрацию списочников и одномандатников вели территориальные комиссии, на которые мы возложили полномочия окружных комиссий. Они были самостоятельны в принятии решений, мы оказывали им правовую и методическую помощь. Мы выстраиваем работу аппарата так, чтобы помогать комиссиям. Ситуация в области неоднородная. Есть территории, где все «повеселее».
— В каком плане «повеселее»? Вы имеете в виду протестную активность в некоторых муниципалитетах?
— Миасс, Златоуст, Коркино, Копейск — «веселые» территории. Там какое-то движение все время происходит. Оно иногда идет перпендикулярно общей логике развития электорального процесса. Я полагаю, что это зависит от исторически сложившихся особенностей этих территорий. В этих муниципалитетах есть группы, кланы, отстаивающие свои интересы. Это может быть в первую очередь связано не с региональными выборами, а с муниципальными. У нас было 272 кампании, 3115 избранных депутатов и пять глав. Это огромное количество людей, местные интриги, внутренние движения. Кандидаты нередко путем проверки избирательной системы решают какие-то свои проблемы. Я считаю, что это не совсем правильно. Избирком, когда кандидаты что-то между собой делят, должен выступать как некий независимый арбитр. Он не должен вставать на чью-то сторону, он должен стоять на стороне закона, на стороне процедуры. Вот взять этого господина Киреева. Он какое-то неправильное решение принял и заставляет нас оправдываться. Мы сейчас будем в прокуратуру заявление писать, ему ответили.
— Получается, кандидаты вместо того, чтобы бороться с политическими оппонентами, борются с системой в лице избиркома?
— Иногда кандидаты считают, что комиссия должна заниматься коллекционированием их жалоб. Надо разбираться достаточно серьезно. У нас в выборный период есть определенные сроки, они не длинные. До голосования у нас есть пять дней на полный разбор ситуации. Пока пришла жалоба к нам, пока мы запросили информацию в территориальной комиссии, пока она нам предоставила документы. В некоторых случаях срок можно продлевать, а в день голосования жалобы рассматриваются незамедлительно. Кандидаты вовлекают избирком, заставляя нас делать какие-то лишние вещи. Мы же понимаем, что наши ресурсы ограничены. В этом смысле мы испытываем серьезную проверку на прочность. Мы без выходных работаем, и до двух-четырех часов ночи. Это я говорю про «мирное» время, не про дни выборов, когда через 32 часа только можно было пойти отдохнуть. Была серьезная нагрузка на всех. Когда человек начинает уставать, он начинает ошибаться.
Я не могу сказать, что все прошло идеально. У нас более 20 тыс. членов участковых комиссий, 2231 комиссия. Вот одна что-то неправильно сделала в процедурной последовательности. Кто-то увидел и уже начинает вину на всех вешать. Могут быть какие-то небольшие огрехи. Это нормально. Не ошибается тот, кто ничего не делает. У нас субъект очень большой, мы входим в десятку по численности.
— Как руководитель, каким образом будете оценивать работу коллег в участковых и территориальных комиссиях? Есть какие-то KPI (от англ. Key Performance Indicators — ключевые показатели эффективности)?
— Есть один KPI — исполнение закона. Наша задача сделать так, чтобы не было вопросов к легитимности выборов, чтобы не было явных, жестких, массовых нарушений. Нам это требование выполнить удалось. Главный KPI — отношение людей к выборам, их мнение, что все прошло законно.
— Челябинская область стала одним из лидеров по числу жалоб в единый день голосования, по данным организации «Голос». Как вы оцениваете эти жалобы? Расследовались ли факты нарушений?
— Мы следим за картой нарушений «Голоса». Но это не они размещают сообщения о нарушениях. Они предоставляют некий доступ. Любой человек может прийти, что-то написать, а нам нужно проверять. Мы и без этого бы нормально жили. Но это, естественно, заставило нас включиться, были специально перераспределения, чтобы люди мониторили эту ситуацию и мгновенно эту ситуацию перезеркаливали в территориальную комиссию, в участковые избирательные комиссии звонили напрямую, брали пояснения, опрашивали сотрудников. В целом ничего не подтверждалось. Информация о том, что мы входим в какой-то рейтинг, говорит не о качестве выборной кампании, а о тех людях, которые заточены на то, чтобы эти вещи искать.
— Резонансная ситуация была в Верхнем Уфалее, когда на участке был найден трафарет с проставленной галочкой за одну из партий. Как можете прокомментировать?
