Сельхозтехника продолжает оставаться наиболее стабильным сектором машиностроения, и в отрасли ждут продолжения роста рынка в 2021 году. О новой господдержке, планах на инвестиции и о том, почему в таких условиях стоит отказаться от дивидендов, рассказал “Ъ” совладелец «Ростсельмаша» Константин Бабкин.
Фото: Василий Дерюгин, Коммерсантъ / купить фото
Фото: Василий Дерюгин, Коммерсантъ / купить фото
— Каково сейчас состояние рынка сельхозтехники?
— За девять месяцев мы увидели рост на 18%. Урожай неплохой и цены на продукцию сельского хозяйства неплохие, соответственно, сельхозтехнику покупают даже больше, чем в прошлом году, результаты которого тоже были достаточно удачными. Я не вижу причин для ухудшения динамики и в следующем году.
— То есть нет опасений, что ослабление рубля и вызванный им всплеск спроса перетянули продажи с будущих периодов?
— Такой закономерности я не вижу, прямая зависимость здесь только от цен на урожай.
— В конце года традиционно закупают технику для посевной. За счет этого результат по году может оказаться еще лучше?
— В конце года действительно крестьяне уже продали урожай, они с деньгами и могут уже их тратить. Здесь как раз может сказываться, что они стремятся потратить деньги быстрее, потому что те могут обесцениться. Но это каждый год работает. И мы не ожидаем, что результат по году за счет этих продаж как-то скорректируется: будет рост около 18%.
— Замглавы Минпромторга Александр Морозов анонсировал, что в следующем году может заработать программа доступной аренды сельхозтехники, то есть оперлизинг. Как вы думаете, есть спрос на такую услугу?
— В сегменте лизинга агротехники «Росагролизинг» сейчас примерно на 40 млрд руб. закупает техники, это 30% рынка. В целом для комбайна десять лет — это нормальный срок жизни, они и по 30 лет работают, а если говорить о краткосрочном периоде, то через два года эксплуатации машина еще очень «бодрая». Мы выступаем за то, чтобы техника качественно выполняла свою работу максимально возможное количество времени, и сейчас развивается направление, когда одно хозяйство может арендовать машину у другого. Тысячи комбайнов работают на чужих полях каждый год. В советское время были тракторные станции, которые ездили конкретно по регионам. Так что развитие практики аренды и лизинга — дело хорошее.
— А вообще господдержка в бюджете сейчас релевантна рынку?
— Да, в этом году у нас счастье. Кстати, с этим связаны и положительные ожидания на следующий год и на дальнейший период. Например, по программе 1432, в рамках которой сейчас субсидируется 10% стоимости техники, каждый год, особенно к концу бюджетного периода, возникало состояние неопределенности: будет она продлена или нет. Сейчас в проекте бюджета правительство заложило по 10 млрд руб. в год на эту программу на три ближайшие года, на такой длительный период впервые. Сумма, конечно, не совсем достаточная, мы оцениваем потребность в 12–14 млрд руб. в год, поэтому будем обращаться за дополнительными средствами в правительство. Тем не менее основная часть уже выделяется.
Хочу поблагодарить правительство еще за то, что в следующем году будет запущена программа гарантии обратного выкупа техники на внешних рынках. Сейчас экспорт составляет 12,5 млрд руб. в год, и за счет этого механизма он мог бы еще вырасти. Потому что когда мы выходим на рынки, технику еще не знают, и кредитные или лизинговые организации говорят: мы не знаем, сколько машина будет стоить через два года, гарантируйте нам, что вы выкупите ее за 90%, если фермер за машину не расплатится. Здесь могут возникнуть затраты, и государство готово взять часть рисков на себя. Выделяется не так много, по-моему, 300 млн руб., но тем не менее важен не размер этой субсидии, а сам факт ее существования.
— Какие у вас планы по инвестициям?
— Мы как компания «Ростсельмаш» наметили программу на четыре года, готовы вложить 20 млрд руб. в развитие: 5 млрд руб. на освоение новых моделей комбайнов и тракторов, еще 2,5 млрд на разработку и постановку на конвейер новых типов навесного и прицепного оборудования. Также в планах построить тракторный завод, завершить первый этап локализации коробок передач и дифференциалов для тракторов. Кроме того, в планах модернизация окрасочных решений, компьютеризация завода, создание нового склада запасных частей, будем активно инвестировать в интеллектуальные, компьютерные системы. То есть стабильная политика правительства стимулирует нас больше и увереннее вкладывать.
Мы не планируем в ближайшие годы платить дивиденды, будем все вкладывать в развитие производства, расширение линейки, модернизацию завода.
— Сейчас сегмент себя чувствует достаточно хорошо. Почему бы не направить часть прибыли на выплату дивидендов?
— Ну, развиваться надо. Такая хорошая ситуация на рынке сподвигает к тому, чтобы больше инвестировать, быстрее развивать компанию.
