«Тут война, а они кошек кормят»
Как люди в Степанакерте под обстрелами пытаются остаться людьми
Корреспондент “Ъ” Александр Черных, будучи в Степанакерте, приметил возле пресс-центра правительства непризнанной Нагорно-Карабахской республики немецкую овчарку — дружелюбную, радующуюся каждому, кто ее погладит. А потом познакомился с людьми, которые в условиях продолжающейся войны всячески поддерживают кошек и собак, оставшихся — временно или навсегда — без своих хозяев.
Фото: Коммерсантъ / Анатолий Жданов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Анатолий Жданов / купить фото
Возле пресс-центра правительства непризнанной Нагорно-Карабахской республики живет немецкая овчарка — дружелюбная, радующаяся каждому, кто ее погладит. Каждый день я украдкой выносил ей тушенку с общего стола — а потом заметил, что и сотрудники пресс-центра, виновато улыбаясь, приносят ей поесть: «Хозяева уехали, вот она к нам прибилась, ждет, что они вернутся». За неделю в Степанакерте я замечаю много ласковых собак — они ластятся, лижут руки, трутся об ноги; стоит потрепать по голове — идут с тобой пару кварталов. «В Степанакерте теперь очень много бездомных домашних животных,— вздыхает Нунэ, преподавательница русского языка и литературы в местном университете ("Не надо называть фамилию, а то подумают, что я пиарюсь").— Когда город начали обстреливать, люди спешно собрались и уехали, оставив кошек и собак. Я никого не хочу судить: не каждый водитель посадит животное в автобус на несколько часов, особенно когда бомбы рядом падают. Да и куда их везти — люди уезжали к дальним родственникам, к совсем незнакомым людям. У нас в Армении люди пока не привыкли к домашним животным: беженцев готовы принять, но не кошку или собаку. Вот поэтому люди оставили своих животных в городе — плакали, но уезжали без них».
Нунэ и ее друзья — редкое для региона исключение. Несколько лет назад они создали Facebook-группу «Любители животных в Арцахе» — чтобы пристраивать бездомных кошек и собак, да и вообще менять отношение общества к ним. «И знаете, как печально видеть на улицах тех, кого мы раньше пристроили,— жалуется она, расфасовывая кошачий корм в лобби отеля "Европа".— Вот мы пару лет назад так долго искали хозяев для кота Рыжика. Нашли, так радовались. А неделю назад я иду — и вижу, что Рыжик снова сидит во дворе, весь тощий. Конечно, он меня узнал, спрыгнул, трется об ноги. А что я могу сделать — магазины закрыты, кормить их нечем. Я даже не про специальный корм говорю — про мясо. Магазины неделю были закрыты, без электричества — все испортилось. Гуманитарную помощь людям возят, но про животных никто не думает. И это понятно — но у нас с друзьями просто сердце кровью обливается, когда мы видим на улице породистую собаку или кошечку. Ладно бы у помоек ели — так ведь и помойки сейчас пустые».
Нунэ сфотографировала несколько собак на пустых улицах и опубликовала фотографии в Facebook. Пост неожиданно стал вирусным; люди со всего мира собрали деньги, на которые друзья Нунэ купили в Ереване несколько мешков корма. Теперь их раз в пару дней привозят в автобусах с гуманитарной помощью. Члены Facebook-группы, оставшиеся в городе, разделили Степанакерт на несколько секторов — и каждый день разносят корм по известным им точкам.
«Больше всего собак — у гостиниц,— объясняет Нунэ, выходя из "Европы" с пакетом корма.— Людей там централизованно собирали, сажали в автобусы. И теперь собаки каждый день приходят к гостиницам — ждут, когда их хозяева вернутся. Тут и овчарки, и доберманы, и лайки, и хаски… Только их с каждым днем все меньше — я надеюсь, это они из-за постоянных бомбежек разбегаются. Не могу думать, что они могут от голода умереть».
Нунэ рассыпает корм неподалеку от входа в гостиницу; из-за здания осторожно подходят несколько красивых псов — на одном дорогой кожаный ошейник. Они виляют хвостами, но держатся на расстоянии. Дима, товарищ Нунэ по Facebook-группе, достает связку «гуманитарных» сосисок. Собаки, забыв страхи, тут же подбегают к нему — Дима не успевает даже очистить сосиски от оболочки.
«Этого я, кажется, видела в интернете,— всматривается Нунэ.— Как только мы в группе написали, что будем кормить оставленных животных, то сразу начали писать их хозяева. Они публикуют фотографии — "вот это наш Рой, вот это наша Найда, пожалуйста, покормите их, пока мы не вернемся". Люди просто плачут у мониторов, когда видят у нас на фотографиях, как их животные исхудали».
