С некоторых пор хитрости мужчин больше не действуют. Никто уже не думает, будто мужчины нужны для физического труда, ибо труд этот потерял актуальность. Никому не нужны охота и война, ибо от них только грохот и лишние расходы. Даже миф, будто мужчины нужны для управления крупными компаниями или государствами, не выдерживает никакой критики.
ФОТО СЕРГЕЯ ВОРОНИНА |
Самым живучим из всех мейл-шовинистских мифов оказался миф о том, что мужчины, дескать, нужны для приличия. Давно уже женщины управляют не только корпорациями и странами, но даже и пассажирскими самолетами и с удовольствием, поставив машину на автопилот, отправляются прогуляться по салону, дабы насладиться зеленым цветом пассажиров мужского пола, смирившихся наконец с тем фактом, что самолет ведет баба. Мужчины проиграли по всем статьям, мужчины получили полную отставку. Они еще держались некоторое время, благодаря применению запугивания и грубой силы, но полковник Кольт, как известно сделавший для равноправия людей больше, чем даже Клара Цеткин и Мартин Лютер Кинг, заставил постепенно настоящих мачо работать в ночных клубах вышибалами.
Дольше других мифов, повторяю, держался миф о том, что мужчины нужны для приличия. Если, к примеру, у женщины был ребенок, то считалось, что откуда-то должен же был этот ребенок взяться. Ну то есть предполагалось, что если женщина выносила и родила ребенка, то у ребенка должен быть отец, и неплохо бы отца предъявить. Женщина, предъявлявшая окружающим отца своего ребенка, во-первых, утверждала, что не такой уж плохой у нее вкус, как могла бы свидетельствовать ее губная помада. Во-вторых, женщина предъявляла мужчину общественности и утверждала тем самым собственную человечность, в том смысле, что вот всего лишь на какой-то час и нужен был ей этот жалкий субъект, а она с тех пор не бросает его и заботится о нем почти так же великодушно, как о собаке.
Кроме того, длительное время мужчина использовался женщиной еще и в качестве аксессуара к вечернему платью или в качестве спортивного инвентаря. Долгое время считалось все же приличным появляться на вечеринках со спутником, что бы он там ни выкрикивал под конец, развеселившись. И спортивным развлечениям почему-то принято было предаваться разнополыми парами, даже если девушке и приходилось отчаянно и публично называть пузо своего спутника брюшным прессом.
Мужчину принято было иметь, как принято иногда бывает надевать галстук, хоть он и есть не что иное, как деградировавший шарф. Однако же каких-нибудь сто лет назад принято было кроме галстука обязательно носить шляпу и трость, а теперь не принято. И точно так же не принято больше женщине иметь мужчину, разве что в особо чопорных и откровенно ретроградских компаниях.
Все! Мужчина больше никому не нужен, ни женщине, ни себе самому, поскольку сам же мужчина всю историю цивилизации настаивал, что ему нужна женщина. Мужчина никому не нужен, но однако же он существует. А для чего существуют вещи, которые никому не нужны?
Для чего, спрашивается, существуют затейливые узоры на крыльях бабочек, тогда как любой биолог вам скажет, что не стоило так стараться ради обмана безмозглых птиц? Для чего, наконец, существует «лунный дворик», яркая черта вокруг полной луны, особый оптический эффект, воспетый немецкими поэтами?
Автор этих строк исходит из той аксиомы, что если предмет или явление явно не имеет никакого смысла, но все же существует, то существует он для красоты. Мужчина явно не имеет никакого смысла, но все же существует. Следовательно, мужчина существует для красоты.
Раз так, то вам придется значительно пересмотреть свои, простите великодушно, весьма примитивные представления о красоте. Вы представляли себе красоту как нечто нежное, утонченное, шелковистое и глянцевитое? Так нет же. Посмотрите в зеркало, если вы мужчина. Или, если вы женщина, сделайте над собой усилие и посмотрите на какого-нибудь мужчину, желательно чужого, чтобы пристальное разглядывание своего не вызвало у вас с непривычки отвращения к человеку, с которым предстоит жить по крайней мере до следующего утра. Посмотрите. Это красота.
Про этот нависающий над ремнем живот не надо думать, будто он простительная слабость, и не надо даже думать, будто он воплощает древний образ плодородия. Про него надо думать, что он красота.
Про эту плешь на голове не надо думать, будто плешь свидетельствует об уме. Про нее надо думать, что она красива.
Про волосатые ноги не надо думать, будто в них есть что-то мужественное, иначе получится, что самки горилл мужественнее человеческих мужчин. Про ноги надо думать, что они красивые.
Когда вы научитесь так думать, последним и самым трудным шагом на пути познания истинной красоты должно стать частое созерцание мужчины блеклого, ибо блеклость принято считать хуже брутальности. Найдите мужчину в пиджаке, пузырящемся на загривке, лысоватого, невысокого, субтильного, с носом уточкой, с тонким голосом, говорящего к тому же все время всякие глупости. Найдите такого мужчину и рассматривайте его часто. И когда вы распознаете в чертах и манерах его красоту, вы научитесь красоту понимать.
Человек, научившийся видеть красоту в таком блеклом на первый взгляд мужчине, будет видеть ее во всем. В гусенице, нечаянно упавшей за шиворот, в моли, поселившейся в шкафу. Всяким проявлением своим мир будет доставлять радость человеку, научившемуся распознавать истинную красоту. А если несколько таких людей встретятся, они будут счастливы. Ничто не будет печалить, ничто не будет мешать счастью. Если фантазировать дальше, то народ, научившийся распознавать красоту, будет жить на самой цветущей в мире земле.
Другое дело, что работать и думать что-нибудь, кроме бреда, на этой цветущей земле будут только женщины. Но ведь у женщин заведомо лучше получается. И ведь мужчины - только для красоты.
ВАЛЕРИЙ ПАНЮШКИН