«Все думали, что меня отпустят, потому что я журналист»

Фотограф Юрий Комиссаров — о семи сутках ареста за освещение протеста в Бобруйске

В Белоруссии продолжаются акции протеста оппозиции, которые периодически не обходятся и без массовых задержаний. 4 октября при исполнении служебных обязанностей в Бобруйске был задержан белорусский фотограф Юрий Комиссаров, сотрудничающий и с “Ъ”. Отсидев семь суток по обвинению в участии в несанкционированном массовом мероприятии, он решил рассказать о том, как это было.

Днем 4 октября мы с коллегой, будучи в Бобруйске, пошли делать репортаж о традиционном воскресном шествии оппозиции. В том шествии принимали участие человек 25. Все время я держался поодаль от колонны, так как интересных крупных планов не было: протестующие шли без плакатов и символики. Задержания начались внезапно, силовиков было раза в два больше, чем протестующих. Бежать было некуда, да и нужно продолжать фотографировать. Тем более что на мне висел бейдж. Но он не помог.

Задержали довольно брутально. Омоновец просмотрел фотографии, но ничего не удалял — вероятно, не увидел в них ничего опасного.

Привезли в УВД и завели в актовый зал, где показали фильм про «цветные революции». После для надежности пару раз отформатировали мои флешки — удалили все фотографии.

Затем начался допрос по уголовному делу, поводом для возбуждения которого стал пожар в общественном пункте охраны правопорядка, произошедший в Бобруйске 28 сентября. Рассказал, что слышал об этом, но посчитал эту информацию не настолько интересной, чтобы узнать побольше. Поинтересовались, какими источниками информации пользуюсь, подписан ли на Telegram-канал Nexta, координирующий протесты. Опросили и насчет участия в массовом мероприятии. Я заявил, что не участвовал, а делал фоторепортаж. Они это записали, но в итоге это никак не отразилось на моей дальнейшей судьбе.

Последние данные по ситуации в Белоруссии

Смотреть

У всех задержанных (21 человек, четыре из которых — журналисты) в протоколах было написано одно и то же: «принял активное участие, всячески стремился привлечь к себе внимание граждан…».

При этом документ составлялся под кальку, а в моем все было написано в женском роде: «приняла», «стремилась».

Неправильно указали образование, отчество… Пришлось все исправлять.

В изолятор временного содержания привезли примерно через десять часов после задержания. Я сидел с парнями, которые также были на марше. Все думали, что меня отпустят, потому что я журналист, поэтому запомнил номера телефонов их родственников, чтобы связаться, когда выйду. Но оказалось все наоборот.

Суд проходил в изоляторе временного содержания (ИВС) 5 октября после обеда, всех судили за участие в несанкционированном массовом мероприятии. Двое судей за 5–10 минут судебного заседания раздавали по 10 базовых величин штрафа (примерно $100), если согласен с протоколом, или по 20, если не согласен. Два парня получили по пять суток. Моих сокамерников отпустили, наказав штрафами по 20 базовых величин. Одну журналистку отпустили до суда, у другой еще ночью случился гипертонический криз, ее доставили в больницу. Когда у дверей, где проходили суды, остались только я и еще один журналист, мы узнали, что нас судить будут на следующий день.

Мне нашли адвоката. Дело было отправлено на доработку, и 6 октября адвокат предположила, что меня отпустят по истечении трех суток. Но, как оказалось, дело доработали быстро, и за пару часов до истечения трех суток, крайнего срока задержания, меня судили в стенах ИВС.

Как я узнал позже, адвокату сообщили о суде за полчаса до его начала, на ознакомление с делом у нее было минут десять.

На заседании я снова рассказал, что являюсь фотокором, в мероприятии не участвовал. Судья выслушала меня и свидетеля — подполковника милиции. Сотрудник, который вел мой процесс, перед этим отметил, что в колонне никто руками не махал и ничего не выкрикивал, шли без символики. Вся суть обвинения сводилась к тому, чтобы сделать меня участником несанкционированного массового мероприятия. В итоге мне дали больше, чем остальным задержанным,— семь суток. Как сказано в заключении, «в целях повышения воспитательного воздействия и предупреждения совершения новых аналогичных правонарушений».

На вторые сутки ко мне в камеру подселили двух завсегдатаев ИВС и лечебно-трудовых профилакториев (ЛТП). Сутки мы пробыли в одной камере, потом нас перекинули в другую. Была и третья камера — четырехместная. Там нам компанию составил вор-рецидивист. Камера представляет собой помещение 4,5 м на 2,2 м, в котором расположены две двухъярусные шконки, полутораметровые стол и лавочка, навесной шкафчик, умывальник, напольный унитаз находился за дверью в полутораметровом кирпичном ограждении, облицованном плиткой.

За нами наблюдали через две видеокамеры, через открывающуюся щель в двери каждые полчаса смотрел надзиратель.

Время проходило в разговорах, сокамерники делились опытом, вспоминали, как ИВС выглядел раньше, что «после ремонта здесь санаторий». Рассказали, где в Бобруйске магазины без видеокамер и охранников, прочие секреты мастерства. Масса интересных разговоров!

В нашей камере встретились люди, которые отбыли срок на одной зоне, поэтому у них нашлось немало общих тем. Слушать их было моим единственным развлечением. При этом ощущался информационный вакуум: о том, что происходит в стране, нам было неизвестно.

Как члены координационного совета белорусской оппозиции начали работу в Москве

Еда довольно пресная, но вполне съедобная. На завтрак, обед и ужин — каша и большой кусок хлеба. На обед еще был суп и компот, на завтрак — чай. Видимо, завсегдатаи таких учреждений на воле недоедают, потому что вся пайка уходила моментально, они не отказывались от добавки. Было похоже, что в ИВС этим людям живется лучше, чем на воле.

Последние двое суток остался в камере один, ходил по ней и читал.

Освободили меня через семь суток после задержания, вывели не через центральный вход и доставили домой на машине ГАИ.

Полагаю, это сделали для того, чтобы я на выходе не встретился с довольно большой группой встречающих — родственниками, друзьями, журналистами, задержанными вместе со мной участниками шествия.

В Белоруссии за пребывание в ИВС приходится еще и платить в бюджет.

Я заплатил 54 белорусских рубля (примерно $20) за семь дней.

Три дня до суда, получается, проживание было бесплатным, так как сутки стоят 13,5 руб.

После освобождения я подал жалобу на постановление Бобруйского суда в Могилевский областной суд. Но никаких иллюзий по поводу того, что жалоба будет удовлетворена, не питаю.