Фото: Анатолий Жданов, Коммерсантъ
Фото: Анатолий Жданов, Коммерсантъ
Дима везет нас на машине по «кошачьим» точкам. Их не так много, говорит Нунэ,— кошки умеют устраиваться: «Собака если придет в подвал, где люди от бомбежек прячутся, то ее скорее всего прогонят. У нас обычно больших собак заводят — ну куда такую в подвал, страшно. Особенно когда бомбежка — они носятся, лают. А кошки сядут в уголочек, людям даже спокойнее, когда под бомбами их гладят». И все-таки некоторые кошки живут стаями во дворах, где нет подвалов, потому что боятся отходить далеко от дома. Нунэ насыпает корм у пустого подъезда — из-за дверей сразу выбегает красавица, русская голубая. За ней обычная полосатая кошка — но сразу видно, что ухоженная. Вернее, была раньше. Нунэ огорченно качает головой: «Видите, у нее глазки больные? Я ей протираю чаем, но пока не помогло. Нужны лекарства, но их и для людей не хватает, что уж про животных говорить».
Что нужно знать о конфликте в Нагорном Карабахе
Дальше мы едем на рынок — там домашних кошек нет, но "Любители животных в Арцахе" кормят и рыночных. Раньше на рынке было много шашлычных и кебабных, кошки плодились и радовались — но теперь люди ушли, и животных некому подкормить. У Нунэ звонит телефон, она разговаривает на смеси русского и армянского: «Жизнь моя, как ты? Все хорошо, ты там не голодаешь? Целую тебя, иногда звякай маме, хорошо?»
Это звонит сын Нунэ, «с первой линии» — так здесь называют фронт. «Я такую глупость сделала,— жалуется она.— Сын пришел весной из армии, я ему на 20 лет подарила айфон. А теперь он снова ушел воевать, а ведь айфон заряд не держит, поэтому даже позвонить не может. Я поэтому отвечаю на все незнакомые номера — он просит у ребят телефоны, с чужого всегда звонит».
Нунэ уточняет, что ее сын как единственный ребенок в семье имеет право на льготу — ему не обязательно было идти на фронт, его могли отправить в тыл. «Но я воспитала своего сына настоящим армянином,— гордо говорит Нунэ.— Я ему ни слова не сказала, но он пошел сам, записался — и теперь в первых рядах. Он настоящий мужчина, пусть ему всего 20 лет».
Из-под пустых прилавков выбегают кошки — рыжие, белые, полосатые. Нунэ высыпает корм прямо на асфальт — и они тут же накидываются на еду. Мимо проходят люди со стопками лаваша: пекарня на рынке начала работать и бесплатно кормит всех хлебом. «Знаете, я боялась, что меня буду ругать: мол, тут война, мы под обстрелами живем, а они кошек кормят… Но нет, я зря так думала — люди улыбаются, радуются,— говорит Нунэ.— Это ведь признак мирной жизни, людям это нужно. И меня саму это успокаивает. Я ведь страшно беспокоюсь — у меня племянник там, на фронте, брат, сын… каждое утро начинается с переклички. Аптеки закрыты, валерьянки нет — вот хоть кошки и собаки мне помогают». Из-под синего тента выбирается еще одна кошка — запылившаяся, худющая. Она смотрит на нас гноящимися глазами, а потом осторожно — бочком, бочком — подходит к рассыпанному корму. Трехцветная. Говорят, такие приносят удачу.
Если идти по рынку дальше, утыкаешься в овощные ряды. В нос бьет запах тухлятины, над деревянными ящиками вьются мошки. Хозяева бросили товар еще в конце сентября, когда город начали обстреливать. Продукты так и остались гнить на прилавках: я вижу в коробках расплывшиеся помидоры, покрытые пушистой плесенью огурцы, совершенно черные бананы, усохшую кукурузу, увядшие перцы с баклажанами. В одном из ящиков обнаруживаются даже ананасы; принюхиваюсь – прокисшие.
Бои в Карабахе. Сводка за 16 октября
Фото: Анатолий Жданов, Коммерсантъ
Фото: Анатолий Жданов, Коммерсантъ
Между рядами бродят жители Степанакерта — они ищут, есть ли что-нибудь съедобное. Женщина средних лет в очках, похожая на типичную школьную учительницу, придирчиво разглядывает помидоры — как это и принято на рынке. Только в этот раз все они гнилые: непонятно, что тут можно выбрать. Аделла очень смущается, когда я подхожу поговорить: «Неудобно мне. Некрасиво. Вы не думайте, что мы так всегда делаем, из помойки едим. Это нехарактерно для нас. Просто сейчас война. Есть гуманитарная помощь, консервы. Магазин рядом с домом открылся — но там одни макароны. Но людям в подвале хочется суп, что-то горячее. Вот я и пришла — вдруг что-то найдется. Очень стыдно, как из помойки берешь. Но что поделать — война».
Я угадал: Аделла много лет работала учительницей химии, теперь на пенсии. «Я в советское время жила в азербайджанском городе Мингечевире,— рассказывает она.— Я здесь родилась, маленькая была, когда отец решил переехать. Он строительством занимался, а братья там жили — сказали, город молодой, строится, работы будет много. И отец поехал, работал в строительном управлении. Моя мама там была учительницей армянской школы. Я выросла, замуж вышла, вернулась сюда — а родители там так и жили. До 1988 года».