— У нас порядка 275 тыс. граждан являются инвалидами разных степеней. Значительная часть из них — граждане, которые не видят или видят плохо. С гуманитарной целью, чтобы дать им возможность проголосовать, мы сделали на каждый участок трафареты. Если человек плохо видит, трафарет ему помогает. Мы опросили сотрудников участка, да, был человек, который написал это сообщение, который зашел на этот участок для голосования. Потом он вышел, сразу появилась фотография, где напротив окошка одной из партий стояла галочка. Трафарет похож на бюллетень, но на нем нет оттиска, печати, нет подписей членов комиссии. Это такая спровоцированная, самостоятельно придуманная ерунда, чтобы мы с ней разбирались. На волеизъявление каких-либо граждан это не повлияло. Все члены комиссии и наблюдатели подтвердили, что нарушений нет. Этот человек мог подойти к председателю комиссии, пожаловаться. Председатель бы сам этот листок вытащил, поблагодарил бы человека, и ситуация бы не случилась.
Была еще ситуация с сейф-пакетом. За два дня до дня голосования все нужно пересыпать в сейф-пакет. Кто-то оторвал клейкую пленку. В одном или в двух случаях она была оторвана. Но мы видим, что в этом не было никакого резона. Пакеты все равно опечатывали, подписи всем людям давали возможность поставить. Мы перед выборами специально просили людей, чтобы они все снимали на видео, как опечатали, как написали акт, как убирается пакет в сейф. Мы иногда с ветряными мельницами боремся, но не ропщем.
Был другой случай, когда переносной ящик был переполнен из-за большого количества участников голосования. Мы не можем ждать до вечера с переполненным ящиком. Члены комиссии, когда переносной ящик заполнился, его открыли, пересыпали бюллетени в сейф-пакет, поставили подписи, печати, убрали его в сейф, и ящик продолжил работать. На карте «Голоса» об этом сообщили как о нарушении.
Я разговаривал с одним из участников этого процесса. Он говорит: будет хорошо, если вы будете на сайте «Голоса» писать свою реакцию. Я сначала подумал, что это энергозатратно, и нам не нужно этим заниматься. Но потом мы приняли решение объяснять людям, что проведены проверки, сигнал не подтвердился. Выяснилось, что на этой карте нарушений нет возможности обратной связи. Я так понимаю, это все делается, чтобы просто ставить выборы под сомнение. У них это прекрасно получается.
— Приходилось ли аннулировать голоса по фактам нарушений?
— У нас в двух случаях по причине отрыва пленки на сейф-пакетах были отмены голосов. Но это не повлияло на результаты выборов. Мы 13 сентября подвели итоги, а решение суда по этому случаю было 14-го. Количество бюллетеней в этом избирательном сейф-пакете было меньше, чем разница между кандидатами. Даже если бы мы его признали недействительным, это бы на распределение того, кому достанется депутатский мандат, не повлияло. Решение суда принято, мы не будем его оспаривать, но оно было принято за сроками принятия нашего решения.
Сергей Владимирович Обертас
Родился в 1977 году в Магнитогорске. В 1999 году окончил Магнитогорский государственный технический университет им. Г.И. Носова по специальности «юриспруденция». В 2003 году прошел профессиональную переподготовку в Московском государственном университете экономики, статистики и информатики по специальности «связи с общественностью и реклама». Был назначен председателем областного избиркома в 2016 году. До этого в течение года занимал должность заместителя руководителя администрации губернатора Челябинской области. Ранее возглавлял избирательную комиссию Магнитогорска, работал в ОАО «ММК».
— Явка в этом году даже с учетом трех дней голосования была ниже, чем в 2015 году (33,8% против 41%). Ожидали ли такой результат? С чем связываете это?
— Ожидалась такая явка. Я не социолог и не политолог, но я живу в этой стране и в этой области. Давайте посмотрим, что у нас случилось за последние полгода. Адаптация к новым реалиям пандемии нам дорого стоила. Экономика упала, так с чего политика-то вдруг вырастет? Это взаимосвязанные вещи. Я предполагал, что этот вопрос будет очень тяжелым. Вряд ли у нас могла быть рекордная явка, как на выборах президента. На федеральных выборах традиционно явка выше. Это и оказалось в протоколе — цифра 33,89%. Минимальная явка была 20%, а максимальная — за 65% в территориях. В Саткинском, Троицком, Пластовском районах была высокая явка. Это традиционно территории с высокой явкой. Меньше активность в Златоусте, Миассе, в районах Челябинска.
— Чем Сатка отличается от Златоуста в этом отношении?