— Чтобы не упустить рост рынка?
— Да, заполнить ниши, которые пока еще остаются: тракторы здесь локализовать, занять большую часть рынка. И уже начинаем думать об освоении других ниш: например, телескопических подъемников, которые тоже востребованы крестьянами. Раньше — при советской власти, до 2000 года — компания «Ростсельмаш», как и в принципе все на рынке, выпускала новую модель самоходной техники примерно раз в 30 лет. В нулевые — раз в пять лет, в 2010-е годы мы уже практически каждый год выпускали новую машину. Сейчас пришло к тому, что три—четыре новых самоходных машины в год «Ростсельмаш» уже запускает в серийное производство. Конечно, темп бешеный, но справляемся. И для того чтобы его поддержать и ускорить, соответствовать требованиям развивающегося сельского хозяйства, нужны инвестиции. Дивиденды подождут.
— Тракторы какой мощности вы планируете локализовать? Это аналоги тех, что делает Петербургский тракторный завод (ПТЗ)?
— В Канаде мы производим семь моделей тракторов, две перенесли сюда. Первый из них, мощностью 375 лошадиных сил, наверное, можно назвать аналогом «Кировца» (выпускается на ПТЗ.— “Ъ”). Мы заняли определенную часть рынка, где-то 30%. Мы видим, что «Кировец» — сильный конкурент, у нас нет особо пространства для дальнейшего расширения. Вторую модель мы перенесли гораздо более мощную, 620 лошадиных сил. Он уже в полтора раза мощнее, то есть не аналог.
— А МТЗ?
— МТЗ — специалисты в маленьких тракторах, до 100 «лошадей», хотя они показывают большие тракторы, но на рынке мы их как конкурентов сильно не ощущаем пока.
В следующем году планируем вывести на рынок трактор в классической компоновке, мощностью порядка 300 лошадиных сил. Это уже ниша, где «Кировца» нет. Следующая модель на очереди — 200 лошадиных сил, тоже классический трактор. В основном это ниша занята пока техникой из дальнего зарубежья, как John Deere, CNH.
— Если говорить о перспективных технологиях: у «Ростсельмаша» есть беспилотный комбайн. Когда он может появиться у клиентов? И насколько это конкурентная техника?
— Полностью беспилотный комбайн, безлюдная технология, в сельском хозяйстве в промышленных масштабах — это перспектива отдаленного будущего. Сейчас до сих пор нет даже беспилотных автомобилей, хотя там вкладываются гораздо большие деньги.
— Но есть карьерная спецтехника.
— Может быть, в карьерах это возможно, но комбайн, вообще сельхозтехника, периодически перемещается между полями, то есть ездит по дорогам общего назначения. Также во время уборочной, да и во время любых полевых работ в поле, много чего происходит: ходят люди, ездит много техники. Так или иначе в ближайшие годы человек будет присутствовать рядом с техникой. Но тема все большей интеллектуализации сельхозтехники актуальна, мы над ней плотно работаем. Сейчас мы на «Агросалоне» демонстрируем машины, которые могут самостоятельно подруливать, то есть во время движения по полосе оператор может отпустить руль и по оптимальной траектории с точностью 2,5 см двигаться по валку либо по краю кромки, оптимизировать траекторию движения. Это позволяет примерно на 15% лучше использовать машину, и такая система — востребованный продукт. Потому что оператор устает, под конец дня особенно, и жатку не полностью загружает работой или оставляет какие-то пробелы. Уже сотни таких машин сейчас заказаны.
Еще более востребованная система, которую мы планируем начать продавать в следующем году — самонастройка комбайна. А его постоянно надо перенастраивать в зависимости от культуры, влажности поля, урожайности, многих факторов. Оператор не всегда может почувствовать оптимальную загрузку комбайна и оптимально его настроить. Если переложить эту задачу на электронику, можно повысить производительность комбайна на 30%. Я этим летом был на уборочной, комбайнер говорит: я чувствую, что комбайн может ехать 12 км/ч, а мне руководители говорят «7 км/ч езжай, больше мы боимся, что ты в погоне за гектарами обеспечишь нам потери, будешь терять часть урожая». Он говорит: я чувствую, что это не так, я могу ехать быстрее, но тем не менее начальство не разрешает. Это же колоссальная разница по скорости, могла бы быть более эффективная загрузка комбайна, то есть могла бы быть существенная экономия топлива и времени.
Много электронных систем, помогающих выгружать продукцию, наладить взаимодействие между различными машинами, чтобы водитель машины, которая должна принять зерно, знал, в какой точке он должен оказаться и когда, чтобы вовремя принять выгружаемый из бункера комбайна урожай. Стоимость таких систем составит примерно около 1 млн руб. на комбайн. Максимально возможная комплектация составит немногим менее 10% от стоимости комбайна, но эффект от них будет гораздо больше — до 30% затрат на технику можно сэкономить при сельхозпроизводстве.