Как стало известно “Ъ”, родители Максима Марцинкевича в подмосковном морге не смогли осмотреть его тело перед похоронами, которые должны вскоре состояться. Близкие, как и соратники, обнаруженного две недели назад мертвым в камере челябинского СИЗО националиста, более известного как Тесак, не верят в официальную версию о его самоубийстве и хотели обследовать труп с привлечением независимых экспертов. Невозможность провести такое исследование они связывают со слишком явными, по их мнению, следами пыток.
Фото: Петр Кассин, Коммерсантъ / купить фото
По словам отца Максима Марцинкевича Сергея, он через адвокатов пытался добиться от сотрудников подмосковного морга, где находится тело погибшего сына, его осмотра с участием независимых экспертов. В первую очередь, как пояснил “Ъ” Марцинкевич-старший, крупного специалиста в области СМЭ Елены Кучиной, известной участием в нашумевшем деле о ДТП с «пьяным мальчиком». «На основании видео и фото она уже дала предварительное заключение о невозможности повеситься на тонком шнурочке при наличии сильнейших повреждений артерий»,— сообщил господин Марцинкевич. Как он утверждает, никакого внятного объяснения, почему он не может увидеть тело сына, никто так и не дал. Особо Марцинкевич-старший отметил, что весь «издевательский детектив» с судьбой тела его сына продолжается фактически с момента его гибели 16 сентября.
«В день его смерти мне позвонила какая-то женщина из СИЗО-3 Челябинска, кажется, Ольга, и сообщила, что он лежит у них мертвый»,— рассказал Марцинкевич-старший, признавшись, что на разыгравшихся чувствах отреагировал «жестко».
По его словам, в этот момент он находился в Крыму, куда направился на отдых вместе с женой. Поскольку родителей сразу предупредили, что раньше чем через четыре дня тело все равно не дадут забрать, то вылетели они в Челябинск чуть позже. Сергей Марцинкевич также рассказал, что его сын старался быть постоянно на связи с ним. «Когда Максим находился в Республике Коми, где Сыктывкарский суд снизил ему наказание в связи с частичной декриминализацией ст. 282 УК РФ, он был бодр и весел, мы созванивались, он шутил, и мы откровенно смеялись»,— говорит отец, отметив, что тот уже готовился к подаче заявления об УДО и скорому освобождению. Однако потом при переводе Тесака в Красноярск в марте этого года он потерял с ним связь. Как ему поясняли представители ФСИН, это было связано с тем, что заключенный находился то в СИЗО, то в больнице, а во всех учреждениях введен карантин из-за ограничений по COVID-19. Адвокат националиста Алексей Михальчик уточнил, что потом весточку от него удалось получить из Новосибирска, где он оказался во время этапирования в Москву по некоему новому уголовному делу. «Там его смогла навестить местная адвокат, которой он сообщил о пытках и выбивании из него явки с повинной»,— сообщил защитник, пояснив, что затем «этап» по дороге в столицу «свернул» в СИЗО-3 Челябинска, который используется также как пересыльная тюрьма. «Там Максим должен был пробыть шесть дней, причем один в четырехместной камере, несмотря на переполненность изолятора, что тоже интересная деталь»,— сказал Марцинкевич-старший. Господин Михальчик, в свою очередь, отметил, что в камере «вовремя» вышла из строя система видеонаблюдения. Тем не менее Тесак, по его словам, должен был находиться под круглосуточным контролем, так как на его личной карточке стояли «полосы», означающие склонность к побегу и пропаганде экстремизма, что подразумевает обязательное наблюдение каждые 30 минут. Кроме того, по информации следователя, он оказался один без сокамерников из-за якобы устно сделанного заявления об угрозах личной безопасности, характер которых не выяснялся. «Тем не менее челябинский следователь и начальник СИЗО рассказали нам сказку о том, как сын сначала перерезал себе артерии, залив кровью всю камеру, а потом непонятным образом повесился»,— пояснил отец погибшего.
Он отметил, что, согласно первой изложенной ему версии, якобы находившийся в подавленном состоянии Максим Марцинкевич вечером отказался от ужина, утром от завтрака, после чего в 6:15–7:00 утра совершил суицид, но потом в Москве время смерти в другом заключении было обозначено как 00:00.
«Мы действовали через ритуального агента, но челябинские морги отказывались нам выдать тело сына, ссылаясь на карантин, хотя другим тела выдавали»,— вспоминает Марцинкевич-старший. По его словам, после вмешательства адвоката труп все же ненадолго показали в ритуальном зале — помещенный в черный пакет. Как говорит отец, он «психанул», но потом все же нашел силы сказать жене, чтобы она снимала на телефон все повреждения, среди которых были следы как будто от уколов, ударов электрошокером, порезы, вырванные ногти и т. д. После того как гроб доставили в Москву, его не стал принимать по непонятной Сергею Марцинкевичу причине ни один столичный морг, и тело отправили в патологоанатомическое отделение больницы небольшого подмосковного городка.
«В четверг нам дали понять, что до похорон на тело нам даже не дадут взглянуть — это окончательное решение»,— сообщил “Ъ” отец погибшего.
Он отметил, что это решение станет поводом для обращения в правоохранительные органы. Сам Марцинкевич-старший не может «однозначно сказать», кто стоит за смертью сына. «Не знаю, может, его не хотели убивать, а перестарались, когда пытали»,— предположил отец. Но он отметил, что, с другой стороны, его сын погиб в день отъезда в Москву, где дальнейшие пытки были бы уже, скорее всего, невозможны, но зато он мог сообщить о происшедшем. Алексей Михальчик также не исключает, что его подзащитный погиб от рук «перестаравшихся» силовиков, которых по непонятным причинам прикрывают в Москве. Он отметил, что написал на имя председателя СКР Александра Бастрыкина заявление об умышленном убийстве (ст. 105 УК РФ), но его просто переслали в Челябинск, добавив к материалам доследственной проверки местного СКР.
Защитник считает, что только в рамках уголовного дела об убийстве можно проверить на предмет превышения должностных полномочий (ст. 286 УК РФ) или халатности (ст. 293 УК РФ) как сотрудников ФСИН, так и других силовых структур. «Моего сына убили, и я буду добиваться с помощью адвокатов, которые в разы юридически грамотнее меня, чтобы сказали, кто это сделал»,— заключил Сергей Марцинкевич.