— Есть много исследований на этот счет. Там на местном уровне разное отношение к деятельности муниципальной власти. Сатка поживее, поинтереснее, она более динамично развивается. Златоуст только в начале этого пути. Выборы — это показатель отношения людей к местной власти. Чем больше люди доверяют местной власти, тем они охотнее идут на выборы.
— Как оцениваете опыт трехдневного голосования? В чем преимущества, помимо повышения явки?
— Оценивая опыт трехдневного голосования, я не рассматриваю его с точки зрения повышения явки. Я оцениваю его с точки зрения того, насколько нам это помогло избежать пика заболеваемости. В июле при подготовке к процедуре голосования по поправкам в Конституцию у нас было шесть дней досрочного голосования, сейчас было два дня досрочного голосования. Ни тогда, ни сейчас мы не наблюдаем роста статистики по заболеваемости COVID-19. Это единственная причина, которая позволяет растянуть выборы во времени, чтобы не было пиковых нагрузок и возможности контактировать людям в помещении для голосования.
— Из-за пандемии коронавируса сложнее ли было привлекать людей для работы на выборах?
— На голосовании 1 июля, когда вопрос стоял острее, чем сейчас, у нас были единичные сигналы, при численности участников кампании в 20 тыс. человек. Один-три человека говорили, что не хотят рисковать. Но никто из них из состава комиссий не вышел, и все работали, хотя говорили, как это плохо. В этот раз таких сигналов не было. Может быть, потому что они видели, что мы создали все условия для обеспечения безопасности.
— Тестировали ли людей до начала работы и после окончания избирательной кампании?
— В этот раза мы не тестировали. Это платная процедура, стоит она от 3 тыс. руб. У нас таких возможностей не было. При подготовке к общероссийскому голосованию у нас была договоренность, и мы смогли часть сотрудников протестировать. Коэффициент заболевших был минимальным — 0,12% при выборке 3,2 тыс. человек. Мы прекратили эту практику, потому что количество тестов в регионе в день конечно. Тестирование необходимо определенным категориям граждан, кому оно показано. Мы не можем отодвинуть этих людей и сказать, чтобы тестировали нас. Я смотрю за статистикой. Вижу, что пока уровень заболеваемости прежний. Мне как руководителю было бы неприятно узнать, что мы отработали, и потом пошел пик. Статистику по членам участковых и территориальных комиссий мы собирали еженедельно. У нас эта ситуация не была тревожной. Я считаю, что люди, работающие в избирательной системе, более стойки к коронавирусу.
— Партия «Яблоко» не смогла участвовать в выборах из-за отбраковки подписей. Апелляционный суд отказал им в жалобе на решение комиссии. Представители партии называют это решение политическим и намерены идти в Верховный суд. Как оцениваете такие обвинения?
— Любое решение можно назвать политическим, если ты с ним не согласен. Приведите хоть один аргумент, что оно было политическим и незаконным. Думаете, нам было приятно? Мы готовились к этому решению, мы его приняли, у нас другой возможности не было. Законным было единственное решение — отказать в регистрации. Они не успокоились, написали жалобу в ЦИК. В ЦИКе это все рассматривалось не один день. Рабочая группа по «Яблоку» шла с перерывами шесть часов. Их это не устроило. ЦИК для них не аргумент, они обратились в суд. Суд им отказал. Гипотетически, ЦИК мог нам подыграть, но суд ведь никому не подыгрывает.
— «Яблоко» сообщало, что часть подписей аннулировали из-за того, что среди сборщиков были люди из участковых комиссий. Это недоработка комиссий, что сотрудники не знали о запрете на участие в сборе подписей?
— Причем здесь комиссии? Это недоработка политической партии. Они брали с людей бумажку, что они не должны быть членами комиссий. Если человек злонамеренно или по незнанию утаил, что работает на выборах, почему это должна быть моя проблема, а не их? Там были единороссы, эсеры и один яблочник. Почему один яблочник-то тоже это утаил?
— Новая партия «За правду» не получила мест в заксобрании. При этом она одна из первых сдала подписи в поддержку выдвижения. Говорит ли поддержка перед выборами о том, что партия будет успешна на выборах?
— Не ко мне вопрос. Мы правоприменители. Законодатель написал правила. Мы должны их выполнять, и я не должен их оценивать. Если законодатели поймут, что фильтр не нужен, они его отменят. Не надо вгонять избирательную систему в политику, мы не занимаемся политикой. Мы занимаем процедурой легитимизации результатов выборов. Мы должны показать, что результат такой, какой есть.