Аделла говорит, что поворотной точкой стал Сумгаитский погром — после этого армяне стали массово покидать азербайджанские города. «Вроде в советское время все нормально было — а тут как будто кран открыли — и кровь полилась,— говорит она.— Конечно, официально ничего не рассказывали, но мы по телефону со всем Союзом созванивались. Очень быстро о Сумгаите узнали. И стало понятно — геноцид повторяется. Стало ясно: надо бросать квартиру, мебель, все добро — и бежать на родину».
Родители Аделлы три дня не выходили из дома, пока семья в Степанакерте искала, как их эвакуировать: «А машин не было, все боялись. Это же через Агдам надо ехать, а там уже азербайджанские порядки, небезопасно». Я вспоминаю, как на неделе пытался проехать в обстреливаемый Агдам — на машине дорога занимает всего-то минут 40 из центра Степанакерта; как из одного района Москвы в другой. Невозможно представить, чтобы это было смертельно опасно. «Нашелся в итоге один парень смелый,— продолжает Аделла.— Говорил: "У меня усы, я на азербайджанца похож. Меня не остановят, я поеду и заберу сколько смогу людей". Так и получилось».
Я не выдерживаю и задаю логичный, как мне кажется в 2020 году, вопрос:
— Ваши родители столько лет там прожили — неужели у них не нашлось друзей-азербайджанцев, чтобы помочь?
— Знаете, когда брат оттуда приехал, он снял рубашку и говорит мне: «Это рубашка соседа Вагифа. Мы ночью собирали вещи, я бегал туда-сюда, а соседи-азербайджанцы нам помогали — смотрели, как бы кто ночью во двор не пришел. Когда я садился в машину, мы с Вагифом обнялись, и он понял, что моя рубашка мокрая от пота. Тогда он сказал – нельзя так в горах ехать ночью, простынешь. Снял свою рубашку и отдал мне». Вот и так тоже было,— говорит Аделла.— Но все-таки...
Она показывает на свой пакет с увядшими баклажанами:
— Я советская учительница, у меня 45 лет стажа. Я жила в интернациональном городе, я интернационалистка была всю жизнь. А сейчас уже и не знаю.
Фотогалерея
Конфликт в Нагорном Карабахе
Фото: Коммерсантъ / Александр Казаков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Казаков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Казаков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Казаков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Казаков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Анатолий Жданов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Анатолий Жданов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Анатолий Жданов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Анатолий Жданов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Казаков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Казаков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Казаков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Казаков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Анатолий Жданов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Анатолий Жданов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Анатолий Жданов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Анатолий Жданов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Анатолий Жданов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Анатолий Жданов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Казаков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Казаков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Анатолий Жданов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Анатолий Жданов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Анатолий Жданов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Казаков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Казаков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Казаков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Казаков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Анатолий Жданов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Анатолий Жданов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Анатолий Жданов / купить фото
Фото: AP
Фото: AP / Dmitri Lovetsky
Фото: Dmitri Lovetsky / AP
Фото: Armenian Prime Minister Press Service / AP
Фото: AZIZ KARIMOV / EPA / Vostock Photo
Фото: Press office of Armenian Defense Ministry PAN Photo / AP
Фото: Davit Ghahramanyan / NKR Infocenter / AFP
Фото: Reuters / Stringer
Фото: Reuters
Фото: Aziz Karimov / AP
Фото: Reuters / David Ghahramanyan / NKR InfoCenter / PAN Photo
Фото: Reuters / Aram Kirakosyan / PAN Photo
Фото: Reuters / David Ghahramanyan / NKR InfoCenter / PAN Photo
Фото: Валерий Шарифулин / ТАСС
Фото: Reuters / Gor Kroyan
Фото: РИА Новости
Фото: Aram Kirakosyan / PAN Photo / AP
Фото: Reuters / Aziz Karimov
Фото: Reuters / Aziz Karimov
Фото: Reuters / Lusi Sargsyan / Photolure
Фото: Reuters / Vahram Baghdasaryan / Photolure
Фото: Reuters / Vahram Baghdasaryan / Photolure
Фото: Reuters / Aziz Karimov
Фото: Reuters / Vahram Baghdasaryan / Photolure
Фото: Reuters / Aziz Karimov
Фото: EPA / Vostock Photo
Фото: Armenian Foreign Ministry / AFP
Фото: Reuters / Defence Ministry of Armenia
Фото: Reuters / Defence Ministry of Azerbaijan
Фото: Reuters
Фото: Armenian Foreign Ministry via AP
Фото: Azerbaijani Defence Ministry / AFP
Фото: Karabakh's presidency / AFP
Фото: Edgar Kamalyan / Armenian Foreign Ministry via AP
Фото: Armenian's Defense Ministry via AP
Фото: Melik Baghdasaryan / Photolure via Reuters
Фото: Handout / press service of Armenia's government / AFP
Фото: Aziz Karimov / Getty Images
Фото: Aziz Karimov / Reuters
Фото: Azerbaijani Presidency / Handout / Anadolu Agency / AFP
Фото: Armenian Defense Ministry via AP